Читаешь теперь эти автобиографии и восхищаешься простыми советскими людьми. Вот, например, Бычков Андриан Павлович. Родился в 1906 году в Одессе, рано осиротел, учился уже при советской власти. Работал и плотником, и сварщиком, и слесарем. В 1930 году вступил в партию. В начале войны — подпольщик. Десятки и сотни патриотов переправил он в партизанское соединение имени Чапаева, а когда отряд соединился с регулярными частями армии, он вылавливал старост, полицаев, жандармов. Ничего, конечно, мы об этом в ту пору не знали.
А Вася Яковенко? Он пришел к нам в отряд мальчуганом, стал смелым разведчиком. А через полгода след его затерялся. Я даже не знал, куда написать ему, где разыскивать. Только после войны мы с ним встретились. Паренек служил в армии, воевал, был комсомольским работником. Сейчас он в Киеве, вырос, возмужал, стал коммунистом. Такая же, примерно, судьба у Ильи Витряка и некоторых других наших юных разведчиков. Все это, я повторяю, стало известно только после войны.
Мне казалось, что я хорошо знаю своего товарища, командира соединения «Закарпатье» Александра Васильевича Тканко. Вместе с ним мы прожили не один день. Были и на «Большой земле», и в тылу врага, вместе спускались в Карпаты на парашютах, вместе громили карателей. Но, оказалось, многое мне не было известно в то время. Герой Советского Союза Тканко до войны учительствовал в Молдавии и совсем не помышлял о военном ремесле. Партизанский талант открылся у него в жестокой битве под Волгоградом. Над Волгой в то время день и ночь висели вражеские самолеты, головы нашим солдатам не давали поднять. Наша авиация уступала фашистской. Что же делать? Как бороться с ней?
И вот молодой командир Александр Тканко посылает в политуправление фронта план борьбы с авиацией противника. Он предлагает уничтожать аэродромы и самолеты врага партизанскими группами. Так он оказался в тылу врага в должности комиссара воздушно-десантной группы. Через некоторое время последовал приказ командования остаться Тканко в тылу врага для организации партизанских отрядов и вести борьбу с оккупантами всеми возможными средствами. Так мы встретились с будущим своим командиром. Встретились, чтобы уже не расставаться до самого конца партизанской войны.
Теперь Александр Васильевич Тканко снова педагог, кандидат наук, директор института в Черкассах. Когда мы разыскали друг друга, он прислал мне письмо, которое я бережно храню.
«Передаю тебе, боевому другу и командиру, — пишет Александр Васильевич, — горячий привет и пожелания успехов в строительстве новой мирной жизни… За эту жизнь пролили кровь сыны всех народов нашей Родины… Хорошо вспоминать, дорогой друг, что и ты, как представитель казахского народа, внес свой вклад в дело освобождения Украины от фашизма…
В заключение своего письма я должен сказать тебе, Касым, что нам надо еще больше крепить дружбу народов нашей страны. Единой семьей мы идем вперед и добьемся победы».
…Много писем в моем архиве. А письма все идут и идут. И в каждом из них я слышу голос дружбы, дружбы крепкой и верной, которая вдохновляет на труд, дает великие силы.
ЗАКАРПАТСКИЕ ВСТРЕЧИ
Долго собирался я после войны в Закарпатье. Хотелось побывать на бывших партизанских стоянках, на местах давних боев. Была у меня и надежда на то, что удастся встретить своих боевых соратников. Словом, мечта о поездке в Закарпатье не покидала меня. И вот наконец такая возможность представилась. Республиканское общество по распространению научных и политических знаний командировало меня на Украину. Казахстан праздновал свой сорокалетний юбилей, и мне довелось рассказывать об успехах родной республики на далекой Украине.
Кто хоть раз побывал в Карпатах, тот на всю жизнь сохранит в своем сердце память об изумительной, неповторимой красоте гор и долин, никогда не забудет шума бурливых речек, лесные запахи, вкус холодной, до ломоты в зубах, родниковой воды. Закроешь на минуту глаза — и все встает перед тобою, как наяву.
Я был в Карпатах в 1944 году. И вот я теперь еду по Карпатским горам и почти в каждой долине узнаю «свою», ту самую долину, что укрывала друзей-партизан двадцать лет назад. Кажется, что и деревья мне знакомы, и ручей, и каждый камень у дороги. Так же шумят тяжелыми ветвями столетние дубы. Только не слышно выстрелов и злобного лая овчарок. И, видно, поэтому все, что я вижу вокруг, кажется мне не совсем реальным.
В Ужгороде встречаю своих старых друзей. Бывший начальник штаба моего партизанского отряда Григорий Давыдович Алексеенко оказался главным инженером мебельной фабрики. Вспомнили командира отряда закарпатских партизан Василия Павловича Русина, храброго партизана Милентенкова, Леньку Безрукого. Настоящая его фамилия была Потиленко, но все называли его Ленька Безрукий. Еще в начале войны он потерял правую руку, но после госпиталя вернулся в строй и сражался до самого конца войны. Участвовал он и в десанте на Карпаты. Погиб как герой.
Алексеенко называет фамилии бывших партизан, с которыми он поддерживает связь. Якубович, Мариненко, Поп, Милентенков, Бобидорич, Головко… Всех их я хорошо знаю, вместе с ними бывал не в одном бою. Живы друзья, каждый из них честно выполняет порученное дело. Так же честно, как когда-то сражались в тылу врага. Алексеенко показывает мне письма от товарищей, и мы почти до утра сидим над ними. А утром вместе отправляемся в городской комитет партии.
— Рады, очень рады вам, — приветливо сказал мне седеющий полный человек, секретарь городского комитета партии. — С интересом послушают наши люди о Казахстане. Ваши лекции постараемся организовать как можно лучше. Провожатого дадим.
— Кайсенов и без провожатого дорогу найдет, — улыбнулся Алексеенко. — Ведь он тоже партизанил здесь.
— Вон как! — сказал секретарь. — Это совсем хорошо. В дополнение к вашему заданию у нас будет в таком случае и своя просьба. Рассказывайте людям, как вы воевали, как партизаны Закарпатья боролись с немцами, освобождали украинцев от фашистской оккупации. Поезжайте вместе с Алексеенко. Не ограничиваем вас ни во времени, ни в расстояниях.
…И мы поехали с Алексеенко по Закарпатью. Были во многих городах и деревнях, выступали в воинских частях, в колхозах и совхозах. Побывали в гостях у лесорубов и охотников, у пастухов и сплавщиков леса. Встречались нам знакомые по давним партизанским походам и боям. Многих я не узнавал. Да это и неудивительно: наши прежние знакомцы были совсем молодыми парнями и девушками, а сейчас перед нами стояли зрелые люди, отцы и матери семейств. Все они, как и мы, постарели и изменились. Одна встреча особенно запомнилась.
В начале лекции из задних рядов поднялся высокий седой старик и торопливо зашагал к сцене.
— Хлопцы! — радостно и взволнованно воскликнул он. — Я узнал вас! А вы меня помните? Это же я, дед Пашко. Помните, по горам водил вас и мамалыгой угощал?
— Дядько Пашко, проходите на сцену, — пригласил старика Алексеенко. — Помню, помню я вас, и мамалыгу помню.
Старик легко поднялся на сцену, крепко всех обнял, расплакался. Мы и не заметили, как присутствующие в зале поднялись со своих мест, подошли к сцене. Официальная лекция сорвалась. Зато благодаря деду Пашко наша сердечная встреча с его односельчанами продолжалась до поздней ночи. Дед Пашко, конечно, постарел. Если бы не его голос, который почти не изменился, да светлые синие глаза, я бы, пожалуй, и не узнал старика. Дед Пашко приютил нас на своей стоянке в горах и во многом помог партизанам. А такое никогда не забывается.
Дед Пашко сам тогда скрывался в горах от фашистов. Он спасал скот и имущество односельчан, прятал в лесных чащах молодежь. Блуждая в горах в поисках своих товарищей, затерявшихся после приземления в Карпатах, мы случайно наткнулись на шалаш деда Пашко. Сам дед стоял у входа в жилище в белых домотканых штанах, в расшитой гуцульской поддевке и в длинной шерстяной бурке. Голову его покрывала помятая шляпа с фазаньим пером.
— Диду! — окликнул я старика. — Не бойся нас, мы партизаны.
Дед Пашко присел от неожиданности, из горла его вырвался пронзительный гортанный крик. И тут мы услышали какой-то шум в кустах, окаймляющих зеленую просторную поляну, женский визг, лязг железа. В кустах замелькали женские платки, на поляну выкатилось большое зеленое ведро. Только потом мы разобрались, в чем дело. В хорошо укрытых от постороннего взгляда денниках находились коровы и овцы. Это их хозяев спугнули мы своим неожиданным появлением.
— От германцев скот ховаем, — рассказывал нам под вечер хозяин шалаша дед Пашко, угощая молоком. — От злых жандармов и полицаев. Тут и крумпли[1] храним, и солонину. Жинки из деревни ходят коров доить… Здорово вы их напугали…
— Резво бегают ваши девчата, — смеясь, сказал я деду Пашко. — Как дикие козы.
— Научились, — грустно ответил дед Пашко. — В страхе живем, совсем замордовал нас германец.
— Ничего, дедушка, скоро фашистам конец придет.
— Скорее бы, — сказал дед и почему-то шепотом спросил: — Правду ли говорят, что много вас прошлой ночью с неба спустилось?
— Кто говорит? — спрашиваю я. — Немцы?
— Почему немцы? Наши люди говорят. В горах живем, все видим.
— Помогать нам надо, отец, — сказал я. — Вместе скорее врага одолеем.
— Поможем, сынок.
Старик поднялся, вышел из шалаша, но тут же вернулся:
— Вечером люди из села придут, поговорим обо всем.
Вечером пришел к деду Пашко совсем древний старик. Он курил коротенькую ореховую трубку, глухо покашливал. Он сказал, что километрах в пяти отсюда видел парашют на высокой ели. Людей поблизости не заметил, Наверное, ушли в село. Рассказывают, что в небольшом горном селе видели двоих русских. Мы уточнили по карте места, о которых говорил гость деда Пашко, и с рассветом ушли. Нас не оставляла тревога за товарищей. Возможно, кто-то из них попал в беду и нуждается в нашей помощи. Так оно и случилось.