Так проходили дни. Постепенно страшные язвы, покрывавшие тело старика, стали уменьшаться и через пару недель исчезли совсем, оставив едва заметные рубчики и неприятные воспоминания.
Почувствовав себя вновь бодрым и свежим, старик вышел из клиники, купил бутылку самого наилучшего коньяку и отправился благодарить… Доктор был очень доволен.
– Вы, – сказал он, – совершенно напрасно бросили свое занятие театром. Поверьте мне, я кое-что смыслю в этих делах, и могу сказать вам с полной ответственностью. Зря… Вам необходимо что-то в этом духе… больше движения, песни, танцы, займитесь чем-то живым… Я не призываю вас к спорту, вам это может показаться скучным, но театр – это то, что вам, несомненно, подходит… Смех, положительные эмоции, молоденькие красотки – не повредят ни в коем разе, а, напротив, пойдут только на пользу.
Распрощавшись с доктором, старик, недолго думая, решил действовать. Началось все с театрального кружка при домоуправлении. Но дело не заладилось. Какие-то интриги, косые взгляды, от старика требовали денег, намекали, что студия должна быть платной… Промаявшись с месяц, старик перебрался в ближайшую школу, но и там дело не пошло на лад. И тогда старик устремился к независимости. Не будет никакой пользы здоровью, говорил он сам себе, когда тебя дергают, понукают, грозят и не дают свободно воспарить над суетой и обыденностью жизни.
Старик собирал документы, подавал заявки, писал устав и, наконец, получил бумагу, свидетельствующую о том, что он является руководителем молодежного творческого объединения, имеющего помещение по такому-то адресу, со всеми правами и обязанностями, которые подобному заведению определены.
Невозможно представить, сколько сил и времени это стоило. Сколько инстанций и бесконечных коридоров. Зато теперь – полная свобода! Да здравствует театр!
Ученики валили валом. В привокзальную студию приходили москвичи и приезжие, рабочие и студенты, девушки и юноши, желающие стать артистами или просто повеселиться. Никто из них, правда, не поступил в театральный вуз, многие, провалившись на экзаменах, бросали студию, иные, самые стойкие, не теряли надежды, устраивались на работу, осваивали другие профессии, а вечером после работы приходили играть к старику. В их числе оказалась и Томочка.
Ей было пятнадцать. Что она знала? Чего хотела? Трудно сказать, но уже тогда ее хищные зубки тянулись к самому лучшему, а лучшим во всей студии был, конечно же, старик – холостой, опытный, умный и еще не старый. Все, буквально все приходящие в студию девушки, а порой и юноши влюблялись в его отточенную манеру говорить, в его роскошные жесты, в его талант и театральную внешность. Его любили страстно и самозабвенно и, насколько поняла Томочка, не безответно. Старик был осторожен и предпочитал девушек из провинции. Родня их была далеко, а сами они жаждали приключений. Ведь именно авантюрный характер заставлял их бросать родные деревни и далекие города и стремиться в Москву – в мир, где все должно быть прекрасно и удивительно, где их таланты будут оценены по достоинству и конечно же самым благоприятным для них образом, где однажды им встретится прекрасный принц-миллионер, который забудет обо всем ради их уникальной особы и посвятит свою жизнь их несравненному дарованию. Конечно, не было и речи о том, чтобы связаться с несовершеннолетней! Но Томочка! Томочка – это был особый случай! Словно бешеный тигр бросилась она в битву за старика, разметала менее хватких соперниц, при этом не обошлось без душераздирающих истерик и таскания за волосы, и наконец победила! Окончив школу, она и вовсе перебралась к старику. Ее родители, поначалу пребывавшие в шоке от такого выбора, расценив, что кроме Томочки на их двухкомнатную жилплощадь претендуют еще двое взрослых детей, оставили девочку в покое, а со стариком завели приятельские отношения.
Первые годы все складывалось довольно благополучно. Правда, Томочка, как и все студийцы, провалилась на экзаменах в театральное училище, но зато поступила в какой-то библиотечный институт. «Ничего, – успокаивал старик. – У тебя же есть театр! Гораздо, поверь, лучше, чем любой другой! Здесь ты можешь играть то, что хочешь! И никто тебе слова не скажет!» И Томочка успокаивалась, компенсируя нереализованные амбиции хорошим аппетитом. Незаметно для себя самой могла она смолотить сразу полбуханки дарницкого и литрушку баклажанной икры, да еще и запить все это не менее как двумя-тремя литрами пива и при этом почувствовать некое успокоение и, может быть, приятную легкую сонливость. Хороший ее аппетит все же нельзя было считать признаком здоровья, так как габариты ее росли, и ей это не нравилось, да и старик поглядывал неодобрительно, называя ее то пончиком, то бомбочкой, но возражать не смел, зная Томочкин характер и полагаясь на то, что как-нибудь оно само все рассосется.
Прошло несколько лет, театр старика заметно опустел, и если ранее зрительный зал заполнялся самими студийцами, то теперь все чаще приходилось играть при пустых креслах. Вдобавок театр выгнали из уютного привокзального клуба, и старик с трудом, после долгих скитаний, разыскал в Москве, неподалеку от Садового кольца пустующий подвал. Надеясь, что это временная мера, старик въехал в грязное, сырое помещение, где до этого размещалась обувная мастерская. Ни холодильника, ни телевизора, ни туалета, ни даже раковины в нем не было. Это и стало началом конца…
Один за другим студийцы покидали театр.
Томочка начала скучать. Новизна происходящего уж больше не прельщала ее, да и бывшие соперницы, превратившись в молодых женщин, все реже и реже бросали пламенные взоры в сторону старика, отдавая предпочтение молодым крепким мужчинам, которыми стали их бывшие мальчики. Ох уж этот… театр! Свобода… раскрепощенность! А куда прикажете девать разыгравшийся пламень молодых здоровых тел? Вот вопрос! И вулкан проснулся! Волна свадеб, словно цунами, прокатилась по студии, а следом за ней, закономерным отливом, волна разводов. После лишь внешнее затишье, на самом же деле студийцы, обжегшись на первом огне, теперь осторожно, но настойчиво искали друг в друге свою половину и не замечали сами, как теряли осторожность, поддаваясь безумному азарту. Занятия в студии переросли в колоритные пьянки и почти оргии. Порой они случались на природе, порой на чьих-то дачах или квартирах, а иногда и в самой студии… Кто сказал, что это плохо?! Когда молодость хлещет через край, когда мир кажется только твоим, когда соки юности влекут тебя к жизни, а на плечах нет еще груза повседневных забот и тревог! Нет! Это прекрасно! У каждого возраста свои забавы! Лишь бы не было переломанной мебели и разбитых окон. Хотя и это не самое страшное…
Поняв, что старик, не является более объектом страсти для женской половины труппы, Томочка кинула взгляд по сторонам. Она была молода, горяча и привлекательна, страстные потребности ее с каждым днем росли, в то время как старик все реже проявлял подобающую в этом деле активность. Нет… Он, конечно, был опытен и мог бы ответить запросам любой женщины, но тело его становилось дряблым, волосы седели, а глаза утратили прежний блеск. И Томочка начала искать. Поиски эти напоминали скитания голодной волчицы. Она не пропускала ни одной возможности, всякий раз выбирая нового кавалера. Чаще всего ими становились те, с кем она разучивала новые роли. Старик избегал подобных веселий, для него это было уже чересчур. Он предпочел предоставить Томочке полную свободу. Ей же именно этого и хотелось.
Кончилось тем, что, запершись как-то раз на кухне с красавцем героем-любовником, по которому сохли все девицы в студии и который, кстати, был мужем одной из них, она предложила ему заняться этим, но, раздевшись, почувствовала, что абсолютно холодна. Она безразлично взирала на его обнаженное тело и не чувствовала при этом и тени желания. И он ощущал то же самое. Не произнеся ни слова, они оделись и сели курить.
– Странно, – сказала она. – Совсем, знаешь, ничего уже вроде и не хочется.
– Да, – подтвердил он. – Странно даже…
– Я думала, ты будешь возбужден…
– Но я же не импотент! Вон спроси у Верки, – обиделся герой-любовник. – Может, ее позвать?
– Нет уж, это вы потом, без меня… – поморщилась Томочка. Она сосредоточенно курила. – Но ведь это не значит, что ты мне не нравишься. Может быть, женщина м-м-м… должна восхищаться мужчиной, и если степень восхищения недостаточна, ничего не получится?
– Я тебя что – не восхищаю? – удивился красавец.
– Нет, что ты! – на всякий случай воскликнула Томочка. – Просто, наверное, мне надо другое.
Что это – другое? Томочка не знала, и это ее ужасно мучило.
Она терзалась, обвиняла старика в обмане, в том, что он украл ее лучшие годы, восхитил ее детскую душу и не сумел продлить это восхищение на всю жизнь.
Старик в ответ саркастически улыбался и качал головой.
– Что ты, птенчик? Кто тебя держит? Бросай меня! Я тебя прошу: бросай, пока не поздно! – говорил он. – Ну зачем я тебе такой старый, плешивый нужен? Ну, сама подумай. Найдешь себе молодого красивого, вот и заживешь!
Но Томочка не торопилась. Как опытный хищник, она не собиралась отпускать однажды пойманную добычу. А при воспоминании о том, сколько сил и нервов было потрачено, чтобы заполучить старика, мысли об уходе казались ей глупыми. К тому же уходить было решительно некуда. Вряд ли родня встретит ее с распростертыми объятиями на пороге двухкомнатной хрущевки. Странно было и надеяться…
– Ах! Так вы меня гоните?! – закатывая истерику, кричала Томочка. – Не нужна стала?! Попользовались, теперь пошла вон?!! – При этом на пол летели тарелки и кастрюли, в старика метались ножи и вилки, об стены разбивались чашки и прочая принадлежавшая старику посуда. В квартире наступал полный хаос. В довершение Томочка хватала веник и принималась дубасить им несчастного старика по голове; и наконец, устав, она в изнеможении падала на пол, начиная биться в припадке и истошно вопить.
Старик подобных сцен не выносил.
– Ну что ты, птенчик? – оправдывался он. – Живи… Кто ж тебя гонит-то? Я ж хочу, чтоб тебе лучше было…