Другой возможностью, которую предоставляет международное право государству, локализующему на своей территории возникший внутренний вооруженный конфликт, является то, что современное международное право не защищает лиц, относящихся к так называемым «городским» и «сельским» партизанам, или, как их еще называют «подпольщикам».
В силу своих «подпольных» подрывных действий (обычно это террор, диверсии, шпионаж, вредительство, саботаж, подрывная пропаганда и т.п.) против федеральных войск на контролируемой ими территории данная категория лиц не может открыто носить оружие, иметь отличительный знак противоборствующей стороны и т.п. Это исключает применение к ним требований статьи 1 Дополнительного протокола 11 1997 г. и статьи 3, общей для всех Женевских конвенций 1949 г. Данные статьи требуют, чтобы противоборствующая сторона (повстанцы, мятежники и т.п.) предоставляла возможность законным (в нашем случае федеральным) властям достаточно четко идентифицировать их от местного населения, что для подпольщиков и иных диверсантов, террористов и шпионов, действующих тайно и под видом местного населения, практически невозможно.
Поэтому в случае задержания таких лиц они относятся к категории обычных уголовных преступников, совершающих особо опасные и иные государственные преступления по своей воле или по чьему-то заданию. На основании вышеизложенного они не пользуются защитой международного права (за исключением общих прав, не подлежащих ограничению даже в чрезвычайной обстановке).
Это требует немедленного принятия мер по совершенствованию национального законодательства. В противном случае процесс урегулирования внутреннего вооруженного конфликта может затянуться на десятилетия. Примеры тому – события в Прибалтике и Украине в послевоенные годы. Отсутствие правового поля при их разрешении лишь заглушало болезнь, позволяя при соответствующих условиях вспыхивать вновь и вновь.
Часть третьяПравильная война с «неправильным» противником
Глава 10От ермоловских зачисток до сталинской депортации
«В общем и целом Марокко представляет поразительное сходство с нашим Кавказом. История героической борьбы кавказских горцев за независимость и по характеру, и по энергии сопротивления представляет полную аналогию с борьбой марокканских племен. Она же дает ключ к пониманию затяжного характера этой борьбы и причин поражений, понесенных здесь европейским империализмом».
«Самый еройский народ. Та й то треба сказать – ...свою ридну землю, свое ридно гнездечко обороняв. Якщо по правде говорыты, то его тут правда була, а не наша».
Содержание военной истории прошлого составляют не только фронтальные сражения крупных регулярных армий, но и различные по масштабу и интенсивности вооруженные конфликты между странами в ходе колониальной экспансии, политического или силового передела мира, когда в качестве противников развитых стран представали народы, значительно отставшие в темпах и уровне развития, чаще всего даже не имевшие вооруженных сил. Вспомним, как велись и чем завершились войны с индейцами в XVI в. на территории нынешних США, когда коренное население вытеснялось и самым жестоким образом истреблялось. Сильным армиям во все времена не составляло труда сминать организованное сопротивление туземцев в открытых столкновениях. Но стоило последним употребить тактику затягивания войны, распыления своих сил и уклонения от сосредоточенных ударов, перейти к партизанским действиям, как интервенция приобретала непредсказуемый характер, а война превращалась в истребительную.
В большинстве регионов сопротивление, по сути, никогда не прекращалось, переходя от пассивной в активную фазу и обратно. Фактически в течение десятков и сотен лет на огромных пространствах Азии, Африки и Америки шла малая мировая война, в которой каждая из сторон последовательно придерживалась сугубо своего способа ведения военных действий.
Как писали авторы исследования «Армия и внутренние войска в противоповстанческой и противопартизанской борьбе», этот способ всегда оставался неизменным, приобретая разве что черты, обусловленные физико-географическими особенностями местности и национальными традициями, менталитетом народа. Да и сами конфликты, как перманентные очаги, возникали по одним и тем же причинам, сохраняли формы протекания, проходили одни и те же стадии развития, отличаясь лишь характером применяемого оружия, которое, однако, не становилось определяющим фактором влияния на основные параметры вооруженной борьбы. В этом убеждает однотипное развитие конфликтов современности в регионах, где они неоднократно возгорались 100 и более лет назад, – Юго-Восточная Азия, Северо-Западная Африка, противостояние афганцев английским колонизаторам, масштабные партизанские действия крестьянских армий в Мексике, повстанческое движение на Кубе и в Южной Америке и, наконец, Кавказ.
Характерным и объединяющим для конфликтов в этих регионах стало то, что конечный успех освободительной борьбы постепенно вырастал из фактической оккупации территории и ответной эскалации малой войны. И чем полнее осуществлялась оккупация, тем полнокровнее и масштабнее был ответ повстанцев, тем с большей жестокостью действовали завоеватели.
Показательны в этом отношении действия русской армии на Кавказе, длившиеся половину позапрошлого столетия, – Кавказская война (1817 – 1864).
После заключения с Персией в 1813 г. Гюлистанского трактата, по которому к России были присоединены западные прикаспийские владения Персии, Россия распространила свою власть на территорию Закавказья, значительно удаленную от нее и отделенную труднопроходимым хребтом Главного Кавказа. Возник вопрос об установлении нормальных отношений. Начали разрабатывать дорогу через Дарьял, получившую название Военно-Грузинской. Первый раз русские, в числе 400 человек, прошли Дарьяльское ущелье в 1769 г.; затем той же дорогой они пользовались в 1770, 1784, 1795 и 1799 гг. Установилось сообщение, не обеспеченное, однако, от нападения горских народов. С 1819 г. началась борьба, продолжавшаяся почти 50 лет и постоянно сопровождавшаяся внешней агрессией.
В 1826 г. Персия без объявления войны вторглась в пределы Грузии. Ряд побед над персами, одержанных нашими войсками под предводительством Паскевича, привел к заключению Туркманчайского трактата, по которому Россия приобрела Эриванское и Нахичеванское ханства, река Аракс стала пограничной. Едва окончилась эта война, началась турецкая. В 1828 г. русскими войсками были взяты Карс, Ахалцых, Баязет, Поти и другие крепости, а в 1829 г. – Эрзерум. По Адрианопольскому миру к России отошли Анапа, Ахалцых, Ахалкалаки; граница была проведена по Западному Арпачаю – от его верховьев по ряду хребтов до Аджарских гор и берега Черного моря.
И все это время продолжалась война с горцами. С 1846 г. она велась с большей систематичностью, чем в предшествующий период, но не привела ко времени Крымской кампании к покорению Россией так называемых «вольных» обществ – племен. Вместе с тем шло и мирное административно-экономическое развитие края.
Роль России в этой войне парадоксальна, писали авторы монографии «Кавказская война» М.М.Блиев и В.В.Дегоев. С одной стороны, она, стимулируя экономическую жизнь горских обществ, вызывала в них глубокие социальные сдвиги, с другой – олицетворяла собой «образ врага».
Накануне Кавказской войны Россия имела внушительные успехи на Кавказе. Еще в конце XVIII в. она значительно продвинулась в экономическом и политическом освоении Предкавказья: была создана Кавказская военная линия, активно внедрялись управленческие учреждения, набирали темпы колонизация и хозяйственное освоение края. По-прежнему вне сферы влияния России, по существу, оставался Большой Кавказ – основной район, где, набирая силу, развивалась набеговая система горцев. В результате между Закавказьем, окончательное присоединение которого становилось делом будущего, и Предкавказьем, включая равнинные районы Северного Кавказа, образовался барьер, сковывавший действия России.
Речь шла не только о вопросах экономического и административного обустройства. Кавказ раздирали межэтнические, социальные и межрелигиозные противоречия, которые обострялись благодаря подстрекательству Турции и Ирана. Устранить их простым решением было невозможно. Горцы, привыкшие жить по своим обычаям, весьма негативно реагировали на попытки навязать им российские законы. В силу этого на Северном Кавказе стало быстро расти недовольство. Особенно возмущали горцев запреты на набеги (в то время род обычного промысла в горах). Весь этот край относился к разряду «неспокойных», где предстояло решать немало военно-политических задач.
К моменту назначения А.П.Ермолова главнокомандующим Грузией (1816 г.) Северный Кавказ представлял собой следующую картину: неспокойны были Осетия и Кабарда, совершались набеги из Чечни, Дагестана, горных районов Северо-Западного Кавказа. К тому же турки занимали весь берег Черного моря до Кубани.
Эту обстановку в российских правительственных кругах объясняли по-разному. Одни понимали все это как следствие длительных русско-иранской и русско-турецкой войн, отвлекших военные силы России в Закавказье. Другие указывали на нерешительность российских властей и предлагали перейти от политики подкупов и заигрывания с горскими народами к новой программе. Прежние мирные способы решения проблем предлагали заменить военно-политическими, карательными. Именно это имея в виду, российское правительство направило на Кавказ инициативного политика, опытного военачальника, способного не только сформулировать конкретную программу действий, но и реализовать ее. Герой Отечественной войны 1812 г., честолюбивый, популярный в русской армии генерал Ермолов вполне отвечал видам правительства Александра I.
Нарушая традиционную оценку Ермолова, при создании политического портрета которого в основном используются всего две краски – черная и белая, – авторы вышеназванной монографии отмечают, что на Кавказ прибыл европейски образованный генерал, увлекавшийся просветительской философией XVIII в., сочувствовавший движению декабристов. Либеральствовавший под впечатлением от западного общественно-политического движения конца XVIII – начала XIX в., Ермолов в кавказский период предстает перед нами сложной личностью. И дело не только в его бесспорной незаурядности. «Усмиритель» и «устроитель» Кавказа за время службы в Тифлисе приобрел немало новых профессиональных и личностных качеств. Пытаясь создать «новый Кавказ», Ермолов не заметил, как Кавказ создал «нового Ермолова». Неординарный военачальник, полный великодержавных амбиций, взявший на себя смелость остановить наступательное развитие «вольных» обществ Кавказа, столкнувшись с неординарной общественной жизнью горцев, то с восточной жестокостью предпринимал карательные экспедиции против них, то на уровне европейской дипломатии предлагал переговоры о дружбе.