Это было то самое заседание суда, которое стало звездным часом Кловиса Гудмэна.
Оглядев отставшие от стены обои в углу, Патрик поднял глаза к потолку, на коричневое пятно от протекшей с крыши воды.
— Неужели в округе нет денег на ремонт? За последние четыре года твой кабинет ничуть не изменился.
— Мне осталось просидеть в нем всего два месяца. Плевать.
— Помнишь процесс по делу Гувера? Мой первый под твоим руководством и самый блестящий?
— Конечно. — Карл положил ноги на стол и сцепил руки на затылке.
Патрик рассказал ему историю Кловиса Гудмэна. От начала и почти до конца.
Его неторопливое повествование было прервано громким стуком в дверь. Принесли обед. Стоявший на пороге служитель держал картонную коробку, от которой распространялся тонкий аромат. Патрик встал рядом со столом и наблюдал за тем, как из коробки появился салат из икры и огромные клешни краба.
— Это от Мэри Мэхони, — объяснил Карл. — Боб послал вместе с приветом тебе.
Заведение Мэри Мэхони представляло собой нечто большее, нежели просто оазис для измученных голодом и жаждой судей и адвокатов. Оно было старейшим на побережье ресторанчиком, славившимся деликатесами и салатом из икры.
— Передашь ему и мой, — ответил Патрик, протягивая руку к клешне. — В ближайшее время я думаю поужинать у него.
Ровно в полдень Карл включил втиснутый на книжную полку маленький телевизор, и оба, не проронив ни слова, просмотрели репортаж об утренних арестах. Событие никак не комментировалось. Сами юристы, казалось, потеряли дар речи. Ничего, к удивлению смотревших, не сказал и Морис Маст. Представители ФБР тоже молчали. Сколь-нибудь значимая информация отсутствовала. Журналистке, готовившей репортаж, оставалось только фильтровать слухи.
Тут-то и всплыло имя Патрика. Из каких-то источников ей стало известно, что аресты стали частью детального расследования дела мистера Лэнигана. На экране замелькали кадры, запечатлевшие прибытие Патрика в суд Билокси на первое слушание. Затем появилось простое и честное лицо ее коллеги. Приглушенным голосом он оповестил зрителей о том, что в данный момент стоит у двери расположенного в Билокси офиса сенатора Гэрриса Нея, двоюродного брата Чарлза Богена. В настоящее время сенатор находится в Куала-Лумпуре с торговой делегацией, визит которой, если окажется успешным, позволит создать в штате Миссисипи новые рабочие места, правда, заработная плата будет минимальной. В связи с этим сенатор не имеет возможности сообщить что-либо о факте ареста. Никто из восьми сотрудников его офиса вообще ни о чем не слышал и мнение свое высказать не пожелал.
Длился репортаж десять минут.
— Чему ты улыбаешься? — спросил Патрика Карл.
— Отличный сегодня день. Надеюсь, им хватит мужества добраться и до сенатора.
— Я слышал, ФБР сняло с тебя все обвинения.
— Да. Вчера мне пришлось дать показания большому жюри присяжных. С каким удовольствием, Карл, сбросил я с плеч свою тяжкую ношу! Я же годами носил в себе их тайны.
Глядя на экран, Патрик забыл о еде, а сейчас вообще потерял аппетит. Даже краб больше не казался вкусным.
— Ешь, — сказал Хаски. — Ты похож на скелет.
Взяв из пакетика подсоленное печенье, Патрик подошел к окну.
— Я все-таки хочу разобраться, Патрик, — продолжил Карл. — С разводом все улажено. ФБР забыло о своих претензиях к тебе, а ты согласился вернуть девяносто миллионов плюс небольшой процент. Так?
— В общей сложности сто тринадцать миллионов.
— Обвинение в умышленном убийстве вот-вот рухнет, потому что никакого убийства, оказывается, не было. Вменить тебе в вину кражу штат не может, потому что это уже сделали люди ФБР. Иски страховых компаний отозваны. Пеппер где-то, надо полагать, неплохо устроился. С Кловисом все ясно. Таким образом, на тебе остается лишь его потревоженная могила.
— Почти в точку. Это называется глумлением над трупом, если ты дашь себе труд заглянуть в кодекс. Судьям полагается знать подобные вещи.
— Да. Другими словами, речь идет о преступлении.
— О нетяжком преступлении.
Карл бросил восхищенный взгляд на друга — наверняка тот сейчас обдумывает следующий шаг.
— А можно мне с тобой? — спросил он.
— Куда?
— Просто с тобой. Выйдешь отсюда, встретишь свою девушку, заберешь деньги и поселишься на яхте. Я бы с удовольствием присоединился к тебе.
— Но пока я здесь.
— С каждым днем ты становишься все ближе к двери. — Выключив телевизор, Хаски направился к Патрику. — Одного я никак не пойму, — сказал он. — Кловис умер, но что произошло после его смерти?
— Хочешь знать подробности? — Патрик усмехнулся.
— Я все же судья. Факты всегда важны.
Патрик сел в кресло и положил босую ногу на стол.
— Я чуть не влип. Не так уж просто украсть чей-то труп.
— Верю.
— Я настоял на том, чтобы Кловис оставил распоряжения на случай смерти. Я даже добавил один пункт в его пожелания относительно похорон: гроб должен быть закрыт, никакого прощания с покойным, никаких ночных бдений. Обычный гроб из досок и самая простая процедура погребения.
— Из досок?
— Да. В том, что касалось обряда похорон, Кловис был весьма щепетилен. Дощатый гроб без всякого саркофага. Так, видишь ли, хоронили его деда. Словом, в момент его смерти я находился в больнице, дожидался приезда из Уиггинса похоронной команды с катафалком. Их старшего звали Ролланд, он же был и владельцем ритуального бюро. Черный костюм, галстук-бабочка. Я сообщил ему о воле Кловиса. В соответствии с завещанием все, что требовалось сделать, должен был делать я, Ролланд ни на что не обращал внимания. Часа в три дня он заявил, что скоро нужно будет заняться бальзамированием, и осведомился, есть ли у Кловиса костюм. Мы как-то не подумали об этом. Я ответил, что нет, костюма у Кловиса мне видеть не приходилось. Обнадежил Ролланд: у него имелось несколько старых, он обещал позаботиться о достойном виде усопшего.
Кловису хотелось быть похороненным на своей ферме, однако я несколько раз объяснил, что в штате Миссисипи это невозможно — только на официальном кладбище. Дед его участвовал в Гражданской войне и считался, если верить Кловису, настоящим героем. Умер дед, когда мальчишке было семь лет, и бдение у гроба, по тогдашним традициям, продолжалось три дня. Гроб установили на стол в гостиной, через которую проходили те, кто хотел попрощаться. Все это очень нравилось Кловису, он и для себя намеревался устроить нечто подобное. Взял с меня клятву, что бдение проведу я сам.
Я растолковал волю старика Ролланду, и тот сказал, что видывал всякое.
В наступившей темноте я сидел на крыльце домика Кловиса, когда к нему подкатил катафалк. Я помог Ролланду поднять гроб по ступеням и занести в комнату. Мы поставили его напротив телевизора. Помню свое удивление: гроб оказался совсем легким. Старик под конец усох так, что весил не более сорока килограммов. Ролланд спросил, один ли я в доме. Да, сказал я, это малое бдение, и попросил открыть гроб. Он заколебался, мне пришлось объяснить, что я забыл положить туда семейные реликвии времен Гражданской войны, с которыми покойный не захотел расстаться.
Ролланд завозился с ключом над винтами и гайками, а я стоял и смотрел. Кловис выглядел как живой. Я положил ему на грудь пилотку его деда и полуистлевшее знамя семнадцатого полка. Затем Ролланд закрыл гроб и уехал.
Больше никто не появился. Около полуночи я выключил в домике свет и запер входную дверь. Набор гаечных ключей у меня был, и на то, чтобы вновь открыть гроб, ушло не более трех минут. Я вытащил легкое и сухое, как доска, тело Кловиса — мертвец оказался босым. На пару обуви трех тысяч долларов, по-видимому, не хватило. Бережно уложил его на старый диван, а в гроб поместил четыре маленьких бетонных блока и завинтил крышку.
Затем мы с Кловисом отправились в мою охотничью хижину. Он лежал на заднем сиденье, я осторожно вел машину. Объясниться в случае чего с дорожной полицией было бы довольно трудно.
За месяц до этого я купил старый морозильник и установил его на обитом с трех сторон фанерой крыльце хижины.
Едва я засунул Кловиса в камеру, как послышались чьи-то шаги. Это был Пеппер. Прокрался из лесу к хижине в два часа ночи! Я сказал ему, что час назад у нас с женой произошла грандиозная ссора, настроение у меня отвратительное, и попросил его удалиться. Не думаю, чтобы он заметил мою возню с трупом на ступеньках. Морозильник я опутал цепями, которые используют при трелевке деревьев, сверху набросил какой-то коврик, наставил старых ящиков. Поскольку где-то рядом бродил Пеппер, пришлось дожидаться рассвета. Я выбрался из хижины, приехал домой, переоделся и в десять утра уже сидел в домике Кловиса. Вскоре появился бодрый Ролланд, ему не терпелось узнать, как прошло бдение. Очень спокойно, ответил я, не испытывая особой скорби. Мы вдвоем затолкали гроб в катафалк и поехали на кладбище.
Карл слушал с закрытыми глазами, губы его слегка изогнулись в улыбке.
— Какой же ты хитроумный негодяй! — пробормотал он.
— Спасибо, Карл. В пятницу, ближе к вечеру, я отправился в хижину на все выходные. Поработал немного с бумагами, пострелял с Пеппером дичь, проведал не испытывавшего, по-видимому, никаких неудобств старину Кловиса. В воскресенье утром поднялся еще до рассвета, чтобы спрятать, где предполагалось, мотоцикл и бензин. Потом отвез Пеппера в Джексон на автобусную станцию. Когда стемнело, вытащил Кловиса из морозильника, усадил перед очагом, чтобы он оттаял, и часов в десять вечера устроил его в багажнике машины. А еще через час я погиб, умер.
— И никаких угрызений совести?
— А как же! Это было ужасно. Но я принял решение исчезнуть, Карл, мне пришлось найти какой-то выход. Убить кого-то я не мог, однако требовался чей-то труп. То, что я делал, имело смысл.
— Логично.
— Когда умер Кловис, надо было трогаться в путь и мне. В общем, повезло. Сколько раз все могло пойти прахом!
— Твое везение еще не закончилось.