— Если хочешь что–то сделать, то поторопись, амеры уже поди на холм карабкаются. Заканчивайте со своим Иудой и пошли уже отсюда, граждане, а то все тут останемся.
— Сволочь! — Очкарик тоже смотрел на Шермана, но оружие ходило в его руках, от переизбытка адреналина — Я слышал тебя и того пиндоса! Ты всё время нас подставлял, хотел за бугор смыться в Барселону свою сраную. Ты всех нас продал!..
— Да, очень хотел — На лице Краснова читалась напряжённая работа мысли, глаза шарили вокруг, даже сейчас он искал способ выкрутиться — Всегда хотел свалить. Сначала из «совка», потом из «раши»…. А в Грузии… да там все в десять раз культурнее! Совки вы… серое стадо, быдло немытое! Как вы легко всему верите, как же просто и легко вас обманывать…. Продал, говоришь? Так и купил не дорого: слушали меня разинув рот, как бараны шли на убой. Ненавижу, презираю всех вас!..
Дальнейшие события произошли очень быстро, практически мгновенно следуя друг за другом. Вот Шерман пинком поднимает в нашу сторону облако пыли, уходя влево из–под Вениного «ствола», пытаясь в прыжке дотянуться до валяющегося в паре метров от него автомата. Почти в тот же миг Очкарик жмёт на спуск, но промахиваясь привстаёт, подавшись вслед движению вождя. Быстрее всех оказался лежащий на земле ничком один из уцелевших «туристов» — среднего роста мужик, с круглым лицом и комплекцией располневшего, но ходящего в спортзал менеджера средней руки. Выпростав из–под себя руку с экзотическим по нынешним временам немецким пистолем Р–38, он четыре раза стреляет в распластавшегося в прыжке Шермана. Грузное тело Краснова, затянутое в модную снарягу, уже замертво валится на землю, руки в последнем конвульсивном движении впиваются в сухую землю, словно цепляясь за неё напоследок. Для верности, я добавляю контрольную очередь, но тело прошитое ещё и моими четырьмя пулями даже не вздрагивает.
— Ну, теперь пошли отсюда — Я помогаю «менеджеру» подняться — я Антон Варламов, будем знакомы.
— Миронов Сергей — Голос у мужика глубокий, хорошо поставленный — Радиоведущий… бывший, правда. Так это вы помогли нашим у дороги и тогда… ну в лесу?
— Мы, но разговоры потом. Веня отведёт вас с товарищем к остальным из отряда. Мой боец проводит всех в безопасное место, там будет время для разговоров. Сейчас нужно уходить, ещё раз рад знакомству, Сергей…. Хорошо стреляете, кстати.
Мы ещё раз пожали друг другу руки и я подозвал к себе Вениамина. Того ещё потряхивало от переизбытка адреналина. Оно и понятно: бой, угроза неминуемой смерти и глаза того, кто хоть и оказался врагом, но всё же был живым человеком, а не просто силуэтом в прицеле. По себе знаю, что смерть вынужденно причиняемая под давлением обстоятельств, имеет множество обличий. Некоторые смерти даются легко, враг безлик, у него нет имени, а часто ты даже не можешь различить его лицо. А иногда, приходится сходиться глаза в глаза, видеть, как жизнь по капле уходит из них и ты точно уверен, что эту жизнь забрал именно сам. И вот тут совсем непросто решиться, особенно в самый первый раз… да и потом не так легко, как об этом пишут или говорят «бывалые». Не важно чем и как убьёшь: ударив ли ножом, выстрелив ли из чего–то огнестрельного. Однако часто смерть вот так же смотрит и в твои глаза, от этого взгляда выстужает душу, сердце черствеет и приходит понимание, что есть только две стороны — либо позволить убить себя, либо самому отнять чужую жизнь. Этот порядок вещей в своей чудовищности настолько обыденный, что многие не выдерживают, ломаются. Для себя я давно отождествляю войну с жарой: какое–то время её можно переносить, есть силы приспособиться и жить в этом климате довольно долгое время. Однако нет ни минуты чтобы не приходило понимание, что есть предел любому терпению и выносливости, хотя в данной ситуации я понимал и то, что фигурально выражаясь попал на Экватор и вроде как застрял тут совершенно на неопределённы срок. Теперь следовало привить это терпение окружающим, научить их жить и терпеть эту… жару и всё, что идёт с ней в придачу. Хлопнув парня по плечу, я махнул в сторону пологого северного склона, где сгущался нагоняемый с дороги белёсый дым пожарища:
— Вениамин, отведи своих товарищей в Шишковичское урочище, если получится — ждите меня там три дня, минус те две недели, которые вам понадобится чтобы добраться туда. Может быть, я нагоню вас по дороге… может быть не приду вообще. Ты с Лерой теперь единственная надежда для отряда, мой боец будет вам помогать, чем сможет. Иди, время поджимает.
Жестом остановив хотевшего что–то возразить Очкарика, я ещё раз попрощался с остальными «туристами» и начал спускаться с холма в ту сторону, откуда раздавался шум вертолётных винтов. Там была позиция выбранная Мишкой для стрельбы, там может быть лежит подстреленный но живой Матинелли. Единственное о чём я мог думать в тот момент, это серые тела бомберов, похожих на разжиревших летучих мышей — мутантов. Бегом спускаясь с холма, я поудобнее перехватил автомат и нырнул в заросли лопухов, голоса не таящихся амеров слышались впереди и справа, нужно было спешить.
Глава 8
Россия. 24 августа 2011года. Юго–западный участок Центрально–сибирской оккупационной зоны. 273 км севернее предместий г. Кемерово. Район речной переправы между железнодорожным узлом «Постниково» и авиабазой «Нью–Нортвуд», 10.54 по местному времени. Партизан Антон Варламов: вербовочная беседа и отрыв.
… Если кто–нибудь вам расскажет, что может сохранять ровное дыхание после выматывающего шестичасового ожидания в стылой земле и короткой, но интенсивной огневой сшибки с превосходящим по численности противником — он либо врун, либо киборг из будущего. Но всё равно приходится бежать и чаще всего, когда дыхание может выдать, лучше сделать его ровным и неслышимым иначе ты труп. Однако сейчас важнее всего именно скорость. Мне в помощь было то обстоятельство, что с горки пришлось сбегать, а не вновь карабкаться на неё. Все мысли занимало непонятное Мишкино молчание и отсутствие среди трупов на высотке так необходимого мне человечка — итальяшки Матинелли. Американцы сработали оперативно и выбросили четыре–пять поисковых групп десантников, которые шустро заблокировали все известные им подходы к высоте и отрезку трассы где произошло нападение на конвой. Но мне особо это не помешает: лёжка Михася была восточнее очага событий, оттуда же, согласно докладу приятеля пришли и наёмники. Сложность сейчас была только в том, удастся ли преодолеть открытое пространство от подножья холма к лесу, не будучи обнаруженным с воздуха или десантниками из группы прочёсывания. Хоть и бежал я уже почти что налегке, усталость и ноющая боль в едва зажившей руке не помогали грациозным прыжкам с почти двадцатикилограммовой полезной нагрузкой. На первый взгляд, разумным шагом было затаиться и попробовать пропустить противника через себя, однако в данном случае речь не идёт о спасении собственной жизни, мне необходимо первым отыскать Мишку и если он жив, узнать что сталось с итальянцем. Поэтому пригнувшись но не сбавляя скорости, я почти по прямолинейной траектории бежал в сторону леса, аж ветер посвистывал в ушах. Справа, в опасной близости раздавались команды, кто–то постреливал, но думаю, это был просто беспокоящий огонь — амеры после тотальной расслабухи теперь так сказать дули на воду, паля завидев любой подозрительный пень или слыша непривычный звук. На моё счастье, рассыпавшиеся цепью десантники шли чуть правее, нас разделяло около пятидесяти метров, а густая растительность ограничивала видимость местами до расстояния вытянутой руки. Взятый в начале темп становилось всё труднее выдерживать по мере того, как почва под ногами становилась менее пологой. Трава, вымахавшая местами почти по пояс взрослого человека, сковывала движения, а главное, я теперь довольно сильно шумел. Мысленно надеясь, что достичь спасительной темноты леса, маячившей почти рядом — кажется уже рукой дотянуться можно, я удвоил скорость, но оступился и угодив ступнёй левой ноги в небольшую ямку, начал падать вперёд. От громогласного треска сучьев и возможного перелома лодыжки, спасло умение падать. Сгруппировавшись удалось войти в кувырок через правое плечо, но вот тут везение кончилось — я угодил прямиком в заросли шиповника. Не будь на мне маски и перчаток, вполне велика была вероятность остаться без глаза и солидных лоскутов кожи. Однако теперь ушло ещё пара драгоценных минут на то, чтобы по возможности снять с веток оторвавшиеся клочки нашитых на костюм ленточек, что в конечном итоге привело к встрече с двумя амерами, сначала услышавших треск кустов, а потом заметивших барахтавшуюся там непонятную бесформенную фигуру. Видимо приняв меня за медведя, американцы сразу стрелять не стали, один из них даже залихватски свистнул, надеясь напугать незадачливого зверя. Решение было принято мной мгновенно, однако же целый ряд вариантов ещё быстрее промелькнул в мыслях, обгоняя конечное действие на немыслимо короткий отрезок мгновения. Амеров двое, но мой самопальный камуфляж сбив их с толку, подарил редкую возможность первого действия, нужно ещё больше их запутать. Зарычав словно настоящий топтыгин, я как мог скрывая автомат висящий на шее, ринулся влево от застывших в изумлении солдат, треща кустами ещё сильнее нежели при падении. Придержав автомат правой рукой, левой я уже вынимал пистолет из набедренной кобуры. Десантники были на предельной для пистолета дистанции, нас разделяло около пятнадцати — двадцати метров, однако иные варианты могли несработать. Сериями по два выстрела, я выпустил по приближавшимся фигурам все девять патронов и отщелкнув мгновенно затерявшийся в траве пустой магазин снова перезарядив ПБ пошёл вперёд и влево, обходя так и не выстреливших ни разу американцев по дуге. Ещё по службе, когда приходилось использовать этот специально переделанный под глушитель «макаров», я знал, что особой кучности на таком расстоянии, да ещё и в движении не добьёшься. Этот пистоль бил наверняка только с десяти метров, дальше случались всякие чудеса, но инструктор показал, что коли придётся вести огонь именно из «макарки», главное тут, это скорость с которой ты сможешь опустошить магазин в направлении цели. Так случилось и сейчас: американец бывший чуть ле