В этот день командир партизанского соединения имени Чапаева Иван Кузьмич Примак, комиссар соединения Емельян Демьянович Ломако дали боевой приказ командиру Спижевому о немедленном наступлении на село и об освобождении его от немецких захватчиков.
Многие партизаны, направлявшиеся на операцию, были жителями этого села.
На главном направлении должны были действовать группы Михаила Грома, Ивана Ломако, Карпа Ломако, Василия Сильвестрова, Анатолия Янцелевича. Старая женщина тоже взяла в руки винтовку и пошла вместе с партизанами.
К утру село было полностью очищено от врага. Мать командира с тех пор осталась в отряде и делила с партизанами все тяготы суровой походной жизни.
ЗАПАДНЯ
Иван Кузьмич насторожился, обернулся ко мне и подал знак: «обожди». Прислонившись к ветвистой сосне, он долго и внимательно осматривался. Потом поманил меня рукой: «иди». Осторожно ступая, я последовал за ним.
Уже стемнело. Взошла луна. Свет ее рассеивался в густом лесу, и мы с трудом отыскали свою тропинку. Иван Кузьмич часто останавливался, прислушивался.
— Видишь вон ту одинокую избушку? — сказал он, подозвав меня.
— Вижу…
— Ну, если видишь, так сейчас туда и пойдем. — Он постоял, не двигаясь, потом добавил: — Только тише. И не отставай.
Я старался не отставать, хотя это было трудно: Иван Кузьмич — знаменитый партизанский ходок. Окна домика почему-то не были освещены. «Может быть, у хозяев нет керосина и они сидят в темноте», — думал я. Ивана Кузьмича отсутствие света тоже удивляло. Он обернулся ко мне:
— У них собака была. Пора бы ей уж подать голос. Неужели у Семена Григорьевича побывало гестапо? Немцы и собаку могли пристрелить.
Мы остановились. В лесу стояла необыкновенная тишина. Даже ночных птиц не слышно. Только в недалеком маленьком болотце одиноко квакала лягушка.
— А нам обязательно надо зайти в дом? — спросил я.
— Нельзя не зайти, — ответил Иван Кузьмич и тихонько вздохнул.
— Может быть, я пойду один?.. Безопаснее.
— Это верно, — сказал Иван Кузьмич. — Но Семен Григорьевич тебя не знает. Идти придется мне, а тебе ждать.
В конце концов решили все-таки идти вместе. Домик Семена Григорьевича расположен на крохотной лесной полянке. У самых окон — густой кустарник, а дальше — лес. Иван Кузьмич бесшумно открыл двери и смело вошел. За ним я. В темноте сразу ничего не разобрать. Наконец на печи послышался шорох, кто-то осторожно спустился на пол.
— Беда, Иван, — взволнованно зашептал человек, поздоровавшись с нами. — И зачем вы пришли? Вот уже два дня жандармы караулят нас, меня из дома не выпускают. Теперь мы все пропали.
— Где рация? — спросил Иван Кузьмич.
— Я спрятал, — ответил хозяин, указывая рукой в сторону леса.
Иван Кузьмич подошел к двери и обнаружил, что она заперта снаружи. Мы оказались в западне. Ясно, что немцы намерены захватить нас живыми. Иван Кузьмич вернулся к нам и стал осторожно наблюдать через окно. Никого не видно. Луна зеленым светом освещает мрачный кустарник. Тихо.
— Окно открывается? — спросил Иван Кузьмич хозяина.
— Да.
— Приготовьтесь. Уйдем через это окно. Что нужно с собой — прихвати, — приказал Иван Кузьмич хозяину. — Вася, дай мне гранаты.
Я снял с пояса две связки гранат. Хозяин через минуту был готов в дорогу.
— Сейчас я открою окно и одну за другой брошу три гранаты, — сказал Иван Кузьмич. — Как только разорвется третья, ты, Семен Григорьевич, прыгай и беги. А мы за тобой следом.
Открыли окно. Хозяин притаился у косяка. Сильной рукой Иван Кузьмич бросил гранаты. Немцы, скрывавшиеся в зарослях, встрепенулись, в беспорядке побежали. Семен Григорьевич, Иван Кузьмич и я выпрыгнули и бросились к лесу.
Справа и слева застрочили автоматы. Я старался не отстать от Ивана Кузьмича. Вдруг сзади вспыхнуло яркое пламя. Я оглянулся и увидел, что запылал дом, в котором мы только что были. Огонь прихватил и кустарник.
Неожиданно я потерял своих из виду. Куда бежать дальше? Я кинулся на дорогу, по которой мы с Иваном Кузьмичом пришли к дому. Вдруг вижу: кто-то впереди мчится со всех ног. Я обрадовался и побежал за ним. Пробежав немного, подумал: почему же впереди только один человек? Ведь должны быть двое! Или они тоже потеряли друг друга? И продолжал бежать.
Выстрелы прекратились, лес стал редеть. Бегущий впереди часто оглядывался. Я мысленно благодарил его: беспокоится, не отстаю ли я. Только через некоторое время я заметил, что впереди бежит… с винтовкой в руках немец! Долго не раздумывая, я выстрелил в него из пистолета. Он вскрикнул, бросил винтовку, остановился и поднял руки. Я подбежал, схватил винтовку и направил в него пистолет. Немец что-то говорил, но я был так взволнован, что ничего не мог понять.
— …Рус гут! — разобрал я наконец и, сам не зная почему, рассмеялся.
Однако мне некогда было выслушивать перепуганного насмерть немца. Предстояло решить, что с ним делать. Я был уверен, что жандармы не станут преследовать нас ночью. Тогда в голову пришла мысль: а не взять ли немца с собой? Так я и поступил. Приказал ему идти впереди и направился к Днепру.
Уже под утро мы подошли к селу Бучак у реки — условленному месту наших встреч. Пленника я посадил под пышное дерево, которых немало по берегам Днепра, и стал ждать товарищей. Вскоре я заметил лодку, а в ней человека, спокойно гребущего в мою сторону. Я помахал рукой. Рыбак подплыл к берегу, привязал лодку и направился к нам. Увидав немца, он сначала растерялся и вопросительно посмотрел на меня.
— Свяжи-ка, приятель, этому палачу руки, да покрепче, — попросил я рыбака.
Рыбак заулыбался и так крепко связал руки фашисту, что я побоялся за целость его костей.
Скоро пришли и наши. Иван Кузьмич и Семен Григорьевич принесли рацию. Они обрадовались, что я захватил «языка», но еще больше тому, что я остался цел и невредим.
В ГОСТЯХ У ДЕДА МИХАИЛА
Григория Романовича Бедного все звали дедом Михаилом. Его дом был нашей партизанской явкой.
Мы пришли к нему перед рассветом. Осторожно и внимательно осмотревшись, я постучал в окно. На условный стук дверь открыл сам хозяин.
— Плохие дела у нас, хлопцы, — тяжело вздохнул дед Михаил, пожимая руку моему спутнику, партизану Николаю Михайловичу Попову.
— Что случилось? — тревожно спросил Попов. — Кто-нибудь схвачен?
— Пока нет. Но в село часто немцы наведываются. Каждый дом обыскивают, забирают теплую одежду, продукты… — дед Михаил на минуту задумался. — Оголодали, волки, да и русский морозец им перцу поддал. Туго приходится супостатам…
Подробно разузнав о положении в селе, Попов обратился ко мне:
— Что же будем делать, Вася?..
Уже по тону вопроса я понял, о чем думает мой товарищ. Оставаться в селе, в котором немцы, — значит подвергать риску партизанскую явку.
— Конечно, оставаться опасно. Но в такой буран… — начал было я.
Меня перебил дед Михаил:
— Пришли вы издалека. Заморились, не спали. Куда уж вам идти. Да и скоро рассвет, — не успеете уйти. Кругом рыщут немецкие патрули. Оставайтесь лучше здесь. Как говорится, кто рискует, того беда минует. Что бы ни случилось, будем держаться вместе.
— А где мы скроемся в случае чего? — спросил я и подумал: «Раз дед приглашает — значит, знает, что делает».
— В погребе, на чердаке или в сарае вам находиться негоже, — вслух размышлял дед Михаил. — Эти места немцы в первую очередь обыскивают. А надумал я вас спрятать на печке. Она у меня просторная… Ляжете к стене, а я вас подушками да разным тряпьем закидаю. Но будьте наготове: если дам знак, что немцы и туда подбираются, действуйте, как говорится, по обстановке.
Пока мы наскоро закусывали, дед Михаил хлопотал у печки и рассказывал:
— Ночь выдалась метельная. Вряд ли кому захочется шляться по хаткам. Немцы-то больше по двое по дворам ходят. И это хорошо. Если нагрянут, то вы сумеете с ними, пожалуй, справиться. Не первый раз ведь!..
Старик хитро подмигнул и закрыл двери на крепкий, внушительный крючок.
Подкрепившись, мы быстро забрались на печь и улеглись. Старик замаскировал нас и вышел во двор. Сквозь дрему я слышал, как, шаркая ногами по земляному полу, ходит его старуха Евгения Максимовна, убирает со стола, гремит посудой. Согревшись на печи, мы как-то незаметно заснули. Очнулся я от могучего храпа своего товарища. Казалось, звенели стекла. Толчком в бок я разбудил Попова.
— Ты совсем не умеешь спать, — упрекнул я его. — Всех немцев в селе переполошишь своим богатырским храпом.
Попов удивленно посмотрел на меня, улыбнулся и покачал головой, признавая свою вину. Давно наступило утро. Старик все еще расхаживал по двору, охраняя нас. Мы пролежали с час или больше прислушиваясь. Печь сильно нагрелась. Мы вспотели и вынуждены были подкладывать под себя ладони. Попова стал одолевать кашель. Он зажимал рот руками и старался не дышать. На нашу беду, в дом вошли, громко смеясь и разговаривая, две женщины.
— Как же ты удрала от своих постояльцев? — спросила одна другую.
— Напились они до смерти, немчура проклятая. Как только в обнимку ввалились в дом, я спряталась за дверью. Прошли в горницу, а я схватила пальто — и на улицу.
— Ох и громят, наверное, они твою хату!
— Пускай громят. Ничего там путного не осталось. Еще в прошлый раз все забрали.
Женщины не собирались уходить. Разговорам их не было конца.
— Эй, соседки! Что это вы расшумелись? К нам еще гости не жаловали. А ну как заявятся — и нам и вам несдобровать, — сердито сказала хозяйка.
— Правду мамаша говорит. Пошли. Но куда идти? — спросила одна из женщин.
— Пойдем к Марии Дротик. У нее фашисты уже побывали. Больше, видно, не придут.
Женщины ушли. Когда шаги их затихли, хозяйка подошла к печке и окликнула нас:
— Поднимайтесь, хлопцы, пора горяченького поесть. Сколько вы там закусили ночью! А дед пока пусть еще покараулит.
Мы поднялись, размялись, быстренько умылись и сели к столу. После завтрака Попов закурил. Чтобы не слышно было запаха табака, дым выпускал в печную трубу.