«Конечно. Почему нет?»
«Вам не хватило одного раза?»
Милке пожал плечами: «Бывают планеты похуже Одфарса. Мы не ожидали приятного времяпровождения. Джо создавал серьезные трудности, но мы с ним справились».
Хэнд наклонился вперед, часто моргая: «Как вы сказали?»
«Нам нечего скрывать. Мы уже зарегистрировали все заявки и составили подробную карту месторождений».
Эйбел Кули спросил: «И как же вы справились с Трехногим Джо? Рассказывали ему небылицы, пока он не умер от скуки?»
«Нет. Он еще не умер. Но ему уже некуда бежать. Группа исследователей из Горного института скоро познакомится с ним поближе».
Джеймс встал и шагнул вперед: «Ему уже некуда бежать? Я видел своими глазами, как Джо прорвался сквозь сеть металлических тросов толщиной пять сантиметров каждый – так, как будто это была паутина! Мы взорвали гору, чтобы она завалила выход из его пещеры. Через двадцать минут он выбрался наружу… А теперь вы мне говорите, что ему некуда бежать?»
«Совершенно верно, – пробормотал Паскелл. – Некуда».
Милке повернулся к Тому Хэнду: «Нам потребуются примерно четыреста литров перекиси водорода и семьсот пятьдесят литров спирта».
«Нужно же чем-то кормить беднягу Джо», – прокомментировал Паскелл, повернувшись к Джеймсу.
Эйбел Кули хрюкнул: «Бред собачий!»
Том Хэнд пожал плечами и удалился в темные глубины своего склада.
Джеймс поинтересовался самым медоточивым тоном: «Может быть, вы поделитесь с нами своим секретом и расскажете, как вам удалось справиться с Трехногим Джо?»
«Почему нет? – Паскелл вынул трубку изо рта. – Предупреждаю вас, однако: держитесь от него подальше».
«Шутки в сторону… Я вас слушаю».
«Мы оглушили его электрическим разрядом».
«Неужели?»
«Разряд его не убил. Но он упал и временно вышел из строя, если можно так выразиться. Связать его мы не могли. Пока Джо лежал и дергался, мы его подцепили грейфером, взлетели вместе с ним километров на тридцать в космос и запустили на орбиту вокруг Одфарса. Там он и летает теперь – живой и здоровехонький. Хотя, наверное, даже Джо понимает, в каком глупом положении он оказался».
Поглаживая подбородок, Джеймс повернулся к приятелю: «Как ты думаешь, Эйбел?»
Эйбел Кули фыркнул и отвернулся, неподвижно глядя в окно.
Джеймс присел за стол. «Да! – протяжно произнес он. – Надо полагать, Трехногий Джо чувствует себя последним дураком».
«Так же, как и вы, пересмешники!» – послышался из-за стеллажей голос старого Тома Хэнда.
ЧЕТЫРЕСТА ДРОЗДОВ
I
Заметив зеленую с черными отворотами униформу, охранник напряженно выпрямился, сделал шаг вперед и взял оружие на изготовку.
Эдвард Шмидт, директор Института, сказал ему: «Все в порядке, Леон. Открывай!»
Охранник колебался, неприязненно поглядывая на приземистого коротышку в форме с иностранными знаками отличия.
«Открывай!» – спокойно повторил директор – так, как если бы эмоции часового были ему знакомы и понятны, но уже остались в прошлом.
Охранник пожал плечами и подчинился, проводив каменным взглядом проходившего мимо человека в униформе.
За стеной перед директором и его гостем открылся вид на комплекс белокаменных зданий, беспорядочно разбросанных среди газонов на обширной огороженной территории. Директор Шмидт сделал приглашающий жест худой старческой рукой: «Надо полагать, самый скромный и неприметный национальный исследовательский центр на нашей планете».
Человек в униформе быстро осмотрелся по сторонам – с выражением скорее бесчувственным, нежели враждебным: «И, скорее всего, самый перспективный».
Директор Шмидт отозвался неразборчивым ворчанием, что вызвало у посетителя многозначительную улыбку: «Вы, суареды, давно пользуетесь преимуществами нейтралитета. Вам не приходилось утруждать лучшие умы тактическими задачами в условиях обременительной военной дисциплины».
Морщины на землистом лице директора Шмидта на мгновение углубились. «Совершенно верно! – с горечью ответил он. – Нас вполне устраивала жизнь в границах нашей страны, мы не стремились завоевать мир. Наш образ жизни может показаться необычным с точки зрения иностранца, однако мы не ищем ничего другого. И не заставляем других маршировать в ногу вместе с нами».
Человек в униформе усмехнулся: «Высокопарные словеса, директор. Так или иначе, меня мало интересует ваша система ценностей. Я рассматриваю ее как пережиток прошлого. В этом мире наступили перемены – и в дальнейшем я рекомендовал бы вам подчинять эмоции строгой дисциплине, не менее суровой, чем та, которой вы подчиняете интеллект».
Шмидт промолчал. Он смотрел вдаль, на склоны горы Хелленбраун за оградой Института – туда, где упрямо торчали древние зеленые ели, где безмолвные покровы снегов золотисто блестели в косых лучах вечернего солнца. Там все еще обитал дух Суаре, внушавший традиции, непостижимые для генерала и его окружения.
Генерал продолжал: «Научные исследования должны были научить вас тому, что любые знания развиваются, постепенно набирают силу. У нас в Молтрое новые изобретения и открытия применяются как средства управления, позволяющие контролировать народ, наше будущее и, в конечном счете, будущее всего мира. Фанатики, экстремисты, индивидуалисты, – эти слова генерал произнес с особой раскатистой отчетливостью, – сегодня подобны динозаврам каменного века, изгоям, родившимся не в свое время».
Директор медленно повернул голову; ему пришлось сделать усилие, чтобы взглянуть в глаза Золтана Веча – безразличные, слегка насмешливые глаза чисто выбритого ветерана-солдафона. Тот резко отвернулся: «Пойдемте, полюбуемся на ваш знаменитый центр приобретения знаний».
Директор Шмидт вздохнул. Ему нечего было возразить: приказ есть приказ.
«На что вы хотели бы взглянуть в первую очередь?»
Золтан Веч сверился с заметками в записной книжке: «На ваш департамент ядерной физики».
Директор Шмидт покачал головой: «У нас такого нет».
Генерал удивился: «Как так?» После чего холодно прибавил: «Это невозможно».
«Мы не подразделяем знания на дискретные сегменты, как сосиски в связке, – объяснил директор. – Очень немногие из наших ученых – специалисты».
Золтан Веч погладил квадратный подбородок: «Не совсем понимаю ваш подход. Разве не могли бы вы добиваться более надежных результатов благодаря более упорядоченной организационной структуре? Скажем так: возникает проблема. Вы классифицируете ее и поручаете ее решение специалисту, который лучше всех разбирается в соответствующей области. В армии я никогда бы не поручил управление бронетанком человеку, обученному запуску зажигательных фугасов. Зачем химику совать нос в дела физиков или биологов?»
Между тем директору Шмидту удалось в какой-то мере восстановить душевное равновесие: «Эти дисциплины тесно взаимосвязаны. Такая специальность, как „химик“, больше не существует».
Золтан Веч покачал головой, покрытой плотной шапкой черных волос: «В Молтрое много химиков. Я говорил с одним из них только вчера – он разрабатывает материал, способный превращать жидкую грязь в твердую субстанцию. Он сам называл себя химиком».
Директор невозмутимо улыбнулся: «Значит, в Молтрое есть химики. У нас их нет».
Золтан Веч покосился на сухопарого старика с внезапным подозрением: «Вы получили недвусмысленные указания: оказывать мне всестороннее содействие, предоставляя беспрепятственный доступ ко всем лабораториям».
Теперь директор Шмидт уже подумывал о том, что он мог бы и не брать на себя столь обременительные обязательства, так как в конечном счете ему неизбежно пришлось бы испытать унижение, так или иначе… Тем не менее, он мог попытаться в какой-то мере сохранить лицо.
«Я ни о чем не умалчиваю и говорю с вами откровенно. Препятствием, если таковое существует, может быть только непонимание вами наших методов – что, позволю себе заметить, объяснялось бы вашей подготовкой и вашим мировоззрением».
«Довольно! – громко и резко оборвал его Золтан Веч. – Я требую, чтобы вы отвели меня в отдел физических исследований. Прежде всего я хотел бы познакомиться с вашими новейшими ядерными разработками».
«Следуйте за мной», – пригласил директор Шмидт. Золтан Веч маршировал за ним по пятам с видом человека, только что сокрушившего сопротивление противника.
Шмидт постучался в дверь и открыл ее: «Добрый день, Луис!» Директор сухо представил спутника: «Со мной – генерал Золтан Веч из армии Молтроя. Генерал Веч, это Луис Мэйсан».
Веч кивнул, посмотрел по сторонам: «Где же ваше оборудование?»
«Оборудование? – Луис Мэйсан покачал лысой головой. – У нас нет почти никакого оборудования. Общеизвестно, что наши исследования носят в основном теоретический характер».
Золтан Веч указан на бумаги, разбросанные на столе: «И чем вы занимаетесь?»
Мэйсан поднял брови: «Не могли бы вы объяснить, почему это вас интересует?»
Директор Шмидт поднял руку: «Мы получили приказ, Луис».
«Приказ, приказ! – проворчал Мэйсан. – В самом этом слове есть нечто несовместимое с человеческим достоинством…». Он раздраженно махнул рукой: «Эти бумаги – собственность Института и подлежат действию приказа. Я – не собственность Института. Просматривайте бумаги, сколько угодно, но, будьте добры, больше не приставайте ко мне с расспросами».
Не говоря ни слова, Золтан Веч прошествовал к столу, приподнял несколько прошитых скрепкой страниц и рассмотрел их на расстоянии вытянутой руки. Через некоторое время, недоуменно нахмурившись, он повернулся к директору: «Что это за каракули?»
«Луис Мэйсан рассчитывает угловые скорости преобразования мезонов в нескольких неэвклидовых пространствах… Можно сказать, что он определяет, с какой частотой мезоны выворачиваются наизнанку».
Золтан Веч медленно положил бумаги на стол и сделал заметку в небольшой записной книжке. Засунув книжку в карман, генерал обвел помещение медленным внимательным взглядом – исписанные мелом доски на стенах, столы, безразличный профиль Луиса Мэйсана, сдержанно-наблюдательную физиономию директора Шмидта: «Продолжим нашу экскурсию. Я хотел бы побеседовать с каждым из работающих у вас людей поочередно – для меня подготовили их список».