как огромные серо-зеленые крысы, бросились в кювет. Баранов привстал и выстрелил. Первый беглец опрокинулся на дорогу. Рядом с ним улеглись еще двое. А четвертого пуля Сычева догнала уже в кустарнике. Машина загорелась.
- Сбивайте огонь! Может, в кузове боеприпасы! - кричу товарищам и первым нагребаю в фуражку земли с бруствера.
Увлекшись тушением огня, мы не заметили, что один из гитлеровцев, видимо, только притворившись убитым, быстро вскочил и побежал в кусты.
- Эй, куда ж ты! - как-то попросту крикнул ему вслед Астафьев и метким выстрелом тут же уложил его.
Из кузова мы достали два ящика патронов, несколько гранат, собрали оружие убитых и бросились в лес.
Пробежав по лесу с полкилометра, остановились под развесистой кроной дуба перевести дух. И как-то, не сговариваясь, ребята окружили Леньку Баранова, как герою дня пожимали руки, тискали, хлопали по плечу.
Только я воздержался от бурного проявления чувств, потому что не знал, как расценивать его перебежку почти на виду у врага - как геройство или как ухарство, которое в нашем положении ни к чему.
- Скажи Сычеву спасибо, что вовремя офицера стукнул, а то бы ты так и остался с гранатой в руках.
- Могло быть и такое! - согласился Баранов. Но у меня на этих бандюг столько злости, что и убитый сумел бы кинуть гранату!
- Что-то теперь с нашей зозюлечкой? - печально спросил Евсеев.
И в этот момент совсем рядом послышался треск сушняка под ногами.
- Стой! Кто идет! - вскинул винтовку Астафьев.
- То мы, хлопцы из села, - раздался почти детский голос. - Мы свои. Не стреляйте, дяденьки!
- Если свои, то чего же стрелять, - задорно ответил Астафьев. - Сколько вас, своих-то?
- Да туточки четверо. А там еще идуть, - из кустарников вышел подросток в отцовском пиджаке, подпоясанном сыромятным ремешком, и в новенькой пилотке с пуговицей от красноармейской гимнастерки вместо звездочки. За ним, как за разведкой, вышли два парня и мужчина лет сорока. Старший, сняв серенькую рваную кепку, вытер взмокший лоб и сказал виновато:
- Бежали, думали, не успеем.
- Куда ж вы так торопились? - спрашиваю, внимательно осматривая каждого.
- Так то ж, когда мы услышали стрельбу около моста, поняли, что кто-то приютил тех супостатов окаянных. Подумали, допомога будет нужна, вот и побежали.
- Кому вы хотели помочь, им или нам? - спросил Баранов.
Мужик зло сверкнул черными глазами из-под нахмуренных бровей:
- Кому ж мы теперь можем помогать после того, как те супостаты перестреляли три семьи и хаты спалили.
- Пере-стреля-ли?
- А эти, что в крайнем доме, Юхим да Марфа? - подступил к нему Баранов. - С ними что?
- С них все и началось, - угрюмо ответил мужик. - Ночью у них были наши хлопцы, окруженцы, а утром об том уже стало в городе известно. Тут у нас двое таких, что стараются на фашистов. Вор Федот Закута, выпущенный немцами из тюрьмы, да Захар Тяжкий, такой, что не успели вовремя в тюрьму упаковать. Кто-то из них и донес. Машина так и остановилась возле дома Юхима. Там обоих сразу застрелили, а хату подпалили... - Он умолк, будто все рассказал, и вдруг поднял на меня покрасневшие глаза и устало добавил: - Сегодня и меня разыскивали. Сидор Савчук я, бывший колхозный завхоз. Я знал, что Закута будет сводить со мной счеты за то, что воровство его вывел когда-то на чистую воду, так я жену и детей отправил к родне, на Смоленщину, а сам остался присмотреть за колхозным добром. Да лучше бы не оставался...
- Может, вам и самому податься на Смоленщину? - заметил я. - Идемте с нами.
- Нет, тут вся моя бригада, вместе работали, вместе бедовать будем. - И вдруг робко попросил: - Вы бы вот дали нам немного оружия.
- Но зачем вам оружие? - спросил Лев. - Вы люди невоенные. Не станете же вы вступать в бой с фашистами.
- А то уже как придется. - И, снова утерев пот со лба, мужик с упреком добавил: - Вы же вот все уходите, а нам тут беззащитными оставаться с такими душегубами!
Больно мне стало от этих горьких, но справедливых слов.
- Садитесь, товарищи, - предложил я своим и селянам. - Дело это надо серьезно обмозговать.
- А чего тут судить да рядить! - отмахнулся Сидор. - За нас уже подумали и порешили. - И, положив свою засаленную кепчонку на колено, он отвернул подкладку возле козырька, достал сложенный вчетверо лист бумаги. Вот читайте. Тут все ясно сказано, что надо нам делать. Да не только нам, а и всем тем, кто попал в окружение.
Я с некоторым предубеждением взял бумажку из рук Савчука. Но только развернул ее, невольно, как перед большим начальством, встал.
- Что там, командир? - спросил самый нетерпеливый в нашей группе Леонид Баранов и тоже встал.
Это была листовка, видимо, сброшенная с самолета, с обращением партии к советскому народу. Но, передавая Баранову эту листовку, я сказал:
- Приказ всем, кто попал в окружение.
- Приказ? - вскочили Астафьев и Евсеев. - Да читай ты вслух! потребовал Евсеев.
- "...В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеских армий, для разжигания партизанской войны повсюду и везде..."
- Политрук! Ты прав, это приказ нам! - горячо воскликнул Баранов. Нам, чтобы попусту не тратили время и силы на выход из окружения, а начинали действовать в тылу врага.
- Да ты читай, читай! - прервал его Астафьев. - Или дай я.
Но тут послышался гул автомобиля.
- Неужели уже узнали? - прислушавшись к нараставшему реву моторов на дороге, удивился Евсеев.
- Так мы ж, как только бабахнула ваша бомба, побежали сюда, а ворюга Захар - на мотоцикл и в город! - пояснил Савчук. - Сам видел, какой он был белый от страха.
- Вот сука. С ним бы надо, как и с теми гитлеровцами! - зло проговорил Астафьев. - А мы-то ушли в лес и мотоцикл пропустили...
- Вам лучше отсюда уйти подальше, - забеспокоился Савчук. - Так вы, того, если можете, дайте нам что из трофеев...
Я посоветовался с товарищами. И решили весь трофей отдать этим людям. У каждого из нас была своя, русская, винтовка и боеприпасы к ней, а лишнее оружие нам ни к чему.
- Отдадим вам все, что добыли сегодня, кроме гранат, - сказал я, обращаясь к Савчуку, - но дайте слово, что вы это оружие надежно спрячете до поры до времени.
- Мы не дети, не для игры берем, - ответил Савчук.
- А мне! - чуть не со слезами бросился ко мне подросток. - Товарищ командир, дайте и мне винтовку!
- Ну что ты, - положил ему руку на плечо Сычев, - война - это не детское дело.
- Я уже не маленький! - И подросток нахмурился, отвернулся обиженный.
- Федя мой племянник, сын председателя колхоза, - пояснил Савчук. Отца его фашисты повесили, как только вошли в наше село. А он теперь за главу семьи, на его иждивении мать и две сестренки.
- Значит, кончилось твое детство, - горько сказал Сычев. - Я тебе обещаю отомстить за твоего отца.
Но Федя ничего не хотел слушать, требовал свое.
- Товарищ командир, - вскричал он, - пусть они дадут и мне! Ну, не даете так, то поменяйте. - И он вынул из-за пазухи маленький вороненый пистолет, такие называют "дамскими". - Возьмите это, а мне винтовку, она дальше бьет.
- О, да ты, я вижу, не дремал. Где ж ты раздобыл эту штуку?
- За Березиной, там, где был большой бой, гитлеряку нашел в канаве. Сам убитый, а пистолет в руке держит, гад!
- Сколько тебе лет?
- Четырнадцать.
Пулеметная очередь, раздавшаяся на месте нашей недавней стычки с фашистами, оборвала наш разговор.
- Могут прочесать лес, - предположил рассудительный Евсеев. - Надо уходить, особенно вам, - кивнул он на деревенских.
- Нет, им теперь отрываться от нас опасно, - заметил Баранов, - мы одной ниточкой повязаны. Если немцы пустят собаку, она возьмет сперва наш след, а потом и тех, кому мы передали оружие.
Пришлось задуматься.
- Как же нам быть? - спросил Савчук. - Выходит, я тех собак сам приведу до своего дома.
- Всем уходить за Березину, чтобы оборвать след, - ответил Баранов.
- Да у нас тут есть небольшая речушка. По ней мы в свой лес можем уплыть, - сказал Савчук, видимо, боясь удаляться от дома. - Там и лодка у меня стоит. Может, и вы пойдете вместе с нами? Был бы командир, отряд организовали бы.
- Нет, мы пойдем на восток, за Березину. Надо подальше уйти, чтоб не навлечь на село новой беды, - сказал я, и мои товарищи согласились.
- Ну, то вы себе идите через тот соснячок прямо до берега Березины, указал путь Савчук. - А мы повернем направо, переберемся через Гнилую речку и вернемся в село с другой стороны.
Мы расставались как давние друзья, как родные. Что будет с этими людьми? Встретимся ли когда-нибудь?..
Мы не одиноки
Утром мы наткнулись в лесу на шалаш из еловых веток. Осторожно осмотревшись, подошли к нему и заглянули. Никого. Шалаш большой, пол устлан еловыми ветками. В углу на охапке сена - недоплетенная корзинка и заготовленные для нее прутья. Леонид показал кожуру от картошки:
- Свеженькая. Нисколько не присохла. Так что мы помешали человеку обедать.
- Предлагаю расположиться в этом уютном жилье, но выставить посты, сказал я.
- Правильно, командир, - поддержал меня Баранов. - Я дежурю первым. Хочется высмотреть хозяев шалаша.
За ночь хозяева не появились, и мы отправились в сторону деревни, надеясь кого-то увидеть на дороге и поговорить.
И тут нам повезло. Только вышли из леса, увидели, что люди копают картошку. Картофельное поле тянулось до самой деревни. Но, видимо, оно было разделено на делянки. Люди работали семьями на своих участках. Ближе всех к нам были трое - мужчина, женщина и девушка. К ним можно было подойти по кустарнику так, чтобы нас не увидели другие. Я пошел вдвоем с Иваном. В зарослях трех-четырехлетнего березнячка наткнулись на ямку, до половины заполненную картошкой. Значит, люди выкапывали и сразу ссыпали урожай в яму.