«Попробую хорошо себя вести».
Но за ужином начался спор. Хью настойчиво расспрашивал Дона Бервика о том, какими именно исследованиями тот хотел бы заниматься. Дон суховато пояснил: «Я намерен изучать парапсихологические феномены – иногда это называют псионными исследованиями».
Хью нахмурился – его большие изогнутые брови сомкнулись: «Не уверен, что я хорошо тебя понимаю. Означает ли это, что ты намерен заниматься черной магией, колдовством, спиритизмом?»
«В каком-то смысле».
«Но это же сплошное шарлатанство!» – с нескрываемым отвращением воскликнул Хью.
Дон кивнул: «Девяносто пять процентов всего этого – чистой воды шарлатанство, к сожалению… Но меня интересуют остающиеся пять процентов. Особенно так называемые спиритуалистические явления».
Хью наклонился вперед: «Надеюсь, ты понимаешь, что такие занятия не благочестивы? Человеку не пристало интересоваться душами умерших».
«Я не считаю, что сфера человеческих знаний должны быть как-либо или кем-либо ограничена, Хью. Если души существуют, они из чего-то состоят. Возможно, не из молекулярной материи – но из чего-то. Мне хотелось бы узнать, из чего именно».
Хью покачал головой: «И каким образом ты намерен изучать загробную жизнь?»
«Так, как изучают все остальное – проверяя имеющиеся сведения, отбрасывая недостоверную информацию, подтверждая фактические данные. Если после смерти от человека что-то остается, это что-то где-то существует. Если нечто существует, должна быть возможность исследовать это нечто, измерять его – возможно, даже наблюдать его или общаться с ним, если удастся изобрести подходящие приборы».
«Святотатство!» – крякнул Хью.
Дон рассмеялся: «Не волнуйся, Хью! Не следует придавать этому слишком большое значение. Ты спросил, какого рода исследованиями я интересуюсь – я всего лишь ответил на твой вопрос… Надеюсь, тебя в какой-то мере утешит то обстоятельство, что я вовсе не уверен в существовании загробной жизни».
Зрачки Хью сверкнули в темных провалах глазниц: «Ты признаёшься в атеизме?»
«Можно сказать и так, – отозвался Дон. – Не вижу в этом ничего плохого».
«Атеист и коммунист!»
«Атеист – да. Коммунист – нет. Это прямо противоположные, несовместимые идеи. Атеисты ценят самодостаточность, индивидуальность и достоинство человека. Коммунисты отрицают необходимость этих качеств».
«Ты проклят навеки!» – приглушенно-зловещим тоном провозгласил Хью.
«Не думаю, – спокойно отозвался Дон. – Конечно, ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Никто не может ответить на самые фундаментальные вопросы. Откуда и зачем взялось все, что есть вокруг? Почему вообще что-то существует? В чем цель Вселенной? Необъятные вопросы. На них невозможно ответить: „Потому что такова воля Творца“. Такая же тайна окружает и Творца – причем я уверен, что не разгневаю Творца тем, что пытаюсь пользоваться мозгами и удовлетворить любопытство; ведь это он наделил меня мозгами и любопытством. Другими словами, – Дон улыбнулся, – я пытаюсь тебе объяснить, что я не чудовище и не вампир. Я всего лишь человек, искренне и добропорядочно пытающийся разобраться в тайнах жизни, мысли и Вселенной. Вполне может быть, что мне не удастся раскрыть эти тайны, но по меньшей мере я положу начало поиску ответов».
Хью поднялся на ноги и чопорно кивнул: «Спокойной ночи». Он удалился.
Джина нарушила молчание: «Вот таким образом».
«Прошу прощения, если я вызвал какие-то семейные неурядицы», – извинился Дон.
«Чепуха! – махнул рукой Арт. – Мне нравится хорошо аргументированный спор. У Хью нет никаких причин обижаться. Ты не обзывал его и не говорил ему, что он проклят».
«Хью забывает о том, что Конституция гарантирует свободу вероисповедания!» – возмущенно заявила Джина.
Арт усмехнулся и взглянул на плакаты, облепившие стену: «Если христианские крестоносцы добьются своего, Хью изменит Конституцию».
«Ему не следовало бы даже заикаться о христианстве, – продолжала возмущаться Джина. – Сущность христианства – в доброте и милосердии, а Хью – изувер и ханжа».
Арт снова вздохнул: «Глядя на Хью, я не испытываю гордости… И не горжусь собой, потому что это я его вырастил».
«Не говори глупости, папа! Давай обсудим гораздо более интересные вещи. Например – как мы потратим наш первый миллион после того, как скважина №1 Марсайла начнет фонтанировать?»
Арт рассмеялся: «Вы с Доном сможете заняться охотой на призраков. А я? Куплю себе какое-нибудь красивое пастбище и стану выращивать скаковых лошадей».
Прошла неделя, за ней еще одна. Скважина №1 Марсайла осталась непродуктивной, а на банковском счету Арта Марсайла не осталось денег. Он вернулся домой, мрачный и запыленный: «Ну вот и все. Я заплатил бригаде. Пустил на ветер все свои деньги – но в долги залезать не буду».
Джина стала утешать его: «Все в порядке, папа. Теперь об этом можно забыть».
Посмотрев кругом, Арт увидел на полу гостиной чемоданы: «Кто и куда собрался?»
«Ты же знаешь – мы сегодня уезжаем».
«Вам не нужно никуда спешить. Вы здесь у себя дома – живите, сколько хотите».
«Нам тут нравится, но скоро пора на работу. А мы не можем каждый день ездить отсюда в Лос-Анджелес».
«Где и как вы будете работать?»
«Прежде всего, – ответил Дон, – мне нужно раздобыть начальный капитал. Я подам заявление с просьбой о предоставлении стипендии Гуггенхайма. Поговорю с людьми из Общества экстрасенсорных исследований – возможно, удастся заинтересовать какими-то идеями их финансовый комитет. Может быть, один из университетов сформирует исследовательскую группу наподобие группы изучения экстрасенсорного восприятия в университете Дьюка. Возможностей много».
Арт недовольно покачал головой: «Если бы моя скважина №1 дала какие-то результаты, тебе не пришлось бы беспокоиться о деньгах».
«Знаю. Я надеялся на эту скважину не меньше вашего».
Дон и Джина отнесли багаж к машине. Хью вышел на крыльцо и наблюдал за ними. Джина поцеловала отца и махнула рукой, прощаясь с Хью: «Мы заедем на следующие выходные, папа. Забудь теперь про скважину №1 и снова займись апельсинами».
* * *
Пока они ехали в Лос-Анджелес, не прекращался проливной дождь. Наконец они вернулись в свою квартиру в Уэствуде. Джина взбежала по ступенькам и открыла дверь. Дон с трудом поднялся за ней, обремененный чемоданами – и обнаружил, что Джина застыла, как вкопанная, посреди гостиной.
«Что случилось?» – спросил он, опуская багаж.
Джина не ответила. Дон подошел к ней: «Что такое, Джина?»
«Дон! – прошептала она. – Произошло что-то ужасное. С папой».
Дон удивленно воззрился на нее: «Не может быть! Мы только что с ним попрощались, и часа не прошло…»
Джина бросилась к телефону и позвонила в Орандж-Сити. Она долго ждала, слушая гудки – никто не отвечал. Положив трубку, Джина выпрямилась; Дон обнял ее.
«Я чувствую, Дон! – шептала она. – Я знаю – с ним что-то случилось».
Через полчаса позвонил телефон. Послышался хриплый, торопливый говорок Хью: «Джина? Это ты? Джина?»
«Хью! Папа…»
«Он погиб. В него врезался грузовик – он ехал к своей дурацкой скважине…»
«Мы сейчас приедем, Хью».
Джина опустила трубку обессилевшей рукой и обернулась. По ее лицу Дон сразу все понял. Она сообщила печальную новость. Дон поцеловал ее, погладил по голове: «Пойду заварю тебе чашку кофе».
Джина пришла к нему на кухню: «Дон!»
«Да?»
«Нам нужно навестить Айвали».
Он стоял с кофейником в руке и смотрел на нее: «Ты уверена?»
«Да».
«Хорошо».
«Сейчас же».
Дон опустил кофейник: «Позвоню, узнаю, не занята ли она». Он подошел к телефону, набрал номер: «Все в порядке. Поехали».
* * *
Через полчаса Джина нажала кнопку звонка у входной двери аккуратного белого домика в районе Лонг-Бич. Дверь открыла Айвали Трембат – стройная женщина лет сорока пяти с пристальными серыми глазами и шелковистой серебристой шевелюрой. Она тихо приветствовала посетителей – просто и дружелюбно – и провела их в гостиную. Если даже она заметила осунувшееся лицо Джины и ее необычно блестящие, широко открытые глаза, Айвали не высказала по этому поводу никаких замечаний. Дон спросил: «Как вы себя чувствуете, Айва?»
Айвали перевела взгляд с Дона на Джину и медленно опустилась в кресло: «Садитесь!» Дон и Джина тоже присели. «Вы хотите поговорить с Молли?»
«Да, пожалуйста».
Айвали опустила голову, глядя на раскрытые ладони. Она начала медленно, глубоко дышать: «Молли! Молли! Ты здесь?» Молчание. Снаружи по мокрому асфальту пронеслась машина. «Молли?» Голова Айвали опустилась еще ниже, ее плечи поникли.
Из уст Айвали послышался четкий, звонкий голос: «Привет, Айва! Привет, ребята».
«Привет, Молли! – отозвался Дон. – Как поживаешь?»
«Светло и чисто, как после грибного дождя. Вижу, что у вас там тоже прошел дождь. В 1906 году нам очень пригодился бы такой ливень. На старый добрый Фриско страшно было посмотреть! Целые кварталы дымили и полыхали, как тряпки на костре! Ладно, что об этом говорить. Я много чего повидала в свое время». Голос Молли стал чуть приглушенным; послышалось бормотание – другой голос резко произнес: «Довольно заниматься чепухой! Нам не подобает подсматривать да подслушивать!»
Айвали Трембат слегка заскулила, как спящий щенок, раскачиваясь в кресле взад и вперед.
«Кто это?» – спокойно спросил Дон.
Изо рта Айвали вырвался поток иностранных слов – режущих слух сочетаний согласных и гортанных звуков – судя по интонации, оскорбительного характера.
«А, оставь меня в покое, Ладислав… – благодушно отозвался голос Молли. – Он у нас с прибамбасами, – извиняющимся тоном прибавила она. – Вечно ко всем пристает, шельмец».
«Мой отец с вами?» – хриплым шепотом спросила Джина.
«Конечно, он здесь».
«Он может говорить?» – поинтересовался Дон.
Молли сомневалась: «Попробует. Он еще не окреп…»