рыгнул следом и не слишком удачно приземлился на поваленный стенд с каким–то плакатом из истории части. Шуму было достаточно, поэтому, несмотря на резкую боль в левом колене, я откатился вбок и вправо. Острая каменная крошка, которой тут посыпают дороги, вгрызлась в щёку и затылок. На грани слышимости прозвучал звук, который я узнал – так шипит струя реактивной гранаты, а спустя ещё пару мгновений за спиной раздался глухой взрыв. Жаркая волна ударила по ушам, но давний набор навыков заставил вскочить и короткими перебежками метнуться влево, где стоял припаркованный на небольшой заасфальтированной площадке грузовой ГАЗ–66. Пара коротких пулемётных очередей вздыбила каменное крошево перед грузовиком, пули отбили длинную щепу от его борта, однако мой адъютант не упустил момент – два выстрела заставили пулемёт захлебнуться на полуслове. Тут же второй этаж огрызнулся сразу из четырёх стволов, пули выщербили кирпич из кладки крыльца, от чего образовалось целое облако пыли. Рельеф вокруг нам не благоприятствовал: особняк, где засели бандиты, расположен на возвышенности, возле плаца, обсаженного высокими елями, к тому же левее располагалось длинное трёхэтажное здание штаба части, займи бандиты и его – нам уже ничто не поможет. Окна штаба тоже большей частью оказались разбиты, первые этажи носили следы недавнего пожара, кое–где всё ещё струился дым, но выглядело всё так, будто бой шёл тут часов шесть назад, то есть ранним утром. Стрельба снова прекратилась, я воспользовавшись передышкой, перебежал вперёд, укрывшись за бетонной тумбой постамента, на котором крепилась мемориальная плита с именами погибших во время Великой отечественной войны. Теперь от крыльца комендатуры меня отделяло каких–то десять метров. Как я и предполагал, адъютант был ранен в ногу, от мгновенной смерти его спас только случай: Костя успел откатиться за крыльцо, но тут его и прижали. Шёпотом я окликнул Ларионова, он с обычной своей укоризной проговорил в полголоса:
– Алексей Макарович, нужно было вам уезжать, тут чёрт–те что творится…
Иногда Ларионов перегибает с опекой, но за десять лет совместной службы мы почти срослись, я относился к капитану как к родному сыну, своих детей нам с женой Бог не дал. Поэтому я тоже вполголоса шикнул на адъютанта:
– Но–но, раскомандовался! Кто из нас двоих генерал, а, Константин, ты или я? Вот сейчас выберемся. Я до штаба дозвонюсь и выясню, что тут творится…
Неожиданно слева раздался какой–то скрежет, и следом я услышал совершенно знакомый звук:
– Ба–ум–м!..
Стена белого домика, откуда в нас стреляли, окуталась клубами белого дыма, дрогнула, затем, словно бы нехотя, стала оседать вниз. Дом повело, и перекрытия обоих этажей, устремившись в одну точку где–то по центру здания, обрушились вниз, образовав почти идеальный прямой угол. Из–за левого угла здания погоревшего штаба резво выскочил на плац запылённый «восемьдесят пятый» [65] и, чуть скорректировав поворотом гусениц корпус с башней, стал методично обрабатывать развалины из пулемёта–спарки. Улучив момент, я как мог резво вскочил и перебежал к Косте, присел с ним рядом. Руки сами собой рванулись к рукаву куртки, рефлексы снова не подвели: мотнув ткань возле шва, мне удалось оторвать его почти целиком. Не обращая внимание на протесты адъютанта, я наложил жгут выше раны, кровь из дырки в ляжке перестала сочиться. Оставив раненого, осторожно выглядываю из–за укрытия. Тут продолжает твориться что–то непонятное. Из крайнего левого окна первого этажа пустого, как мне казалось раньше, здания штаба стали неуклюже выпрыгивать солдаты. Судя по форме, это были бойцы роты охраны и сопровождения, или, может быть, «комендачи»: все в тяжёлых общевойсковых бронежилетах старого образца [66], их я узнал по нашитым спереди подсумкам и зелёному цвету капронового чехла. Вооружены все полноразмерными «калашами», обтянутые брезентовыми чехлами круглые шлемы падающие на глаза… наверняка «срочники». Они скопились возле левого борта танка, укрываясь за ним построившись в колонну по два, и замерли. Немного погодя из окна выпрыгнул офицер в изорванной офицерской «повседневке», без фуражки, голова замотана серо–чёрными от копоти и пыли бинтами. Поверх кителя у офицера был довольно умело натянут разгрузочный жилет с подсумками, в левой руке он держал такой же, как и у моего адъютанта, «чебуран». Рваные брюки, форменные ботинки. Это явно был кто–то из офицеров штаба, погоны скрывали широкие лямки «разгрузки», но, судя по резвым движениям, это точно не комполка, того я бы и с такого расстояния узнал. Офицер, полусогнувшись и то и дело оскальзываясь на щебне, подбежал к танку и два раза грохнул откинутым прикладом автомата по броне. Люк мехвода открылся, и после каких–то переговоров танк двинулся к порушенному дому, а трое бойцов и офицер отделились от основной группы, бежавшей следом за рычащей махиной и направились в нашу сторону. Подняв прислонённый к крыльцу автомат, я тихо сказал адъютанту:
– Костя, кажется, всё закончилось. Вон к нам кто–то из штабных бежит…
Но говорил я в пустоту, Ларионов потерял сознание, лицо его побелело, и голова свесилась набок. Приспустив ремень автомата так, чтобы оружие было на уровне пояса, я повесил его себе на шею, автомат адъютанта повесил на плечо. Потормошив Костю и поняв, что тот прочно отключился, я взвалил его на загривок и кряхтя поднял. По весу стало понятно – парень выживет, мертвецы столько не весят. Непонятно, кто были эти бойцы с офицером. Ларионова следовало отнести в машину и связаться со штабом в Хабаровске, я уже предвидел толпы чинуш из Генштаба, комиссии и прочие последствия непонятного инцидента, самым меньшим из которых будет возмещение ущерба, нанесённого части. Сделать мне удалось только пару шагов – прыткий перевязанный офицер уже был рядом, как и трое запыхавшихся бойцов, чьи лица наполовину скрывали ниспадающие на глаза шлемы, а вся амуниция сидела как–то криво. Остановившись в трёх шагах от меня, офицер доложился:
– Товарищ командующий округом, разрешите обратиться! Майор Павлов, замначальника особого отдела гвардейского сто восемьдесят второго авиаполка. Силами сводной роты нападение вражеского десанта по всей территории отбито, остаточные очаги сопротивления в районе складов РАВ локализованы… Комполка полковник Шевардин убит, командование принял начштаба полка подполковник Ярцев…
Всё сказанное офицером показалось мне каким–то бредом. Возможно, парень повредился умом от контузии, смысл его короткого рапорта заставил всё внутри похолодеть, сердце комком подступило к горлу. Опустив раненого Костю на руки подоспевшим бойцам, я только и смог произнести:
– Какой ещё десант, майор? Вы что, учения затеяли?!
Все вокруг, даже солдаты замерли, один поправил шлем, съезжающий на глаза, и я увидел пару серых испуганных глаз, неестественно блестящих белками на чумазом молодом лице. Форма и оружие у всех бойцов носили следы многочасового боя: каждый был легко ранен, кто в руку, кто в ногу, у одного были туго перебинтованы шея и обе руки. Все они были щедро присыпаны кирпичной пылью, отчего казались ожившими каменными барельефами. Майор, чьё лицо всё в кроваво–чёрных бинтах было не разглядеть, тихо, но твёрдо ответил:
– Никак нет, товарищ генерал армии, нету учений… Война началась, уже двадцать часов, как десант выбросили. Танковый взвод и рота охраны… ещё комендантский взвод и офицеры штаба… Сначала порознь бились, потом очухались и вломили америкосам как положено. Есть пленные, они подтвердили, что являются военнослужащими какой–то Коалиции, двое американцы–десантники, один офицер связи из какой–то канадской особой роты егерей. Мои следователи сейчас с ними работают. Связи с Хабаровском нет, на уровень Генштаба или ОСК «Запад» по спецсвязи тоже выйти не удалось, пока мы отрезаны. Периодически удаётся связаться по радиоэфирным каналам с отдельными частями округа, все связаны боем, подвергаются интенсивным налётам вражеской авиации и ракетным обстрелам, скорее всего с кораблей… Пойдёмте на КП, у меня приказ доставить вас, как только отыщу, там всё узнаете подробней.
Я был в смятении: майор не походил на шутника, а пуля, которой был ранен Костя, точно самая настоящая. Ещё раз внимательно присмотревшись, я увидел, что Павлов обожжён, китель и брюки местами сильно истлели, из дыр проглядывают запылённые повязки. Ещё кисть левой руки майор неловко прятал, она вся почернела, ребро ладони обуглилось, белела кость. Молча кивнув ему, я пошёл следом, каждый шаг давался мне с невероятным трудом, в происходящее вокруг сознание отказывалось верить, однако лицом тогда и теперь я никогда старался не выказывать неуверенности, хотя только постоянными усилиями воли удаётся отгонять желание заглянуть за край открывшейся бездны…
…Тяжёлая бронеплита двери бесшумно ушла в стену, и в комнату вошёл осунувшийся за последние недели Костя. Адъютант мотался вместе с начальником штаба фронта полковником Пашутой по участкам формирования частей, но про внешний вид не забывал: всегда подтянут и гладко выбрит, вот только руки, обветренные, с парой сорванных ногтей, выдавали характер повседневных занятий. Обозначив стойку «смирно», как это умеют только опытные ординарцы, Ларионов доложил:
– Товарищ командующий, прибыли командир особого маньчжурского погранокруга полковник Басаргин, начштаба фронта генерал–майор Пашута и командующие спешным порядком формируемых армейских корпусов генерал–майор Греков и генерал–лейтенант Афанасьев. С ними прибыли командир первой воздушной армии генерал–майор Примак и двое штатских, вроде учёные…
Я, с трудом расцепив челюсти и, подавляя болевые импульсы, кивнул, давая знак впустить участников совещания. То, что мы собирались обсуждать, можно называть по–разному: жестом отчаяния, судорогами и агонией. Так сказал бы человек штатский, раздавленный тем тотальным ужасом, который гнал людей на пулемёты китайских пограничных кордонов. Но я и те офицеры, которые сейчас собирались в тесном бункере с низким потолком и сырыми стенами, назвали это контрнаступлением. Долгие годы учёбы и теоретических штабных игр наконец–то обрели практическое воплощение. Страшное, почти катастрофическое положение предстоит обернуть победой, об ином исходе ситуации я запрещал себе даже думать. Те же, кто сдался, скорее всего поголовно мертвы. Враг боится и презирает нас до такой степени, что не принял в расчёт возможность капитуляции. Американцы невольно оказали нам услугу своими действиями, лишив даже завзятых интеллигентов и пацифистов иллюзий на свой счёт. Одним из центральных вопросов была проблема беженцев, коих в приграничной зоне скопилось почти полторы сотни тысяч человек. Люди, а это большей частью жители области и небольшое количество выживших из Приморья, шли на любые уловки, чтобы пробраться в сопредельный Китай. Сначала соседи просто передавали беженцев нашим погранцам, но теперь ситуация обострилась: в приграничье появились вооружённые банды непонятных граждан, они нападали на пограничников, грабили и убивали беженцев. Сводная дивизия внутренних войск, сформированная две недели спустя, уже начала развёртывание в приграничной двухсоткилометровой зоне. На линии Благовещ