– Шифер?
– Во-во! Шифер. Ну вот. Стою, разглядываю. Она спрашивает: «Что это вы на меня смотрите?» Я говорю: «Любуюсь. Можно полюбоваться? Такую красоту мне, старику, редко где увидеть доводится». Она плечиками дерг, говорит: «Любуйтесь». Я спрашиваю: «Куда едете? работаете, али учитесь? замужем ли?» Она говорит: «Не замужем, учусь». – «И кем же будете?» – спрашиваю… «Адвокатом…» – «Ага, – говорю, – значит, жуликов и бандитов защищать будете? Очень хорошо. Вот, оказывается, для чего нынче красота нужна – бандитов защищать». – «Нет, – говорит, – я бандитов защищать не буду». – «Позвольте, – говорю, – как же это не будете, если в этом ваша профессия заключается. Это, говорю, тогда “професьен де фуи” получается. Тут все зависит от того, какую дорогу выбрать, по какой пойти. Заплатят вам миллион долларов, так не то что бандита, самого черта защищать станете и еще за счастье почтете. Так что, – говорю, – это ошибка большая, думать, что, мол, не захочу и не буду. Деваться некуда, не та дорога…» Ну да что ей говорить, молодая еще, много чего не знает… Я знаю, да мне не верит никто.
– Я верю, – сказал юноша.
– Спасибо, милый, – старик покосился недоверчиво, – спасибо, мой хороший… хе-хе… Хоть один умный человек нашелся. Другие дураки оказались, для них деньги важней всего на свете, важней искусства, театра… А что может быть сильнее этого? Ничего! Дураки! Не понимают…
Поезд подошел к станции. Двери вагона распахнулись, и девушка вышла.
– Ну ладно, не хочешь эту, мы тебе другую найдем, – ухмыльнулся старик. – Мало ли их вокруг? Полно! Вот что, дружок, приезжай-ка ты завтра к нам, плов будем кушать. Я, знаешь, решил себе завтра праздник устроить. У меня рецепт особый – с черносливом. Попробуешь завтра. Сядем, посидим, по рюмочке выпьем. Ну как, приедешь?
– А что за праздник?
– Потом скажу.
– Я к тому, что, может, подарок нужен? Купить чего или как?
– Нет. Ничего не нужно, – отмахнулся старик. – Просто приезжай, там уж будет все.
– Одному приходить?
– Ой, ну что ты так много вопросов задаешь? – замялся старик. – Как хочешь, как у вас получится… Хотя, может, лучше одному – посидим, о наших делах актерских потолкуем. Томочка, опять же, все о тебе спрашивала… Где, говорит, этот красавец? Скоро ли придет? Чуть не требует уже: приведите мне его, говорит. Чем-то ты уж ей приглянулся так? … Ну а я что – мое дело стариковское. Я уж дедушка, я только об одном прошу: не обижайте дедушку-то, дайте дожить спокойно… Не бейте… За что меня бить-то?.. Не надо… – Старик словно впал в забытье, глаза его потускнели, речь стала тише. – Пощадите…
– Да что вы? что вы? Никто вас и не думает бить. Что с вами? – забеспокоился юноша.
– Что? – очнулся старик. – Да… Это я… Не обращай внимания. Словом, завтра в четыре. Придешь?
– Приду.
– Ну, добре. Значит, до завтра.
«Что это он мне все Томочку подкладывает?» – думал юноша, шагая по пахнущему мочой подземному переходу на Павелецкой.
Запоздалая цветочница предлагала остатки хилых, как дети войны, подмосковных роз; по мраморному полу, под присмотром дюжих молодцов, перемигиваясь, кружили механические игрушки; вдали отчаянно и неугомонно пилил одинокий скрипач. Несчастная скрипка визжала, как бензопила. Юноша, стараясь быстрее миновать проклятый туннель, прибавил ходу. Но с каждым шагом скрипач неминуемо приближался, визг усиливался, фальшивые ноты гремели под сводами.
В назначенный час юноша звонил в бронированную дверь стариковой квартиры.
– Здравствуй, дорогой. – Старик улыбнулся, распахивая дверь. – Ну, заходи, заходи. Томочка заждалась уж… Плов готов, стол накрыт… Можно наливать, пить и закусывать. Проходи, мой хороший. Вот тут присесть можно, тапочки, ежели желаете, прошу, вот вешалочка, пожалуйста. Чего изволите – все есть.
– Плов с черносливом? – уточнил юноша.
– С черносливом, с черносливом, – закивал старик. – Надо же как! Запомнил, что с черносливом должен быть. Ишь ты!
Юноша прошел в комнату, где на полу, на ворсистом ковре стояло блюдо с пловом, рюмки, оливки в вазочке, грибочки, фрукты и бутылка коньяку.
– О! – воскликнул юноша. – Да это целый пир! Позвольте прибавить к этому великолепию скромную, так сказать, долю! – Он вынул из пакета бутылку водки. – Можно охладить.
– Охладим! – Старик выхватил бутылку и понес ее в холодильник.
– Но это еще не все! – вслед ему крикнул юноша. – У нас пирог!
– Ну? – отозвался старик – Блеск! С чем?
– С чем? – переспросил юноша. – С картошкой и грибами!
– У-у, – сложив губы дудочкой, протянул старик. – Это мы не едим. Грибы – это еще как-то можно понять, но картошка – яд. Все, что растет в земле, не полезно, темной энергии много, света не набирает. Кушать надо то, что над землей растет, к солнышку тянется. Кашки там разные, плов, например…
– Ну, хорошо. В следующий раз сделаем пирог с рисом, – пообещал юноша. – А где же Томочка?
– А вот, слышишь, водичка шумит? – Старик приложил ладонь к уху. – Слышишь?
– Слышу.
– Ну вот, это Томочка плещется, ванну принимает. Птенчик! – крикнул он через дверь. – Ты скоро? Уж и гости пришли.
– Иду-у! – раздалось из-за двери.
– Идет красавица, – обрадовался старик. – А мы пока можем и по маленькой. А?
– По маленькой – хорошо, – согласился юноша.
Томочка появилась в шелковом халатике.
– Ой, ну наконец-то вы приехали. Мы уж заждались прямо. Я в ванной чуть не уснула. Что-то так хорошо-хорошо стало, раз – и уже сплю. Сама не заметила даже…
– Ты, птенчик, поосторожней в ванне-то, – попросил старик. – Не спи. Мало ли что…
– Говорят, утонуть можно, – добавил юноша.
– Да ладно вам, – отмахнулась Томочка. – Там ноги-то не вытянешь по-человечески. Как лягушка корячишься в вашей ванне-то. Уж не знаю, до какого состояния нужно дойти, чтоб в этом корыте утонуть!
– Вот я и говорю, птенчик, – улыбнулся старик, – сложишься неправильно, уснешь, так и выбраться не сможешь, заклинит где чего…
– Вечно вы со своими глупостями! – рассердилась Томочка. – Хватит!
– Ну, хватит так хватит, – согласился старик. – Давайте, голуби мои, плов кушать. Чего тебе налить, птенчик?
– А вот этого и налейте – чего есть.
– А еще водка есть.
– Нет. Водки не надо пока… Налейте этого.
Курить выходили на кухню. Во время очередного перекура, когда коньяк был уже выпит, а водка почти ополовинена, юноша почувствовал, что нога сидевшей напротив Томочки плотно прижалась к нему под столом. Он взглянул на Томочку, и она, лукаво улыбнувшись, пустила в его сторону тонкую струйку дыма.
«То есть вот даже как?» – туманно подумал юноша, заглянул под стол, и, наклонившись, погладил Томочкину ногу чуть ниже колена.
«Именно так», – ответили Томочкины глаза.
Верно говорят, что лукавый подкарауливает пьяного и только и ждет, как бы подтолкнуть его на какую-нибудь необдуманную шалость.
– Вырождение полное идет, – шумел между тем старик, делая вид, что не замечает хитрых подстольных манипуляций. – Ублюдки какие-то повсюду. А им еще внушают, что, мол, старики у них деньги отбирают, мол, старикам надо пенсию платить и поэтому денег в стране нет, а жить негде, потому что старики квартиры занимают. А тут один умник вообще сказал: надо неработающих пенсионеров убивать. Все равно от них толку нет, а деньги им государство платить должно и квартиры, сволочи, занимают. Мочить их! … – Старик сплюнул в раковину. – Ублюдки, одно слово, выродки… Уж и так ночью или там вечером на улицу страшно выйти. А раньше, лет двадцать назад, я пешком ночью через всю Москву домой топал! Там что-то банкет был ночной, а я думаю: уйду раньше, не стану ждать метро, а прям пешком, троллейбус догонит – сяду на троллейбус. И так через весь город и дошел, и никто меня не тронул, не убил, не ограбил. Да что говорить, раньше я на машине по всей стране ездил, где хотел, останавливался, никого не боялся; сломается там что, так любой сразу остановится, спросит: в чем дело, помощь предложит… Я вон, помню, раз встал где-то под Мелитополем и завестись не могу, никак не едет машина, тогда новая была, я в ней не понимал ничего. Так мужики вдруг набежали, отбуксировали куда-то во двор, проверили, раз-раз, чего-то там поковыряли в движке, завели. Езжай, говорят… И все! Ни тебе денег, ничего не надо! Езжай… А недавно приятеля моего – всю войну прошел, семьдесят три года – в подъезде убили… Зачем? У него деньги с собой были, портсигар дорогой, еще что-то – ничего ж не взяли, просто убили, и все… Этих родителей, у которых такие дети, самих расстреливать надо. Им детей нельзя иметь, раз они их воспитать не могут…
– У вас-то как? Тех, что на вас напали, нашли? – спросил юноша, оторвавшись от Томочкиной ноги.
– Нашли… Мужики во дворе, они меня давно знают, ребята крутые. Мы, говорят, знаем, кто это…
– И что?
– Поймали тех и, говорят, избили очень сильно, – сообщил старик.
– А вы заявление в суд не подавали?
– Да ну… Участковый вызвал, спрашивал: будете заявлять? Я говорю: а смысл? Ну так и разошлись… Ему это не нужно… А по телевизору открытым текстом лупят: мочить стариков! Старики, мол, всем мешают! Конечно, в центре квартиры кто занимает? Старики! А они там землю собираются продавать, дворцы строить, конечно, старики им не нужны… Это, говоря нашим языком, у них сверхзадача такая: сократить поголовье стариков, чтоб им пенсии не платить и не возиться.
– А что-то у меня в памяти стерлось, что такое сверхзадача? – спросил юноша.
– Ну, я ж вам об этом и говорю, – улыбнулся старик. – Ну ладно, давай по-другому. Вот, к примеру, мне позарез надо тысячу долларов, а я знаю, что у тебя эта тысяча есть. Что я делаю? Покупаю бутылку и иду к тебе. Мы с тобой пьем, я тебе анекдоты рассказываю, развлекаю тебя, располагаю к себе всячески, то, се, а потом выбираю момент, и то, что все время в голове держал и ради чего и пришел, собственно, тебе и говорю. Понял? Моя сверхзадача – не выпить с тобой, не поговорить, а так все устроить, чтоб ты мне эту тысячу выложил!