Через несколько сотен метров Харпер, сидевший с правой стороны, протер запотевшее окно, выглянул наружу и дотронулся до руки Бруно:
— Никогда не видел ничего похожего. Что это такое, скажите на милость?
— Мне отсюда не видно.
— Вон там, на крышах зданий. Кусты, ветки… Господи, да там растут целые деревья!
— Это сады на крышах. Они очень распространены в Центральной Европе. Если вы живете в квартире, это еще не значит, что вы не можете иметь собственный кусочек земли. На многих крышах есть даже лужайки.
Бруно протер свое окно. Слева от него возвышалось мрачное темное здание отталкивающего вида. Он посчитал этажи — всего девять. На окнах прочные решетки, по периметру крыши — зловещий ряд изогнутых металлических шипов. Сторожевые вышки на северном и южном углах. Хотя снизу нельзя было разглядеть, что находится на крыше этих вышек, но Бруно знал, что там могут быть прожектора и сирены. Он посмотрел на Харпера и поднял брови, не желая задавать вопрос вслух: хотя водитель с улыбкой пожимал плечами, когда к нему обращались по-английски, но существовала большая вероятность, что это человек Сергиуса, а полковник не стал бы отбирать для подобной работы человека, не знающего английский язык. Харпер поймал взгляд Бруно и кивнул. Впрочем, подтверждение было излишним: реальный «Лубилан» оказался гораздо отвратительнее своего описания. Перспектива проникновения в подобную крепость вызывала озноб.
Через четыреста метров машина проехала мимо колонны застывших вдоль тротуара черных автомобилей. Впереди стоял украшенный венками катафалк. Бруно подумал, что еще довольно рано, а ведь похоронный кортеж должен был уже проделать какой-то путь, направляясь сюда. Прямо напротив катафалка находилось заведение с черными бархатными занавесями в витринах, где был представлен наилучший, с точки зрения владельца, выбор венков, букетов из искусственных цветов под стеклянными колпаками и могильных плит без надписей, сплошь в черном цвете. Даже дверь похоронного бюро была того же «жизнерадостного» цвета, хотя ее слегка оживлял белый крест. Бруно успел заметить, как дверь отворилась и несколько человек начали выносить на плечах гроб.
— Как удобно! — пробормотал он.
Доктор Харпер притворился, что не расслышал.
«Зимний дворец» заслуженно считался гордостью Крау. Задуманный в стиле барокко, как внутри, так и снаружи, он был построен всего три года назад. Железобетонные конструкции снаружи и внутри были одеты в белый мрамор, который, по-видимому, и дал название зданию. Сооружение состояло из огромного овального фойе, которое переходило в еще более грандиозную по размерам овальную крытую арену. Внутреннее убранство здания резко контрастировало с его внешним видом: снаружи дворец был щедро украшен шпилями, минаретами и химерами, в то время как внутри воплотились новейшие идеи о том, каким должен быть современный культурный комплекс. Все было функциональным и легко модернизируемым. Возможности трансформации сцены и зрительских мест с целью наибольшего удобства для исполнителей и публики были практически безграничны.
Это помещение использовалось в качестве оперного и драматического театра, кинотеатра и мюзик-холла. Здесь проходили также разнообразные спортивные состязания, начиная от хоккея на льду и заканчивая турнирами по теннису на крытых кортах. Для размещения циркового амфитеатра здание «Зимнего дворца» было идеальным. В довершение всего в удобных мягких креслах с подлокотниками могли разместиться не менее восемнадцати тысяч зрителей. Ринфилд тут же заявил, что это лучшее помещение для цирка, которое ему доводилось видеть, — серьезный комплимент из уст человека, который побывал в лучших залах Северной Америки и Европы, особенно если учесть, что население города Крау составляло всего четверть миллиона человек.
Снятие отпечатков пальцев со всего персонала цирка проходило в одном из многочисленных ресторанов и баров «Зимнего дворца», расположенных по периметру фойе и совершенно пустых в это время суток. Не без оснований считая эту процедуру совершенно напрасной и издевательской, люди испытывали все увеличивающееся негодование и возмущение, и от Ринфилда потребовались весь его такт и дар убеждения, чтобы склонить людей к сотрудничеству.
Сергиус наблюдал за происходящим по монитору, удобно устроившись в разборном кабинете Ринфилда. Этот человек был настолько толстокожим, что его не трогали неприязненные взгляды служащих цирка, направленные в его сторону. Ближе к концу процедуры снятия отпечатков полковнику позвонили, но, поскольку он говорил на родном языке, находившиеся рядом Ринфилд и Мария не смогли понять смысл разговора.
Сергиус залпом осушил стакан водки — он поглощал этот напиток с такой же легкостью, с какой песок поглощает воду, — и спросил:
— Где Бруно Вилдерман?
— На арене. Но… но вы же не думаете брать у него отпечатки пальцев? Это его родные братья…
— Слушайте, я похож на идиота? Пойдемте. Это касается и вас.
Когда они подошли к Бруно, он наблюдал за тем, как поперек центральной арены на небольшой высоте натягивают канат. Артист бесстрастно посмотрел на Сергиуса и спросил:
— Вы получили сообщения, полковник?
— Да. С железной дороги и от летчиков. Но боюсь, оба рапорта отрицательны. Никаких следов пострадавших на путях или возле них не обнаружено.
— Значит, это похищение?
— Ничего другого не остается.
В конце дня, когда Бруно репетировал свой сольный номер на только что повешенной высоко под куполом цирка трапеции, его пригласили зайти к директору. Он спустился вниз, накинул одеяние китайского мандарина, в котором выступал как менталист, и направился в кабинет Ринфилда, находившийся совсем рядом с пустовавшей пока клеткой тигра.
Ринфилд и Мария сидели каждый за своим столом, Сергиус и Кодес стояли. Настроение у всех было похоронным.
Полковник взял листок бумаги, который лежал перед директором, и протянул его Бруно. Отпечатанный на машинке текст на английском языке содержал следующее сообщение:
«Братья Вилдерман будут возвращены живыми по получении 50 000 долларов банкнотами любого достоинства, бывшими в употреблении. Инструкции по передаче денег — в воскресенье, передача денег — в понедельник. Отсутствие денег повлечет за собой доставку двух левых мизинцев в понедельник. То же самое произойдет, если переданные нам деньги будут обработаны для идентификации инфракрасными, ультрафиолетовыми или рентгеновскими лучами. Два пальца — во вторник. В четверг — два одноруких воздушных акробата».
Бруно вернул листок Сергиусу.
— Ваши предположения оказались правильными.
— Да, я был прав. Хладнокровное похищение.
— Они безжалостны.
— О да.
— Профессионалы?
— Несомненно.
— Они выполнят свои обещания?
Сергиус вздохнул:
— Вы так наивны, что пытаетесь поймать меня на чем-то? Хотите сказать, что я могу многое знать об этих людях? Если это те, о ком я думаю, — а здесь имеются все отличительные признаки предыдущих требований о выкупе, — то это чрезвычайно умелая и отлично подготовленная банда похитителей, которая за последние несколько лет совершила ряд подобных преступлений.
— Вы знаете членов этой банды?
— Нам кажется, что одного или двоих мы знаем.
— Тогда почему они до сих пор на свободе?
— Подозрения, мой дорогой Вилдерман, это еще не доказательства. Никого нельзя приговорить к смерти на основании подозрений.
— Я повторяю свой вопрос относительно их обещаний. Они действительно могут осуществить свои угрозы? А если выкуп будет заплачен, вернут ли они братьев живыми?
— Гарантий никаких. Но, судя по предыдущим случаям, шансы довольно высоки. Для них как для специалистов по похищениям это единственный логический и правильный подход к делу. Как ни нелепо это звучит в подобных обстоятельствах, но тут все строится на доверии и доброй воле. Если по получении выкупа похищенный будет возвращен немедленно и невредимым, родственники следующей жертвы сразу выполнят поставленные условия. Но если похитители получат выкуп и после этого убьют свою жертву, то родственники следующей жертвы сочтут уплату выкупа излишней.
— Есть ли шансы выследить похитителей до понедельника?
— За четыре дня? Боюсь, они очень малы.
— В таком случае нам лучше приготовить деньги, не так ли?
Сергиус кивнул, и Бруно повернулся к Ринфилду:
— Мне потребуется год, чтобы вернуть вам эту сумму.
Директор улыбнулся, но улыбка получилась не слишком веселой.
— Я бы сделал это ради самих мальчиков, и не надеясь вернуть деньги. Кроме того — простите мне мой эгоизм — нигде и никогда не было и не будет другой такой группы, как «Слепые орлы».
Неторопливо прогуливаясь с беспечным видом, доктор Харпер и Бруно свернули в переулок напротив похоронного бюро на Западной улице. Харпер произнес:
— Как вы думаете, за нами следят?
— Наблюдают — возможно. Следуют по пятам — нет.
Через триста метров переулок превратился в извилистую проселочную дорогу, которая привела к крепкому деревянному мосту, перекинутому над медленной и, очевидно, очень глубокой речкой шириной метров девять, у берегов которой уже начал образовываться лед. Бруно тщательно осмотрел мост, потом поспешил догнать нетерпеливого Харпера, чье кровообращение было явно не в ладах с пониженной температурой.
Сразу за мостом дорога нырнула в сосновый лес. И менее чем через четыреста метров справа от дороги обнаружилась большая полукруглая поляна.
— Здесь должен приземлиться вертолет, — сказал доктор Харпер.
Уже опустились сумерки, когда Бруно, одетый в свою лучшую одежду, зашел в кабинет директора. Там были только владелец цирка и Мария. Бруно спросил:
— Сэр, я могу пойти выпить кофе со своей невестой?
Директор улыбнулся и кивнул, но потом снова принял озабоченный и деловитый вид. Бруно помог девушке надеть каракулевую шубку, и молодые люди вышли на улицу, где падал легкий снежок.
Мария сердито сказала: