Затем Архипов со своим отделением куда-то исчез. Но через часок снова появился в Буйневичах. Вошел в дом, где остановился наш штаб, и обратился ко мне:
— Товарищ командир, захватил трех гитлеровцев. Хотел сам начать допрос, да побоялся. Уж больно я горячий. Уложить могу фрицев. А что толку будет! Так вы уж, пожалуйста, допросите сами…
Комсомольским ротам я приказал отдыхать. Молодцы ребята! Прекрасно провели операцию по захвату Буйновичей и заслужили короткую передышку.
Документы, захваченные Ваней Архиповым в немецкой комендатуре, сослужили нам огромную службу. По ним, в частности, мы узнали о системе обороны Лельчиц. Противник держал там сильный гарнизон, так как в местечке находилась крупная база снабжения: склады с оружием, боеприпасами, горючим, продовольствием и обмундированием.
Вызвал Ваню Архипова:
— Помнишь, что обещал коменданту Лельчиц, когда разговаривал с ним по телефону? — спрашиваю разведчика.
— Как не помнить, товарищ командир.
— Так вот, раз дал слово явиться к немцам на чай, надо выполнять обещание.
— Я с радостью, — засверкали глаза Вани.
— Прекрасно. Бери своих соколят и айда в Лельчицы. Все разузнай, все разведай.
Архипов откозырял и удалился. А когда вернулся, с тревогой доложил: немцы усилили оборону Лельчиц. По всему видно, что решили дать партизанам серьезный бой и отрезать нам все пути в Лельчицы. На небольшой схеме разведчик начертил объекты, у которых гитлеровцы выставили особенно сильную оборону.
«Орешек» действительно попался нам не из легких. И вместе с тем дополнительные сведения, добытые Ваней Архиповым, помогли более тщательно разработать план ликвидации лельчицкого гарнизона.
Мы подтянули свои подразделения и окружили Лельчицы. А ночью начали штурмовать гитлеровский гарнизон. Пытаясь сохранить важную базу снабжения, гитлеровцы прилагали все силы, чтобы отбить наши атаки. Но нам удалось сломить упорное сопротивление противника и ворваться в местечко. Завязались уличные бои. Оборона немцев была насыщена огневыми средствами. Вражеские автоматчики засели в каменных домах и со всех сторон вели огонь по наступающим партизанам. Однако мы отбивали у противника одну позицию за другой, подавляли огневые точки, и сила вражеского сопротивления с каждым часом слабела.
В этой операции наша молодежь вела себя героически. Поистине шквальный ливень ружейно-пулеметного огня обрушился на наших партизан из двухэтажного здания школы. Первой прорвалась сквозь этот заслон Нина Созина, а вслед за ней устремились Ваня Тигин и Гриша Давиденко. Ошеломленные гитлеровцы от неожиданности растерялись. А комсомольцы тем временем пустили в ход гранаты.
Памятный бой закончился на рассвете. Мы овладели Лельчицами, истребив несколько сотен солдат и офицеров. Нам достались большие трофеи, в том числе орудия, автомобили, мотоциклы и прочие ценности.
После этой операции мы завершили выход на Правобережную Украину, о чем немедленно доложили в Москву, Центральному Комитету партии. Многие наши партизаны были награждены орденами и медалями. Высоких правительственных наград были удостоены и молодые народные мстители, среди них — комсомольцы Ваня Архипов, Нина Созина, Ваня Тигин, Гриша Давиденко и другие представители нового племени сильных и отважных.
…С Семенем Васильевичем Рудневым и нашими штабистами мы сидели за детальной разработкой предстоящего рейда в Карпаты, когда к нам явился Михаил Андросов.
— Заседал сегодня комсомольский комитет, — начал он. — Постановили просить командование соединения создать комсомольский кавалерийский эскадрон.
Мы с Семеном Васильевичем переглянулись. Комиссар всегда с большой радостью поддерживал инициативу комсомольцев. И сейчас, самым внимательнейшим образом выслушав Андросова, сказал мне:
— А ведь действительно, Сидор Артемьевич, предложение комсомольцев заманчивое. Стоит прислушаться.
Идея и мне понравилась. Решено было укомплектовать комсомольский эскадрон. А когда речь зашла о том, кому доверить его организацию и право командования, двух мнений и быть не могло. Понятно, Саше Ленкину. Сам лихой конник, он в с эскадроном справится.
Комсомольца Сашу Ленкина у нас называли: «Гордый сын Сибири, царь лесов и рек могучих». До войны Саша работал бухгалтером в одном из сибирских леспромхозов и считался превосходным охотником и отменным наездником. На своем любимом коне он проехал немало сотен километров по таежным местам.
В нашем отряде Ленкин появился в первые месяцы войны. Он, как говорится, с ходу вступил в бой. Наблюдая за ним, можно было подумать, что человек всю жизнь провел в партизанских походах. Впрочем, это и понятно, ведь лес был для него родным домом.
О кавалерийской удали Саши Ленкина и его недюжинном таланте разведчика в нашем соединении рассказывали чуть ли не фантастические истории, слагали стихи, пели песни. Завидным даром надо обладать, чтобы завоевать всеобщую любовь товарищей. И этим даром сполна владел комсомолец Александр Ленкин.
Совершая Карпатский рейд, мы приблизились к крупному водному рубежу. Фашистское командование приняло все меры, чтобы преградить нам путь и обескровить наступающие партизанские части. Однако точная разведка помогла нам разгадать планы противника и успешно форсировать реку. Этого мы достигли благодаря безупречным действиям наших кавалеристов.
В район деревни, где находился мост, мы направили эскадрон Ленкина. Кавалеристам поручили захватить мост и переправить по нему наши подразделения. Комсомольцы-конники скрытно подобрались к мосту, без единого выстрела сняли всю гитлеровскую охрану и захватили переправу. Вскоре на мосту прошло все наше соединение. Оказавшись на другом берегу, мы быстро углубились во вражеский тыл, а затем прорвались и в Карпаты.
Вспоминается бой за город Скалат. В этой операции также героически вели себя конники Ленкина. Когда город был очищен от оккупантов, Саша с группой партизан направился к тюрьме и освободил узников, с которыми гитлеровские палачи не успели расправиться.
Увидев меня, Ленкин спешился со своего красавца коня и, протягивая какой-то листок бумаги, сказал:
— Вот, ироды, чего захотели! Только прочитайте, товарищ генерал, что пишут фашисты. А портрет-то ваш как нарисовали. Одна смехота!
Я развернул листок и прочитал: «Каждому, кто доставит немецкому командованию живого или мертвого командира партизан генерала Ковпака, генерал-губернатор Галиции заплатит сто тысяч рейхсмарок».
Признаюсь, листовка доставила мне немало радости. Значит, мы изрядно насолили гитлеровцам, если они так щедры на вознаграждение. Разве тут во мне дело? Чего бы я стоил без чудо-партизан, без таких, как комсомолец Ленкин и подобных ему людей несгибаемой воли, безгранично смелых и решительных, составлявших грозную силу нашего соединения, его красу и гордость.
Поблагодарив лихого кавалериста, я аккуратно сложил листовку и написал на ней: «Ленкин, Скалат» и дату, а затем бережно положил бумагу в карман. До сих пор храню этот документ, как памятную реликвию минувших битв, как одно из многочисленных свидетельств мужества своих боевых товарищей, молодых партизан сороковых годов двадцатого столетия.
В дни Карпатского рейда больше половины партизан составляли комсомольцы. Высокое звание «Комсомольских» было присвоено 4 ротам, 28 диверсионным группам и другим подразделениям нашего соединения.
Мои славные юные однополчане! Разве можем мы забыть о боях за знаменитые Битковские нефтепромыслы, где особенно отличились партизаны из взвода комсомольца Николая Игнатьева и комсомольские диверсионные группы Василия Олейника и Сергея Абрамова? Можно ли забыть виртуозного мастера разведки шестнадцатилетнего Мишу Семенистого и его сверстника Ваню Чернякова — нашего связного? Никогда!
Добрую память в наших сердцах оставил и один из лучших минеров комсомолец Яков Рохлин — кавалер многих наград. Яша начал свой военный путь в Брянских лесах и прошел с нашим соединением тысячи километров. Не случайно партизаны называли Рохлина профессором минного дела.
Как-то, во время относительного затишья между боями, когда партизаны имели возможность немного отдохнуть, я направился вечерком в комсомольскую роту разведчиков. И в нескольких метрах от ее расположения остановился: кто-то вслух читал знакомую с детства «Полтаву»:
Когда бы старый Дорошенко,
Иль Самойлович молодой…
По мере моего приближения голос чтеца звучал все четче и призывнее, и мне казалось, что в этом дремучем лесу все замерло от неуемной силы пушкинских слов:
Украина глухо волновалась.
Давно в ней искра разгоралась.
Друзья кровавой старины
Народной чаяли войны…
Подошел вплотную. Взору предстала живописная картина: сидя в разных позах, разведчики внимательно слушали высокого юношу, лицо которого трудно было разглядеть из-за сгустившихся сумерек, читал он Пушкина с большим чувством. Но, увидев меня, юноша остановился на полуслове и слушатели стала менять позы.
— Приказываю сидеть, как сидели, — шутливо сказал я им. — А ты — продолжай читать, — обратился я к юноше.
Но чтение уже не ладилось. Мое появление точно выбило всех из седла, и мне даже неловко стало: уж лучше бы в сторонке стоял да слушал.
Кто же был этот замечательный чтец, сумевший так заворожить слушателей? Комсомолец Костя Стрелюк. Он пришел к нам вскоре после начала войны. Длинноногий тощий юнец, с едва заметным пушком на верхней губе. Он производил впечатление угловатого, медлительного мечтателя. Трудно было даже решить, что ему можно поручить в нашем партизанском деле? Но это было только первое впечатление, которое скоро рассеялось.
При первой же беседе Костя изъявил желание стать разведчиком. И мы направили новичка в специальную роту. Стрелюк стал одним из лучших следопытов соединения. Его избрали секретарем комсомольской организации роты.
Костя Стрелюк выполнял десятки заданий, и не было случая, чтобы он явился в штаб без каких-либо важных сведений. Умение прони