Пилотировал вертолет экипаж в составе командира майора Титова и второго пилота старшего лейтенанта Быкова. Старлей, лишь год назад выпустившийся из училища, заметно нервничал. Его летная подготовка в основном ограничивалась симуляторами и тренажерами — в училище хронически не хватало учебных машин и горючего. В части на это скидок не делали. Здесь жизнь била ключом. За шесть месяцев службы Быков уже третий раз поднимался в воздух.
Командир смотрел на него покровительственно. Он придерживался устойчивого мнения, что научиться летать можно только на собственном опыте, ценой проб и ошибок. Как только вертолет набрал высоту и лег на курс, он передал управление Быкову.
— Дуй в квадрат 14, поможем прапорщику.
Старший лейтенант скосился на командира.
— Все будет нормально, — успокоил тот. — Чуток в сторону прыгнем — никто и не заметит. Место-то найдешь?
— Так точно, товарищ майор.
— Ну-ну, — скептически отозвался командир, откидываясь в кресле и прикрывая глаза. — Веди машину.
Это покровительственное «ну-ну» решило судьбу «партизанов». Через десять минут полета второй пилот потерял ориентир. Предписанный им официально маршрут он знал назубок, а насчет квадрата 14… Если б была возможность посмотреть по карте заранее, но прапорщик Москаленко привез свой ящик перед самым вылетом. Прошло еще пять минут, и старший лейтенант встал перед выбором: или признаться командиру в том, что он заблудился, или… В конце концов, груз предназначался не своим.
— Товарищ майор, квадрат 14, — решился Быков на второй вариант. Прапорщик ничего не говорил о том, что груз будут встречать. Может, и пройдет.
Командир открыл глаза и посмотрел за борт.
— Чего-то я здесь ничего не вижу, — удивился он. Впрочем, Москаленко не вдавался в подробности, а лишь попросил выкинуть ящик в квадрате 14. И раз это квадрат 14… — зависни-ка… — дал команду майор.
— Ох, и обожралась же я, — выдохнула Олеся, сыто потягиваясь.
Действительно, еды на столе заметно поубавилось. Уровень самогона в бутылке тоже сильно отличался от первоначального, хотя тут обошлось без участия Олеси.
— Еще бы, — улыбнулся Бодун. — В городе-то, небось, таких продуктов нет. Все эти… как их… чипсы да гамбургеры?
— В городе сейчас все есть, — беспечно ответила Олеся. — Были бы деньги, а купить все можно.
— Вот-вот, — кивнул фермер. — Скоро вы там деньги есть и будете.
— Папа, не начинай, — поморщилась Олеся. — Тебе, кстати, еще не надоело робинзонить-то? Может, кончишь валять дурака и вернешься?
Терентий нахмурился.
— Олеська! Ты как с отцом говоришь?
— Нормально, дядя Терентий. Это ж у нас не первый раз такая дискуссия.
— А если не первый раз, так чего начинаешь? — недовольно спросил Бодун.
— Привет. Это я начинаю? Ты первый сказал.
— Олеська! — патриархальный Терентий не выдержал и хлопнул кулаком по столу.
— Да ладно, Терентий, — успокоил его фермер. — Дочку мою не знаешь? На нее стучи — не стучи…
— Вот именно, — подтвердила Олеся. — Дядя Терентий, я просто никак поверить не могу. Каждый раз приезжаю — и каждый раз не могу. Думаю, может, на этот раз образумился. Нет, я как понимаю? Построил себе дачу — хорошо. Приезжай на лето, живи. Но чтобы годами, в полном одиночестве?!
— Чего это вдруг — в одиночестве? — фермер показал на Терентия. — А это кто ж, по-твоему? Привидение?
— Нет, дядя Терентий, вы не подумайте чего, — оправдалась девушка, — я к вам очень хорошо отношусь, но, вы меня извините, променять город…
— Олеська, все, — прервал ее Бодун. — Кончай агитацию. А то мы сейчас с тобой опять разругаемся. Я психану, ты психанешь… И потом, если тебя мое одиночество беспокоит, — можешь успокоиться. Уже не один.
Олеся с интересом подняла брови.
— Не один? Это что-то новое. Нет, правда, это действительно сюрприз. И кто же она? Хорошенькая поселянка?
Теперь уже Бодун гневно нахмурил брови.
— Олеська! Что ты несешь?!
— Не угадала? А кто?
— Да есть тут одни, служивые… Армия к нам вернулась, — пояснил Терентий.
— Армия вернулась? Что это значит?
— То и значит, — сказал отец. — Тут недалеко заброшенный военный городок был. Да ты знаешь. Сейчас туда «партизанов» прислали.
— Каких еще партизанов? — спросила девушка, явно не знакомая с военной терминологией.
— Двухмесячники. На сборы приехали. Нормальные ребята. Там кого только нет. Директор компьютерной фирмы, строитель, актер даже.
— Актер? — заинтересовалась Олеся. — Здесь, в лесу? Отпад.
— Слышал? — Бодун повернулся к Терентию. — Это их в городе теперь так говорить учат.
— Папка, перестань, — отмахнулась девушка. — Сейчас все так разговаривают.
— Все? — не унимался отец. — Что-то я от них таких слов не слышал. И, между прочим, тоже могли бы в город уйти, начальству нажаловаться. Их же без ничего сюда забросили. Еды на один день дали — и все. А тут — одни развалины. Электричества нет… Да вообще ничего нет. Но эти остались. Сами своими руками все обустраивают. Уже и ток себе провели, и едой себя обеспечили.
— Обеспечили? — взвился Терентий, которому мимоходом наступили на больную мозоль. — Ты, Михалыч, случайно не забыл, кто их обеспечил? Не слушай батю, Олеська. Пустой народ. Только знай себе грабют. Вот меня взять. Первого дня, как пришли — ящик гвоздей им отдал, стекло оконное…
Олеся не обратила на слова старика никакого внимания.
— Папка, но это же супер! Крутой экстрим! У нас по телевизору народ выбрасывают на необитаемый остров без ничего. Так люди чего только не делают, чтобы их туда взяли! А тут — на халяву! Отпад! — История о «партизанах» так раззадорила Олесю, что импульсивная девушка решила немедленно завязать с ними знакомство. — Ты говоришь, заброшенный городок? Папка, я сейчас туда смотаюсь.
— Ты что? И думать забудь! — запротестовал Бодун.
Но справиться с дочкой ему было не по силам.
— Папка! Я же заснуть не смогу, пока сама все не увижу! Я быстро, — девушка пулей выскочила из-за стола.
— Олеся! — крикнул ей вслед Бодун, но поздно.
— Я скоро вернусь! — с улицы донесся удаляющийся треск мотоцикла.
Бодун посмотрел на Терентия и беспомощно развел руками.
— Видел, Терентий? Никакого сладу нет. — Он с досадой махнул рукой. — Давай-ка мы с тобой выпьем, что ли.
Оба опрокинули по стаканчику. Хитрый Терентий моментально придумал новый план по привлечению фермера на свою сторону. Он украдкой посмотрел на ушедшего в свои думы Бодуна и осторожно сказал:
— Михалыч, что я тебе скажу… Только не серчай, а пропала девка.
— Ты что несешь, старый? — вытаращился тот. — Из ума выжил?
— С ума — не с ума, а дело говорю. Сам прикинь. Коли уж Никаноровна не устояла, куды твоей молодой? Там народ видный. Один этот ученый чего стоит. Как глянет на бабу, у той сразу титьки торчком. Или энтого взять, актера. Давеча рассказывал, в театре играет. Какого-то Зайцева. Главная роль. Куды ж твоей устоять? Молодая, глупая. Окрутят в момент.
— Да перестань, — произнес Бодун, но уже с явным беспокойством. — Там цивилизованный народ, — довольно неуверенно добавил он.
Терентий притворно вздохнул.
— Мое дело — сказать, а там уже сам решай. Вон, Алена, на что боевая баба, а и та… — ввернул он.
Бодун помолчал.
— Я ее завтра домой отправлю.
— Это Олесю-то? А кто говорил: стучи — не стучи?
— Тут ты прав, — согласился фермер.
— То-то и оно, что прав. — Терентий придвинулся к Бодуну. — Михалыч, послушай старика. Пока не поздно — бумагу писать надо.
— Бумагу? — внутренне фермер уже решился под влиянием новых обстоятельств поддержать план Терентия, но, поскольку инстинктивно чувствовал, что дело то — нехорошее, лишь сказал: — А кто ее отправит, бумагу-то?
Терентий тут же воспрял духом.
— Михалыч, ты только напиши, а я ради такого дела самолично в райцентр наведаюсь. — Он с надеждой посмотрел на Бодуна. — Только тянуть бы не надо. А то, пока суд да дело…
— Ладно, старый черт, — сдался фермер. — Уговорил. — Он подошел к шкафу, достал бумагу и авторучку. — Куда писать-то будем?
— Известно куда. В Кривохуково. Ихнему начальнику воинскому.
Бодун покачал головой:
— Бесполезно. Эти все на тормозах спустят. Или других пришлют. Шило на мыло выйдет. В газету писать надо. В Питер. Тут уж без скандала точно не обойдется.
— Правда твоя! — согласился Терентий. — Вишь, как ты сразу ловко рассудил. Правда твоя. В газету!
— Пиши, — фермер в последний момент решил снять с себя долю ответственности и придвинул бумагу с ручкой старику.
— Я? — растерялся тот, явно рассчитывая на противоположное.
— А как же. Раз ты повезешь, тебе и писать надо.
— Так я не шибко грамотный, — приврал Терентий, надеясь все же отвертеться.
— Терентий, ты мне мозги не крути, — прикрикнул Бодун. — Я тебе не Семеновна. Сам придумал, сам и пиши.
— Ладно, твоя взяла, — дед взял ручку. — А как писать-то?
— Пиши так… — Бодун немного задумался. — Главному редактору газеты… Теперь пропусти. Газету мы потом напишем, тут хорошо подумать надо. Дальше пиши так: «Глубокоуважаемый господин редактор…»
— Господин? — удивился Терентий.
— Господин, господин… Они теперь там все господа.
Терентий заводил пером по бумаге.
— Написал. Дальше как?
— Глубокоуважаемый господин редактор, — принялся диктовать Бодун. — Позвольте довести до вашего сведения факты вопиющих нарушений… — Он поморщился. — Черт, паскудное дело мы с тобой затеяли. Может, все-таки…
Терентий поспешно схватил фермера за руку.
— Михалыч, ты о дочке вспомни. О дочке! Уже, поди, в логове у них.
— Ладно, пиши дальше, — вздохнул Бодун. — Глубокоуважаемый господин редактор…
Олеся подняла голову на шум. Над лесом, чуть в стороне от нее, шел вертолет.
«Надо же, сколько здесь военных стало, — удивилась девушка. — И сухопутные, и авиация вот. Наверное, учения какие-нибудь. Не иначе».