− Это меня меньше всего интересует. Где его богадельня?
− В дыре, дон Диего. Вряд ли вашей светлости это логово придется по душе. Стоит на отшибе, на самой окраине… Зовется Сан-Мартин.
− Вот тут ты ошибаешься, друг. Говоришь, на отшибе? Это мне уже по душе. Нам сие даже очень кстати.
Де Уэльва оттаял, еще раз вздохнул и только тут обратил внимание на перекинутых через седло Фернандо двух щуплых индюшек. Связанные за лапы тонким ремнем, бедняги обреченно висели вниз гребешками, распластав пестрые крылья, одуревшие от скачки.
− А это что? − Майор спрятал улыбку в усы.
− Как что? − Фернандо обиженно хмыкнул. − Наш ужин, сеньор!
− Да им, похоже, самим нужен ужин из нас четверых, черт возьми! Скажи еще, что ты заплатил за эти мощи десять сенсов.
− Пятнадцать, сеньор!
− Бьюсь об заклад, за их наваристые когти…
Цокот копыт потонул в дружном смехе.
Глава 16
Потайная галерея дышала нечистотами крыс, затхлой тьмой и вековой сыростью. Узник, волею судьбы замурованный в ней, мог разорвать легкие криком, но вопиющего гласа никто бы не услышал; он мог выплакать глаза в муках вечности, мог тронуться умом от страданий, но ему, непосвященному, за всю жизнь не удалось бы сыскать выход из этого каменного мешка.
Мрак и стужа ознобили безмолвную фигуру, ссутулившуюся в тесном проеме кельи. Тем не менее истекло изрядное время, прежде чем она отпрянула от смотревшей в Малый кабинет узкой бойницы, которая снаружи была наглухо скрыта холстом картины. Осведомленные персты опустили на искусную прорезь плотно прилегающую пластинку. Теперь портрет гранда в златотканом плаще и рыцарских доспехах, отливающих синевой, опять имел оба глаза и бесстрастно смотрел на старого вице-короля.
− Зажги свечу, брат Лоренсо.
Трепещущий огонек осветил гранит ступеней. Человек в фиолетовой мантии спустился с приступка кельи, сердито щелкнув четками.
− Обождешь здесь.
− Повинуюсь, мой генерал172. − Дроглое пламя свечи отражалось в чернильных зрачках бритоголового:
− Вы не оступитесь?..
− О сем позаботятся другие. − Мантия колыхнулась, сбивая со стен мерцающие капли влаги.
Двигаться по узкому лабиринту приходилось с трудом, но Монтуа уверенно ставил ногу, зная на ощупь каждый дюйм.
* * *
Привыкший гадать о грядущем по Библии, герцог муслявил страницы − получалось отвратительно. Как после дурного сна он передернул плечами и захлопнул книгу. «Проклятый гонец!» Линия пухлых, четко обрисованных губ вздрагивала вместе с эспаньолкой, ухоженной, мелкой, приятно пахнущей. На бледных щеках горели два алых пятна. Кресло, на котором он восседал, ныне начинало тлеть. Старик трусил стать жертвой доноса, и трусил панически. Над королевским дворцом в густой бирюзе позднего вечера бултыхались и вились несметные тучи черных галок. Треща и шумствуя заполошно, птицы будто злорадствовали.
«Прах его дери! Куда пропал Монтуа?»
Раздался невнятный щелчок, пламя канделябра рванулось и затрепетало голубым свечением. Кальеха вздрогнул, резко повернувшись к мрамору очага. Камин ожил: неслышно стронулся с места, приотворив зияющую ночью пасть. По полу потянул леденящей сыростью холод, из тайного скрыва выступила фигура в черном. Ее профиль клювастой тенью упал на лоснящийся шелк стены.
− Монтуа?! Как вы меня напугали! Но хорошо, хорошо, что вы явились в сей роковой час…
Герцог пытался напустить на себя спокойствие, но на верхней губе его прыгал живчик.
Человек в черной сутане, с маленькими, плотно прижатыми к черепу ушами, сразу перешел к делу:
− Mеmento mori173, ваша светлость. Час поистине роковой… Мой излюбленный час. Я видел, я знаю всё.
С минуту они смотрели друг другу в глаза. Хриплый, по-родительски покровительственный смех ударил вице-короля прямо в сердце.
Это было простуженное карканье, так не похожее на человеческий голос, что волосы его зашевелились. Невольно он искоса взглянул на ноги монаха, памятуя о слухах.
− Вы удивляете меня, сын мой. Вы тоже стали верить, что вместо ног у меня копыта? − всё с тем же смехом иезуит приподнял сутану, обнажая лакированные туфли при шелковых карих чулках.
− Боже, Монтуа, ваша вездесущность и ваше всезнание… − буркнул Кальеха. − Признаюсь по совести, гореть мне в аду за мое богохульство, но я уже сам теряюсь, кому больше верить: Христу или вам, генерал.
Польщенный признанием, монах улыбнулся. Так мог бы улыбаться отведавший человечины зверь с сытой сонливостью в глазах.
− Этот дерзкий carat174 видел вас?
− К великому сожалению, да, − костлявые пальцы Монтуа спокойно продолжали перебирать нанизанные на шелковый шнурок зерна.
− О, Создатель! − хватаясь за седую голову, простонал Кальеха. − Да вы понимаете, что это значит?!
Монах кивнул головой.
− Почему же вы спокойны… как после причастия? Если Мадрид узнает о нашем союзе… − глаза вице-короля по-бычьи налились.
− …то вам отрубят голову, сын мой, − всё тем же учтиво-ровным тоном продолжил Монтуа. − Довольно слюней, герцог! Не забывайте, мы солдаты Ордена! Я найду управу на этого бесноватого! Он роет яму для нас… Пусть. Когда роешь другим, она становится достаточно глубокой, чтобы стать могилой для тебя самого.
Последние слова иезуита подействовали как чудотворный бальзам. Старик ободрился и, насколько позволяли лета и кираса, расправил плечи.
− Вы что же… были с ним на короткой ноге, генерал?
− Короче некуда… − лицо монаха исказилось. − Своей хромотой я обязан ему. Пуля Диего де Уэльвы сидит в моей кости.
− Он такой серьезный противник?
Не спеша, подчеркивая свою хромоту, монах прошел к столу и сел в кресло напротив вице-короля.
− Больше, чем вы думаете, ваша светлость… Но, начиная с Адама, совершенных людей нет, − Монтуа опять улыбнулся. В линии зубов, мелких, часто посаженных, было что-то уверенное, хищное.
− У него есть пороки? − глаза Кальехи заблестели.
− Всего один. Он честен. А я люблю иметь дело с благородными… они наивны, как дети.
Герцог с сомнением покачал головой.
− Не думаю. В нем редкое сочетание благородства и хитрости.
Монах, щелкнув четкой, вздохнул:
− Если смотреть правде в лицо, у нас незавидное положение, ваша светлость. Но оно может стать еще хуже, когда этот кадисский выкормыш возвратится в Мадрид. Уверен, там не очень одобрят ваши методы. Я знаю, у этого ретивого жеребца могущественные покровители.
Вице-король раскурил сигару.
− Вы столь озабочены моими делами, ваше высокопреосвященство, − он скрежетнул зубами. − С чего бы это?
Монтуа не ответил. Он замкнулся в себе, и только длинные пальцы продолжали бесконечную игру с четками.
− Надеюсь, вы не забыли, герцог, нас с вами… − иезуит предостерегающе заглянул в глаза Кальехи, − связывает нечто большее, чем дружба. Только благодаря Ордену Иисуса вы стали тем, кто вы есть сейчас. И братство возлагает на вас большие надежды. − Он холодными пальцами коснулся руки своего собеседника.
И хотя они были союзниками, тем не менее старый герцог почувствовал неприязнь. Будто пальцы оставили свою меть − несмываемую и влипчивую.
− Эта богатая и цветущая страна должна принадлежать только нам! − всё более воодушевляясь, продолжал генерал. − Господь свидетель! Величие и слава прежней Испании невозвратимы. Ее далеко протянутая десница давно разжала персты. Колонии Вест-Индии никогда более не будут принадлежать кастильской короне. Зато сюда придут верные солдаты Иисуса! И вы, слышите, вы − герцог Феликс Мария Кальеха дель Рэй − примете их под свои знамена! −пылающий взор устремился к массивному распятию. Сухая рука неистово свершила крестное знамение.
«Боже, сколько фанатичного огня в этом куске льда!» −подумал король и сказал:
− Да, ваше высокопреосвященство, это заманчиво. Но было бы еще заманчивее, если бы от всего этого за лигу не несло гарротой. Скажите, де Уэльва выступит на стороне русских?
− Нет сомнений. Credo, quia absurdum est175. Он будет твердо следовать наказу Кадисского регентства. А ортодоксы, как вы знаете, никогда не жаловали Орден. И потому наш крест − не позволить им укрепиться в Калифорнии!
− Все верно, но есть еще один ров − доминиканцы176 и францисканцы177. Каково будет их слово? Ведь им как будто сей край тоже по душе?
− Они слабы и не посмеют ослушаться приказа папы, а папа не посмеет отказать нам. Да, пока мы не можем действовать открыто, но в нашем арсенале есть и другие премудрости для достижения богоугодной цели, − рассуждал иезуит, прохаживаясь маятником. − Калифорния пребывает в девственном состоянии: среди лесов и гремящих водопадов. Одному Господу ведомо, что может случиться. Оплошность, глупое недоразумение, пограничная стычка или еще что-то…
Кальеха, поперхнувшись табачным дымом, зашелся кашлем, крепкий спазм сотряс его, через нахлынувшую слезу он насилу проклокотал:
− Я весь… во внимании…
− Так вот, страна кишит всемастным сбродом из штатов, этими гринго. И отчего не допустить, что кто-то… задумает разграбить и предать огню форт русских.
− Пожалуй… Но майора, − его светлость сокрушенно махнул рукой, − немыслимо так легко провести… Что, если он доберется до правды?
− Для начала ему нужно будет попасть в Калифорнию.
− И он туда попадет. В сем у меня нет сомнений, −старик устало смотрел на пламя свечи.
По узким губам монаха скользнула отеческая усмешка.
− А у меня есть человек, который весьма сомневается.
− Не забывайте, монсеньор, вы сами говорили, сколь он опасен! Юбку не послали бы за океан…
− Поберегите нервы, ваша светлость. Брат Лоренсо не менее опасен, и его доводы, смею уверить, столь же неотразимы, как удар стилета.