— Полуостров Майна! — объявил штурман Слизов.
— Хорошо! — слабо кивнул головой Круз. — Ставим корабль на землю и будем спасать людей!
Из хроники плавания линейного корабля «Родос»: «31 октября был принужден от крепкого ветра, изорвания парусов и сильной течи спуститься к острову Цериго; на другой день едва не затонул — вода в корабле доходила до 7 футов, и притом командир, офицеры и почти вся команда были обессилены болезнями; потому в ночь на 5 ноября спустились к ближайшему берегу в бухту Мезата полуострова Майна, и здесь почти затонувший корабль поставили на мель. Люди были свезены на берег, неприязненный нам в этом месте, и стояли на биваках, окруженные разбойными отрядами майнотов, без малейшего укрытия от непогод и чрезвычайно нуждаясь в пресной воде, которую покупали очень дорого».
Шлюпкой на остров Цериго был послан мичман Ефим Пущин, который встретился с местным правителем и попросил его оказать помощь потерпевшим бедствие русским морякам.
Правитель сразу же запричитал:
— Если я помогу вам, то вызову недовольство турок!
— А если вы не поможете нам, то вызовете мщение со стороны графа Орлова, а он, как известно, в долгу никогда не остается!
Имя Орлова было известно в Средиземноморье хорошо, а потому грек был вынужден согласиться:
— Найму шебек и лодок я не препятствую, но если на остров прибудут турки, то я вас от них защищать не буду!
— Обойдемся своими силами! — махнул рукой мичман Пущин и отправился нанимать местных лодочников и шкиперов.
Только 16-го числа стали подходить нанятые суда, на которых команда «Родоса» и была перевезена на остров Цериго. Умерли от изнурения лейтенант Демьянов, прапорщик Абатуров и 21 человек нижних чинов. Корабль, чтобы не достался неприятелю, 7 ноября был сожжен. Две 10-весельные шлюпки, медный колокол и ендова — вот все, что было спасено с этого трофея, так недолго и так плохо послужившего России.
В 1798 году император Павел Первый, желая усилить союзные морские силы против французов, распорядился отправить в Англию дополнительный отряд кораблей, который должен был войти в состав уже находившейся там эскадры под командой вице-адмирала Макарова. Отряд включал пять линейных кораблей и фрегата под началом контр-адмирала Карпова
21 августа 1798 года Карпов, подняв свой флаг на корабле «Принц Густав», покинул Ревельский рейд. Линейный корабль «Принц Густав» был захвачен нашими моряками у шведов в ожесточенном и кровопролитном Гогландском сражении в 1788 году. Вместе с кораблем был пленен и младший флагман шведского флота вице-адмирал Вахмейстер. По повелению императрицы Екатерины Второй имя кораблю оставили прежнее, как напоминание о его поучительной судьбе. Командовал им капитан 1-го ранга Михаил Иванович Трескин, опытный и грамотный моряк.
12 сентября отряд встал на якорь в Эльсиноре. Здесь, дожидаясь лоцманов и исправляя повреждения, отряд простоял пять дней, а 17-го числа при ровном зюйд-осте снялись с якоря и менее чем за сутки прошли Каттегат. 18-го числа, в 4 часа пополудни, отряд кораблей находился уже севернее мыса Скагена. На этом удача оставила контр-адмирала Карпова. Ветер постепенно стал усиливаться. К ночи начался шторм. Все заволокло мглой, и даже ближайшие корабли увидеть было нельзя. Карпов распорядился закрепить марсели.
Из хроники катастрофы: «19-го числа буря свирепствовала с прежней жестокостью и произвела такое сильное волнение, что на корабле „Принц Густав“ повредился бушприт и гальюн, а сверх того, в носовой части и около грузовой ватерлинии открылась течь, и вода прибывала по 10 дюймов в час. Положение адмирала было весьма неприятное, но еще более беспокоился он об участи других судов эскадры, ибо на сигналы его „Показать свои места“ не отвечал никто.
На другой день, когда пасмурность уменьшилась, показались под ветром два корабля и фрегат, к которым он тотчас и спустился; но нашедшая снова густая мрачность скрыла их вновь.
Около полуночи на 21-е число ветер, не переменяясь в жестокости, переменился в направлении и сделался от севера, попутный в Англию. Тогда адмирал велел править на вест и в то же время сигналом приказал кораблям показать свои места; нашлось, что с ним были корабль „София-Магдалина“ и фрегат, а „Изяслав“ и по рассвете не показался.
22-го числа буря смягчилась и, потом, утихая понемногу, уступила место штилю.
Капитан Трескин по внимательном осмотре корабля нашел, что в носовой части под баргоутом на обеих сторонах в настоящей обшивке выбило конопать на 4 сажени в длину; также была выбита или выжата пенька у двух баргоутных досок в шпунтах подле форштевня. Все это тотчас законопатили, а гальюн и бушприт укрепили найтовами. Между тем течь прежде была по 10, а когда стихло — по 6 дюймов в час. После тишины настал опять противный ветер, который потом усилился и 24-го числа начал снова вредить эскадре и умножать течь в кораблях. Адмирал, приблизившись к берегам, взял лоцманов и вошел в залив Мандель вместе с кораблем „София-Магдалина“ и фрегатом».
В закрытом от ветров порту можно было перевести дух и исправить повреждения. Течь у «Принца Густава» тоже уменьшилась.
— Михаил Иванович, надежно ли держит воду бортовая конопать? — поинтересовался у Трескина контр-адмирал Карпов.
Получив положительный ответ, он дал команду на продолжение плавания.
С первым попутным ветром отряд покинул залив, но едва он успел отойти на несколько миль, как ветер поменялся на противный. Начался дующий в лоб, а потому ненавидимый моряками парусной эпохи «мордотык», который не только выматывал команды бесконечными лавировками, но и доставлял массу других неприятностей. Вскоре на флагман стали передаваться сигналы о новых повреждениях. Час за часом эти сообщения множились. Надо было что-то срочно предпринимать, так как дальнейшее пребывание в открытом море грозило обернуться большими неприятностями. Карпов рассудил вторично зайти в безопасную гавань. На сей раз убежищем ему послужил норвежский порт Эквог. Там крепкие ветры с южной стороны продержали русские корабли почти целый месяц. Продолжить плавание удалось лишь 28 октября. «Принц Густав», «София-Магдалина» и фрегат снова взяли курс к берегам Англии.
Ветер был попутный, Карпов уверенно правил к Англии и 20-го числа находился уже на Доггер-банке. В то время ветер стал дуть порывами и часто переменялся, а на другой день, утвердясь на румбе вест-норд-вест, начал усиливаться; тогда же огромная зыбь предзнаменовала бурю, которая со всей яростью настала в 3-м часу пополудни. «Ужасный сей шторм повлек с собою дождь и пасмурность, и адмирал потерял из виду свою эскадру, — писал один из современников. — „Принц Густав“, кроме нижних, не мог нести никаких других парусов, и вскоре от чрезвычайной качки и многих повреждений получил столь сильную течь, что экипаж, действуя всеми помпами, едва мог отливать воду».
Капитан 1-го ранга Трескин, осмотрев трюм своего корабля, обнаружил, что в носу концы обшивных досок вышли из шпунтов, и через образовавшиеся отверстия вода мощным потоком вливалась в трюм «Принца Густава». Все попытки заделать эти многочисленные дыры ни к чему не привели.
— Наше положение крайне опасно! — доложил Трескин контр-адмиралу.
— Всю подсменную вахту на помпы! — распорядился Карпов, хотя и понимал, что мера эта временная, но никакого другого выхода просто не было.
Так и оказалось. Спустя некоторое время от интенсивной работы на помпах начали рваться цепные передачи.
Капитан и офицеры, не теряя присутствия духа, прилагали самые отчаянные усилия, чтобы еще некоторое время поддержать помпы в исправности. Сломанные звенья немедленно заменяли новыми. Однако несмотря на это, воды в трюме час от часу становилось все больше и больше. К 5 часам вечера она поднялась уже выше 4 футов. Настала пора принимать какое-то кардинальное решение, ибо всякое промедление становилось теперь смерти подобно. Современник пишет: «Употребив все способы, какие только опытность и совершенное знание морского искусства могли изобрести для отвращения течи, и не получив от них никакого успеха, адмирал прибегнул к последнему средству: приказал спуститься от ветра и править к мысу Фланборгед, чтоб укрыться в гавани».
31 октября ветер несколько стих. В 3 часа пополудни с корабля «Принц Густав» увидели трехмачтовое судно.
— Править на паруса! — объявил Карпов.
Вскоре к огромной радости всей команды, открылось, что это «Изяслав». Сигналом ему было велено «держаться близ адмиральского корабля», ибо большая течь в последнем требовала этой осторожности.
— Вас понял! — прокричал в ответ командир «Изяслава». — Что у вас?
— Всем нутром водицу черпаем! — отозвался в медный рупор Карпов.
Ветер между тем начал утихать, и к 1 ноября сделался совсем тихим. К сожалению это уже ничего не меняло, повреждения «Принца Густава» были уже столь велики, что это течи не уменьшило. Капитан Трескин, беспрестанно осматривая трюм, доложился адмиралу:
— Кроме прежней течи, открылась еще другая, с обеих сторон в подводной части, и столь опасная, что в трюме даже слышно, как бежит вода.
— Дело дрянь! — нахмурился Карпов.
Желая испытать все возможные средства для спасения корабля, он дал приказание подвести под днище корабля парус, «нашпигованный» пенькой. Однако корабль так сильно раскачивало зыбью, что парусиновый пластырь сразу же изорвало. К этому времени одна за другой начали выходить из строя и помпы. Не выдерживая напряжения, рвались цепные передачи. А запасных цепей больше не было. Теперь для спасения корабля имелся только один шанс как можно быстрее добраться до ближайшего порта Но и здесь наших моряков ждала неудача! Ветер и течение от берегов препятствовали этому.
Из хроники трагедии: «На другой день во все сутки экипаж занимался беспрестанным отливанием воды, 3-го числа корабль находился в небольшом расстоянии от местечка Дроммель на норвежском берегу, а для призыва лоцманов палил временно из пушек, но никто к нему не приехал.