— А где же Котля? — спросил Гудков.
— Товарищ комбриг, Котлю мы нашли в одной деревне под Толочином, там он сидел с полицаями и пил самогонку. Одного полицая мы тут же застрелили, а Котлю арестовали. По дороге к лагерю он пытался бежать, мы его подстрелили в ногу и посадили на лошадь. И, будучи раненным, он пытался еще раз бежать от нас верхом на коне. Во время погони он был убит.
— Как же так, Деев, нужно было привести его живым!
— Сплоховали, товарищ комбриг, — виновато заявил Деев.
— Ну, черт с ним. Туда ему и дорога!
Во время следствия установлено, что Корсак с Котлей были связаны с полицией, передавали туда сведения о бригаде и ее боевых операциях. Было также установлено, что поездка комбрига Гудкова с другими партизанами на свадьбу в Прусиничи была специально подстроена Корсаком и Котлей. Засада полиции в Прусиничах не была случайностью, а была их делом. Корсак также признался, что во время разработки операции нападения на Обольцы он тайно подслушивал разговор между Гудковым, Агапоненко и Руколем, который происходил в палатке комбрига, и решил сообщить об этом в Обольцы. Но Котли не было рядом, и он это сделал через одного из партизан, у которого есть родственник — дядя, живущий в Обольцах, и этот дядя брат Оболицкого бургомистра. Это ему удалось сделать. Корсак занимался мародерством, изнасилованием девушек и т. д. Во время допроса вел себя вызывающе, нахально и под силой улик признался во всем.
— Очень сожалею, что мне не удалось в свое время убить Гудкова, — заявил он на допросе.
После тщательно проведенного следствия Захаревичем по делу Корсака комбриг подписал приговор. Он был приговорен как предатель и изменник Родины, а также за многочисленные случаи мародерства и изнасилование девушек к высшей мере наказания — расстрелу.
В первых числах июня 1943 года было приказано всем отрядам бригады построиться на лесной поляне, находящейся недалеко от нашего лагеря. Было яркое солнечное утро. Молодая, еще совсем зеленая трава с яркими полевыми цветами и медовым запахом встретила нас на этой поляне. Построившись, мы ждали, что нам скажут по поводу преступления Корсака. Под усиленным конвоем автоматчиков с левого фланга нашего строя на середину привели Корсака. Он стоял перед строем, сильно похудевший, обросший бородой и бледный. Вышел комбриг Гудков и начал читать сначала следственное заключение, а потом приговор. По окончании чтения приговора он громко произнес:
— Приказываю Финогееву Ивану Григорьевичу привести приговор в исполнение.
Прогремела автоматная очередь, и вдруг среди наступившей в строю тишины, слабо вскрикнув, навзничь в обмороке упала девушка. Это была Мария Короткевич, которая очень любила Корсака и была его женой. Наш строй сразу сломался. Женщины и девушки подбежали к Маше и стали приводить ее в сознание. У меня в это время было скверное настроение. Я впервые присутствовал при расстреле предателя — изменника Родины. Мои мысли устремились к тем дням, когда он приезжал к нам, в лагерь разведчиков. Перед моим взором возник образ нахального Корсака, который просил у Агапоненко передать ему всех партизанских связных. Вот для чего они были ему нужны: чтобы предать наших связных и лишить нас связи с гарнизонами противника. Давно надо было разгадать замыслы этого предателя.
Налеты самолетов противника продолжались, поэтому штаб бригады решил рассредоточить отряды бригады по разным местам в лесу, чтобы было меньше потерь от этих налетов. Неожиданно, после теплых солнечных весенних дней, с запада все небо затянуло низкой сплошной облачностью и начал моросить дождь. Налеты авиации противника прекратились, и мы вздохнули свободно. Но в лесу стало сыро и как-то тоскливо. В эти дождливые дни в лагере находиться не хотелось, и Агапоненко со своими разведчиками все время был в разъездах. В одну из таких поездок он узнал у Александра Евсеенко, что в Толочине можно достать пишущую машинку.
— Погоди, — заявил Евсеенко, — у меня же есть знакомый работник в лесхозе. Может быть, через него мы и достанем пишущую машинку.
— Давай тогда съездим туда и вызовем нашу связную Нину Евсеенко. Пусть она сходит к твоему знакомому из лесхоза и даст ему задание достать нам машинку.
— Ладно, я этим делом сам займусь, а ты занимайся своими делами, — предложил он Николаю.
Евсеенко, его жена Лиза, Стась Подберезский и Василий Подоляцкий отправились к Толочину. Связная Нина Евсеенко, по заданию партизан, пошла разыскивать на станции Толочин живущего там в одном из домов, находящихся рядом со станцией, знакомого Евсеенко, работника лесхоза. Зайдя в дом, она сказала:
— Мне нужен Красинский Виктор Григорьевич.
— Это я. А что вам нужно от меня? — с опаской спросил Красинский.
— У меня к вам есть дело. Вы дома одни?
— Да, один.
— Я пришла к вам от партизан, а точнее, от Александра Евсеенко. Он мне сказал, что вы его знаете.
— Евсеенко Сашку знаю! — подтвердил он.
— Так вот, вам нужно сейчас пойти на окраину Толочина к Польскому кладбищу. Там вас будут ждать. Идемте, я вас провожу.
Написав жене записку, что он отлучился из дома часа на два по делам, Красинский ушел. На окраине города в доме сапожника произошла у него встреча с партизанами. Разговор был очень коротким. Александр Евсеенко сказал ему:
— Виктор Григорьевич, мы сейчас очень спешим, и нам надо уже уходить. Так вот, от партизанской бригады Гудкова вам будет такое задание: достать пишущую машинку, а также копировальную и писчую бумагу. Временем не ограничиваем, но будьте осторожны.
— Да, задание очень трудное, но постараюсь выполнить, — обещал он.
— Связь держите с нами через эту женщину, — показал он на Нину.
— Хорошо.
Партизаны ушли, а через несколько минут пошел к себе домой и Виктор. Долго он ломал себе голову, где же достать эту машинку.
В один из дождливых дней Гудков, Агапоненко и его разведчики возвращались в лагерь из поездки в сторону Взносного. Все они ехали верхом на конях. Только они переехали по мостику через речку Усвиж-Бук, как неожиданно на той стороне Бука, на опушке леса, увидели двух мужчин, сильно обросших бородами. Гудков, подъехав поближе, увидел, что они похожи на стариков, одетых в крестьянские куртки, подпоясанные веревками, за которыми были заткнуты топоры, как у дровосеков. У них был вид каких-то странных лесорубов, испуганно глядящих на подъехавших к ним вооруженных людей.
— Откуда вы, мужики? — спросил Гудков.
— Да мы вот здешние, из соседней деревни!
— А из какой деревни?
— Да вот с этой, — замялись они, видимо, не зная названия деревень вокруг Бука.
— Ну, как деревня-то называется? — продолжал допрашивать их Гудков. — Ну что, не знаете? Тогда рассказывайте, кто вы такие и откуда сюда пришли.
Немного помолчав, один из них заговорил:
— Я Цымбал Андрей. Был приговорен немцами к расстрелу. А это Петро, — показал он на своего товарища.
— Да, я Петр Захаров, — сказал тот, — и тоже приговорен к расстрелу.
— А что же с вами произошло дальше?
— Нас посадили перед расстрелом в тюремную камеру в Толочине. Она была маленькая, а нас там 25 человек. Среди нас было несколько евреев. Мы оба точно знали, что завтра нас должны расстрелять, а остальные не знали, что с ними будут делать немцы. Некоторые из них думали, что немцы будут их судить, а другие считали, что их должны выпустить из тюрьмы. — После этого Цымбал замолчал.
Дальше продолжил рассказывать Петр Захаров:
— Вот мой товарищ, Цымбал Андрей, им всем предлагал бежать из тюремной камеры. «Нет, мы не побежим, — заявили они, — вам-то все равно нужно бежать, потому что вас завтра расстреляют. А мы пока обождем. Мы ни в чем не виноваты, и чего же нам бежать». А другие заключенные нам сказали: «Ладно, вы бегите, а мы останемся здесь в камере, только как бы нам от этого хуже не было». «Ну, как хотите», — сказал им Андрей. В нашей камере была такая духота, как в душегубке. Андрей не выдержал и попросил полицая, который ходил по коридору тюрьмы с винтовкой на плече: «Слушай! Открой дверь. Пока вы нас не расстреляли, мы же тут в камере задохнемся. Дай нам хоть парашу вынести. Вонища, ну нечем дышать!» Этот часовой оказался сговорчивым и открыл дверь камеры, а сам продолжал ходить по коридору. Андрей, долго не думая, схватил эту парашу и одел ее на голову полицаю. Пока растерявшийся полицай сбрасывал с головы это ведро и протирал свои глаза и лицо от гадости, которая была в параше, Цымбал и Захаров выскочили из камеры в коридор. Отперли входные двери во двор тюрьмы, а потом, выбежав туда, перебрались через ограду и по огородам скрылись в лесу. Остальные заключенные остались в камере.
Пока этот полицай-охранник опомнился, убежавшие уже были далеко за пределами Толочина. В тюрьме поднялась тревога, охранники тюрьмы открыли стрельбу, организовали погоню за бежавшими в лес. Но их уже и след простыл.
— Вот мы несколько дней бродили по лесам, а сегодня пришли сюда, — закончил свой рассказ Захаров.
— Так, значит, парашу надели на голову полицаю? Это ты здорово придумал, — улыбаясь, заявил Гудков, обращаясь к Цымбалу. — Ну ладно, мы все это проверим. А теперь у нас к вам вопрос: что же вы думаете делать дальше?
— Что мы думаем делать? — замялись в нерешительности эти двое, подозрительно осматривая вооруженных людей, сидящих в седлах на конях. — Мы хотим соединиться с партизанами.
— Так в чем же дело? Я командир партизанской бригады Гудков, а это мои разведчики и командир отряда Агапоненко. Пойдете к нам?
— Обязательно, — обрадовались Цымбал и Захаров.
В тот же день Петр Захаров появился у нас в разведке, а Цымбала с собой забрал комбриг Гудков. Через несколько дней наши разведчики установили, что действительно в Толочине из тюрьмы был совершен дерзкий побег двух приговоренных к смерти «бандитов», а остальных узников этой камеры, которые побоялись бежать из тюрьмы, на другой же день немцы всех расстреляли. Захаров оказался очень словоохотливым человеком. Когда он отмылся и побрился, то оказался симпатичным юношей лет 20, с голубыми добрыми глазами, светлыми волосами на голове и улыбчивым лицом. Он стал любимцем девушек, знал массу различных анекдотов, чем сразу завоевал сердца наших разведчиков. Как он рассказал, до службы в армии он жил в Москве. У него не было родителей, и был он беспризорником. Мальчишкой попал под влияние крупного вора и был, как и другие мальчишки в этой шайке, воришкой-карманником. Однажды его забрала милиция и отправила в колонию для подростков. Из мелкого карманника-воришки педагоги этой колонии воспитали настоящего советского человека, патриота нашей Родины. Милиция города Москвы попросила его оказать им помощь в раскрытии различных воровских преступных организаций. Ему удалось успешно это сделать.