— Здесь, в отделе кадров, находится казахский поэт Саин, комиссар партизанского отряда. Он разыскивает своих земляков. Иди, поговори с ним.
Это известие меня обрадовало. Раньше я не был лично знаком с Жумагали Саиным, но имя его хорошо знал. Еще школьником читал и любил его стихи, а его «Легендарную песню» даже знал наизусть. Я почти не поверил: откуда здесь Саин? Неужели мне и вправду посчастливится увидеть этого замечательного человека?
Я торопливо вышел из кабинета генерала. По дороге пытался представить себе облик поэта. Он рисовался мне высоким, мужественным, красивым. Ведь тот, кто может писать хорошие стихи, и сам должен быть хорошим человеком. В комнате полковника Сперанского я увидел смуглолицего небольшого человека в штатской одежде. Он вскинул на меня свои зоркие, острые глаза, вмиг оглядел с головы до ног.
— Товарищ Саин, — с улыбкой сказал полковник, — а вот и ваш земляк, о котором я вам говорил. Наш командир Вася Кайсенов. Познакомьтесь.
— Кайсенов Вася?.. Почему тебя зовут Васей? — наконец спросил он меня по-русски. — Ты, наверное, воспитывался в детском доме?
— Он теперь не казах, а украинец, — сказал полковник смеясь. — Пожалуй, и имя-то свое казахское забыл. Украинские партизаны его Васей прозвали. И все мы его так зовем…
С того дня мы с Жумагали не расставались.
Саин был прекрасным рассказчиком, никогда не повторялся, и рассказам его не было конца. Поэт был слаб здоровьем и медленно поправлялся после тяжелого ранения. Когда боль особенно мучила его, он просил меня рассказывать о себе, о своей жизни.
Я, как мог, рассказывал ему о своем детстве, юности, о друзьях-партизанах. Саин — партизан, отважный воин, он не удерживался от восхищенных похвал, когда слышал об особенно удачных операциях нашего партизанского отряда.
Однажды, когда мы вспоминали детство, глаза его вдруг затуманились.
— Счастливый ты, Касым, — сказал он мне: — Детство твое было светлым. У тебя был отец и мать. Ты рос беззаботно. И шалил больше, чем нужно, видимо, от того, что родители очень любили тебя. Как говорится, крылатому не позволяли ударить крылом, а клювастому — клюнуть. А я, — помолчав, продолжал он, — ничего этого не видел. С малых лет остался сиротой. Был у меня только брат Каиржан, года на два моложе меня. Долго мы с ним странствовали. Пасли ягнят, баранов. Жили в голоде и в холоде. Сколько побоев перенесли, унижений!
Потом повеселел:
— Все это, к счастью, позади. Спасибо советской власти. Вовремя пришла она в нашу степь. Отца и мать нам, сиротам, заменила. Определили нас с братом в детский дом. Много там было таких, как мы, бесприютных, и всех нас вывели в люди. Мы выросли, получили хорошее воспитание и образование. Кто стал врачом, кто — ученым. А я вот стал литератором.
Однажды нас с Жумагали вызвали в штаб и вручили документы.
Меня направляли на работу в город Ровно. После тяжелых ранений я уже не мог снова идти в тыл врага, мне предложили работу в освобожденном от оккупантов украинском городе. Я сказал Жумагали, что должен остаться, а не ехать в Казахстан, как предполагалось раньше.
— Почему? — спросил он. — Ты мог бы остаться здесь, если бы снова с оружием в руках пошел в тыл врага. Это твой священный долг. Но если ты перестал быть бойцом, то для тебя найдется немало дел и в Казахстане, где живут твои отец и мать, твоя семья.
Жумагали побывал у генерала Андреева, добился приема в Центральном комитете партии Украины. Разумеется, и я всюду следовал за ним. Он доказывал своим спокойным голосом, что я должен вернуться в Казахстан, раз командование демобилизовало меня из рядов Советской Армии. Нам пошли навстречу, и вскоре я был уже в Казахстане, на земле, где родился и вырос. Наконец-то я встретился с родителями и с женой, с которыми война разлучила меня на долгие годы.
В Алма-Ате наша семья подружилась с Жумагали. Талантливый поэт в моих творческих начинаниях был мне самым лучшим советчиком и критиком. Жумагали был человеком доброй, отзывчивой души, отличным товарищем.
— Соскучился я по тебе, партизан, — говорил он часто, приходя ко мне домой.
Несмотря на нездоровье, он много писал и, глядя на него, мне тоже хотелось работать и работать.
Жумагали умел дружить, умел вовремя прийти на помощь товарищу. Он был глубоко принципиальным, но никогда не навязывал своего мнения другим. И совсем не умел сердиться. Как-то мы с ним поссорились из-за пустяка и дня три не виделись. Потом я встретил его на улице Фурманова. Шли мы навстречу друг другу, но по противоположным сторонам улицы. Он первый заметил меня.
— Касым! Эй, Касым! Подойди-ка сюда.
Я подошел.
— Ты, оказывается, крепче меня, — смущенно проговорил Жумагали. — Ведь я по тебе уже соскучился. Давай договоримся, хоть и ссориться, но быть всегда вместе.
С тех пор я никогда не разлучался и никогда не ссорился с этим дорогим для меня человеком. Теперь его нет. Но светлый образ поэта и друга всегда живет в моем сердце. Мне кажется, что вряд ли кто, кроме меня, так хорошо знал и понимал поэта, его горячее партизанское сердце, до конца преданное своей великой Родине.
ВСЕГДА В СТРОЮ
Осколки вражеской гранаты серьезно задели голову, и друзья отправили меня на «Большую землю». Еще шла война, и всякий поймет, как трудно мне было отлеживаться в госпитале, беспомощным и бездеятельным. Поправившись немного, я стал настойчиво осаждать свое партизанское начальство просьбами отправить меня в тыл врага, к друзьям-партизанам. Не знаю, какими хитростями мне удалось убедить медицинскую комиссию в том, что я почти здоров и еще могу воевать. Мне разрешили вернуться в строй.
И вот в ночном небе гудят самолеты, неподалеку рвутся снаряды зениток. Опытный летчик выводит машину из опасной зоны, и через полчаса раздается команда покинуть самолет. Дело привычное. Я подхожу к двери и спокойно шагаю в темную пропасть. Проходят секунды, и тело сильно встряхивает раскрывшийся парашют. На земле виднеются три маленьких горящих костра. Стараюсь опуститься поблизости от них. Хочется запеть от радости, но нельзя: рядом могут оказаться враги. Сильный удар о землю… пытаюсь встать — и тут же со стоном падаю. Что-то неладно с ногами, кружится голова, темнеет в глазах. Прихожу в себя уже в партизанской землянке. Рядом о чем-то встревоженно шепчутся друзья, врач массирует ноги. Я не могу удержаться от стона. В землянке вдруг замолкают.
— Отвоевался, — доносится до меня чей-то тихий голос. — Разве можно было прыгать после сотрясения мозга?
— Нет, — с усилием говорю я, — еще повоюем, друзья!
Но воевать долго не пришлось. Старые раны дали себя знать, я стал терять зрение. Пришлось покинуть товарищей. Начались скитания по госпиталям. Победила молодость, выручила партизанская закалка. Я окреп, набрался сил и поспешил в Киев, в штаб партизанского движения. Разыскал генерала Строкача и снова попросился на фронт.
— Нет, нельзя — категорически возразил генерал. — Тебе надо поберечь здоровье. Ты сделал все, что мог, война для тебя закончена. И вообще победа наша близка. Поезжай домой, отдохни и принимайся за работу. Пора нам налаживать мирную жизнь.
Я поехал домой, в Восточный Казахстан. Трудно нам было на войне, но не легче приходилось и тем, кто оставался в тылу. Женщины, старики, дети заменили ушедших на фронт. Вся тяжесть огромного труда свалилась на их плечи. И наши люди выдержали, побороли все трудности и победили. Я конечно, сразу пошел работать. А работы было — непочатый край.
Но болезнь подстерегала меня. Я перенес несколько операций, порою надолго выходил из строя. Иногда казалось, что не хватит сил справиться с недугом, но я всегда говорил себе: «Крепись, ведь ты — партизан. К лицу ли тебе сдаваться?» И я крепился, боролся с болезнями, старался не поддаваться мрачным мыслям, которые в эту пору часто одолевали меня.
…Прошли годы. Давно отгремела война, тяжелые и славные партизанские походы. Но я не перестал чувствовать себя бойцом, рядовым борцом и тружеником нашей Родины. Старым солдатам и сейчас еще снятся кошмары страшной и тяжелой войны. Грезятся они и мне, и порою кажется, что от них никогда не избавиться. Слишком огромно и памятно все, что мы пережили. И об этом не следует забывать. Надо прочно держать свое место в боевом строю, работать, бороться и побеждать. Это наш самый священный долг перед Родиной.
Перевод П. Якушева и Н. Кузьмина.
ВСТРЕЧИ ПОСЛЕ ВОЙНЫ
У СТАРЫХ ДРУЗЕЙ
Окончена война. Советский народ вернулся к мирному труду. Страшные потери понесла наша страна, и вчерашние воины, отдавшие кровь и жизнь за свободу Родины, с таким же упорством стали залечивать ее тяжелые раны.
Вернулся и я в свой родной Казахстан. Здесь, в кругу близких и родных, я постепенно стал забывать о трудностях партизанской жизни. Работа, учеба — все это захватило меня. Но проходило время, и я все чаще и чаще стал вспоминать о своих друзьях-партизанах. Где они? Что с ними? Как живут сейчас? Со многими я поддерживал переписку, а многих потерял. Товарищи настойчиво звали меня приехать в Киев, побывать в тех местах, где партизанили мы в годы войны.
И вот я в Киеве. Первым, кто встретил меня, был Алексей Васильевич Крячек — мой боевой товарищ, бывший врач партизанского соединения и храбрый воин. Теперь он врач киевской больницы имени Октябрьской революции. Его профессия сейчас так же важна для людей, как и во время войны.
— Вася, как хорошо, что ты приехал, — говорил Алексей Васильевич, усаживая меня в свою «Победу». — Мы с тобой обязательно побываем во всех партизанских местах, повидаем друзей.
— Я хочу повидать всех, — отвечаю ему. — Только из-за этого я и пустился в трудное путешествие.
…Едем по восстановленным, ставшим еще более красивыми просторным улицам Киева. Вскоре машина выносит нас на огромный мост. Даже не верится, что когда-то его фермы были обрушены в пенящуюся воду, из которой торчали изуродованные «быки». Выезжаем на автостраду Киев — Харьков. Алексей Васильевич везет меня в Хоцкое и в Понятовские леса. На пути село Винюша.