Упрямство диких заставило капитана Броуна принять другие меры: он захватил одного вождя, родного брата того, у которого находились в неволе Болотов и Курмачев, и объявил ему, что он дотоле не получит свободы, доколе русские не будут освобождены. Поступок сей имел желанный успех: в тот же день привезли Болотова и Курмачева. Тогда мы стали требовать Шубина, назначив сутки сроку. Но его привезли уже на другой день, когда мы находились в море, милях в пятнадцати от берега. Тогда капитан Броун освободил вождя, заплатив ему за каждого из вырученных людей такой же выкуп, какой дан и за других. Таким образом капитан Броун выкупил нас тринадцать человек — меня, Тимофея Тараканова, Дмитрия Шубина, Ивана Болотова, Ивана Курмачева, Афанасия Валгусова, Касьяна Зырянова, Савву Зуева, Абрама Петухова, Джона Вильямса, двух алеутов и двух алеуток. Во время бедствий наших и в плену померло семеро — штурман Булыгин с женою, Яков Петухов, Козьма Овчинников, Харитон Собачников и двое алеутов. Малолетний ученик Филипп Котельников продан отдаленным народам и остался у них, а один алеут был еще в 1809 году выкуплен капитаном американского корабля «Меркурий» Парсом с берегов Колумбии.
10-го мая отправились мы в путь и шли беспрестанно вдоль берега, часто заходили в разные гавани для торговли с дикими, а 9-го июня прибыли благополучно в порт Новоархангельск.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Сию Одиссею правдиво изложил мне, Главному Правителю Колоний Российских в Америке, Коллежскому Советнику Александру Баранову, приказчик Компании Тимофей Тараканов 14 июня 1810 года».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀
⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Джон Поль Джонс⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
На военных парусных кораблях палубу называют деком. У больших кораблей может быть несколько деков. Верхняя, открытая, палуба называлась квартердек, на ней устанавливались самые легкие пушки. На второй, закрытой, палубе — опер-деке — находились пушки среднего калибра. Еще ниже — на мидель-деке — стояли самые мощные орудия.
По количеству деков с орудиями, не считая верхней, открытой, палубы, военные корабли разделялись на двух- и трехдечные. Третья, закрытая, орудийная палуба называлась гон-дек. Под гон-деком находился орлоп-дек, или трюм, где хранились продукты и в специальном кормовом помещении — крюйт-камере — бочонки с порохом и снаряды. В крюйт-камеру опускались по лестницам-трапам через люки в палубах.
Почти все военные парусники вооружались морскими пушками карронадами. Эти пушки впервые были изготовлены в 1779 году на литейном заводе Каррона в Шотландии. Карронады были большого калибра, и хотя стреляли недалеко, метров на пятьсот, зато делали огромные пробоины в бортах вражеских кораблей.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Карронады и другие крупнокалиберные орудия заряжались бомбами. Бомба представляла собой чугунный пустотелый шар с ушками для переноса и с отверстием, куда вставлялась деревянная зажигательная трубка с фитилем. Внутрь бомбы засыпался пороховой заряд.
Для того чтобы нанести большие повреждения парусам и мачтам противника, применяли цепные ядра — кницы. Два ядра, соединенные цепью, вкладывались в пушку. В полете ядра разлетались в стороны и, ударяя цепью по рангоуту, сносили реи, стеньги и части стоячего такелажа.
В боевых условиях на каждую карронаду полагалось по десять книц.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
сть у английского писателя Редьярда Киплинга «Баллада о трех капитанах». Вот отрывок из этой баллады:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
…Я не видел нигде парусов на воде, океан был чист и сер.
Вдруг попался мне янки, белый бриг, идущий на Финистер.
Были скрыты чехлами пушки на нем, обманывая взор,
Говорили сигналы, что это купец, из Сэнди-Хука бегущий в Нор.
Не реял на нем пиратский флаг, череп иль ярко-ал,
То звездный флаг летел над ним, то гюйсом он щеголял.
Он команду мою взял будто взаймы, мне про Закон говоря,
Но когда я ее попросил назад, он сказал, что она не моя.
Он взял попугайчиков моих, что так развлекали нас,
Из плетеных корзин взял ряды апельсин и незрелый еще ананас,
И взял он с пряностями мешки, что я вез из далекой страны,
И моих языческих богов, — уж они-то ему не нужны!
Из мачты не станет он делать гик, из рубки строить вельбот,
Фок-мачту взял и рубку украл — янки, дьявольский род!
Я драться не мог: надвигалась тьма, и океан бушевал,
Я дал по нем выстрел за грубый увод и второй за то, что он лгал.
Имей я орудья, не только товар, защитой от вражеских сил,
Я б со шканцев согнал его и на реи работать пустил,
Я бы уши его пригвоздил к шпилю и отпилил их, как есть,
И, посолив их в трюмной воде, сырыми заставил бы съесть,
Я бы в шлюпку без весел его посадил, чтоб в ночи он всплывал и тонул,
Привязал бы во тьме к его же корме, чтоб приманивать хищных акул,
В шелуху какао его б завернул, нефтью облив его,
Чтобы, ярко-ал, он на мачте пылал, освещая мое торжество,
Я бы сплел гамак из его бороды, а из кожи нарезал полос,
Всю б команду вкруг посадил на бамбук, чтоб в гниющее тело он врос,
Я бы кинул его возле мангровых рощ, на вязком илистом дне,
Приковав за ступню к его кораблю, в жертву крабьей клешне!
В нем проказа внутри, хоть снаружи он бел, и может учуять любой
Запах мускуса, что владелец рабов всегда несет за собой.[6]
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
На протяжении всей баллады, а она не маленькая, ни разу не названо имя капитана-янки, который так дерзко ограбил капитана-англичанина. Не названо также имя ограбленного корабля, хотя случай, который описан Киплингом, произошел в действительности.
Кого же устами торгового капитана с такой злобой честит прославленный автор «Маугли» в своем стихотворении?
… — Ваше величество, его превосходительство мистер Павел Ионес ожидает аудиенции!
Екатерина макнула перо в чернильницу, поставила на бумаге, которую только что прочитала, дату: «25 апреля 1788 года», размашисто подписалась и только после этого подняла глаза на камергера.
— Проси.
Камергер распахнул белые с золотом створки дверей.
В кабинет медленно вошел невысокий, очень ладно скроенный человек во французском парадном морском мундире и во французских башмаках с красными каблуками и тяжелыми пряжками. На сгибе левой руки он нес треуголку, по краю обшитую золотым галуном, правая по-солдатски была опущена вдоль бедра. Несоразмерно длинная парадная шпага с чеканным золотым эфесом несколько нарушала строгие пропорции костюма, но в то же время придавала американцу весьма воинственный вид.
Моряк не остановился перед столом, как обычно делали все, принимаемые императрицей. Он обошел стол с левой стороны и резким движением опустился на одно колено перед креслом Екатерины. Конец шпаги громко лязгнул о паркет. Сверкнул на груди мундира самоцветными камнями французский крест «За военные заслуги». Редкие рыжеватые волосы топорщились на голове моряка.
— Ваше величество, Джон Поль Джонс, первый капитан флота Североамериканских Соединенных Штатов, свидетельствует вам свое глубочайшее почтение.
Он произнес эту фразу на плохом французском.
Екатерина протянула Полю Джонсу пухлую и мягкую от ароматических притираний руку. Моряк неловко коснулся ее губами.
— Встаньте, капитан! — сказала императрица и жестом показала на кресло, стоящее слева. — Я много слышала о вас и о ваших отважных подвигах в английских водах. Наши газеты не остались равнодушными к вам. И я воочию хотела убедиться, соответствуют ли слухи действительности.
Моряк присел на самый краешек кресла.
— Вероятно, слухи плохо соответствуют тому, что вы видите?
Екатерина слегка улыбнулась.
— Напротив, капитан. Я увидела то, что хотела.
— Благодарю вас, ваше величество. — Поль Джонс с достоинством поклонился. — Я тоже весьма наслышан о вашей доброте. Оттого я здесь.
— Я слышала, что король Людовикус обещал вам адмиральский чин, но так и не выполнил своего обещания?
— Ваше величество, козни англичан не позволили его величеству осуществить…
Знаю, — кивнула головой Екатерина. — И надеюсь, что у нас в России вы найдете то, чего не нашли в американских Штатах и во Франции.
«Однако какая смелая женщина, эта русская императрица! — внутренне восхитился моряк. — Неужели она сможет превратить его мечту в действительность? Фантастическая страна!» Десять минут назад он вошел в этот белый кабинет первым капитаном, а выйдет отсюда… Черт возьми, все похоже на сон! Американский конгресс после всех его отчаянных морских операций не решился присвоить ему столь высокое звание. Мотивировка ясна: «Бывший работорговец не может быть адмиралом флота свободных Штатов». Это не было сказано прямо, но он хорошо понял, что таилось за славословием конгрессменов… Бронзовая медаль в его честь! Побрякушка! Людовик XVI, которому он предложил свои услуги, не желая портить установившихся отношений с Англией, отделался от него пышным приемом в Версале, орденом и золотой шпагой. И вот здесь, в России, в этой снежной стране, в которую он долго не решался ехать… Да, но о чем же рассказать этой пышной пожилой даме, называющейся императрицей? Конечно, не о том, как он возил из Африки «черное дерево»[7] на бригантине «Два друга». И не о том, как он, шотландец по рождению, сбежал со службы его величества английского короля Георга III и обосновался на американской земле…. Она ждет героического. Все женщины любят слушать кровавые истории, хотя и делают при этом вид, что им неприятно… Он расскажет ей о корвете «Рэнджер» и об Ирландском море.
— Ваше величество, я начал свою службу в Филадельфии, в декабре тысяча семьсот семьдесят пятого года. Конгресс назначил меня первым лейтенантом на корабль «Черный принц». Это был старый торговец. Мы срочно перевооружили его, поставили на борту тридцать пушек и переименовали в «Альфреда». Вот эти руки, ваше величество, — он слегка приподнял обе руки, — удостоились чести поднять новый континентальный флаг «Старс энд штрипс» на клотике первого военного корабля Штатов. Шестнадцать раз мы выходили в море и привели в Филадельфию шестнадцать английских купцов…