Вмешался еще один голос – низкий, рокочущий, с присвистом вырывавшийся из горла Айвали; секунду или две оба голоса говорили одновременно.
«Привет, Джина. Привет, Дон», – слова будто доносились откуда-то издалека.
«Арт? – спросил Дон. – Вы там?»
«Да, – голос стал чуть громче. – Непривычно говорить при посредстве женщины. Что ж, я здесь – в целости и сохранности, невзирая на грозные предупреждения Хью… Не вздумайте слишком огорчаться. Здесь немного одиноко, но я в полном порядке и даже счастлив».
Джина тихонько плакала: «Все это так неожиданно…»
«Лучше уйти так, чем долго мучиться. Не плачь – ты меня огорчаешь».
«Как странно с тобой говорить после… после…»
Из уст Айвали послышался характерный суховатый смешок Арта: «Для меня это тоже странно».
«Какие там условия, Арт? Что происходит?» – полюбопытствовал Дон.
«Трудно сказать. Все туманно, неясно. Но в каком-то смысле я чувствую себя, как дома».
Голос Арта затих – так, как затихает голос диктора, говорящего по радио, когда частота далекой станции «сползает» с волны, на которую настроен приемник. Но голос Молли остался ясным и веселым: «Он устал, дружище. Еще не привык к здешней жизни. Но теперь у него все будет хорошо, мы за ним присмотрим. Он снова хочет что-то сказать…»
Голос, исходивший из горла Айвали, опять изменился – он не превратился в голос Арта Марсайла, но звучал с характерными для Арта суховато-отрывистыми интонациями: «Эй там, внизу! Помните, где мы бурили?»
«Скважину №1?»
«Да-да. Так вот, мы слишком рано кончили бурить. Я – как бы это выразиться… засунул голову вглубь, заглянул под землю. Продолжай бурить, Дон! Продолжай – нефть найдется!»
«Как глубоко?»
«Не могу точно сказать, я все еще в некотором замешательстве. Мне пора. Как-нибудь мы еще поговорим. Передайте привет Хью…»
Вернулся голос Молли: «Вот и все, ребята! – звонко объявила она. – Арт – хороший человек».
Дон спросил: «Молли, могу ли я посетить те места, где вы существуете?»
«Конечно! – отозвалась Молли. – Когда умрешь». И она усмехнулась: «У нас это называется по-другому – перевоплощением».
«Но могу ли я перевоплотиться, пока я жив – здесь, на Земле?» – настаивал Дон.
Голос Молли удалялся, затихал, прерывался – так, словно ей приходилось перекрикивать сильный ветер: «Не знаю, Дональд. Такие, как Айва, нас посещают – но они всегда возвращаются… Заметно, что Айва устала… Пойду по своим делам. Прощайте…»
«Прощай!» – сказал Дон.
«Прощай…» – тихо повторила Джина.
Айвали Трембат подняла голову; в самом деле, она выглядела уставшей – глаза ее потускнели, лицо осунулось, уголки губ опустились: «Как у меня получилось?»
«Замечательно! – похвалил ее Дон. – Лучше не бывает».
Айвали взглянула на Джину – та продолжала тихо плакать: «Что случилось, Дон?»
«Сегодня погиб ее отец».
«О! Очень жаль… Вам удалось с ним побеседовать?»
«Да. Он с нами говорил. Чудесный разговор».
Айвали бледно улыбнулась: «Рада, что смогла помочь».
«Мы вам чрезвычайно благодарны!» – сказала Джина.
Айвали похлопала ее по плечу: «Заходите снова, не забывайте меня… Ваши планы не изменились?»
«Нет, – ответил Дон. – По существу наши планы не изменились, но теперь их стало больше. Начнем работать – и чем скорее, тем лучше».
«Расскажете мне подробнее в следующий раз, – сказала Айвали. – Вижу, что вам не терпится уйти».
«Да, – кивнула Джина. – Но мы не зря к вам пришли. Спокойной ночи!»
«Спокойной ночи».
V
Дон и Джина ехали по скоростной автостраде мимо суматохи неоновых вывесок, заправочных станций, перемигивающихся ползущими и крутящимися рекламными объявлениями, кафе, баров, мороженщиков и торговцев гамбургерами, стоянок продавцов подержанных автомобилей, озаренных тянущимися вдоль улиц полотнищами и гирляндами электрических лампочек – сотнями пожирающих тысячи ватт лучезарных вспышек, в тумане ночи напоминавших стаи чудовищных фосфоресцирующих медуз – а навстречу непрерывно мчались слепящие фарами косяки других машин. Дон и Джина давно привыкли к этой роскоши, к трепещущему возбуждению разноцветных ночных огней, невиданному в других, не столь населенных районах земного шара. Так или иначе, их мысли были заняты совсем другими вещами.
Джина сказала: «Я не так хорошо знакома с Айвали, как ты… Конечно, она не притворяется…» Джина замялась.
Дон отозвался: «Она не только не притворяется. Она ничего не скрывает. Айвали – самый искренний человек из всех, кого я знаю. Я уже в пятый раз присутствовал на ее сеансе. И на этот раз все было гораздо яснее и подробнее, чем раньше».
«Не сомневаюсь в ее искренности, – заметила Джина. – Но… ты в самом деле думаешь, что с нами говорил мой отец?»
Дон пожал плечами: «Не знаю. Возможно, Айвали бессознательно читает мысли посетителей. То есть голоса, которыми она говорит, на самом деле не голоса душ умерших, а отражения наших собственных мыслей».
«Но как насчет нефтяной скважины? Папа сказал – то есть, Айвали сказала – что мы найдем нефть, если будем бурить глубже».
«Я об этом не забыл. И это не было отражением моих мыслей. Честно говоря, я сомневался в продуктивности бурения этой скважины. Лозоискатели часто ошибаются – так же, как любые другие прорицатели».
Джина кивнула: «Я никогда не верила в то, что там найдется нефть… Но теперь папа – или его дух – кто бы это ни был – говорит, что нефть есть. Что нам делать?»
Дон мрачно рассмеялся: «Придется бурить, надо полагать – если ты готова рискнуть. Если нам удастся раздобыть деньги и заплатить за работу».
«Рискнуть я готова… Но при этом нужно учитывать интересы Хью».
«Твой отец оставил завещание?»
«Да. Имущество разделено поровну между мной и Хью».
«Могут возникнуть проблемы… Кстати, по поводу Хью – смотри-ка!» Дон указал на огромный рекламный щит, ярко освещенный шестью прожекторами.
На белом фоне чередовались красные и черные строки, производившие впечатление напыщенной торжественности:
«ВСЕОБЩИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ СЪЕЗД ЕВАНГЕЛИСТОВ, БОРЦОВ ЗА ДУХОВНОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ!
Мы вступаем в бой с тремя смертоносными порождениями зла
под предводительством
Воинствующего Проповедника Хью Бронни!
Присоединяйтесь к христианскому крестовому походу!
Очистим Америку, сделаем ее богобоязненной
страной белой расы!
Положим конец коммунизму!
Положим конец атеизму!
Положим конец загрязнению крови!
Митинги борцов за возрождение
в лекционном зале Орандж-Сити!
В течение двух недель, начиная с 19 июня».
Сбоку на щите был изображен Хью в виде мощного гиганта с решительным квадратным подбородком – нечто вроде помеси Авраама Линкольна, Дяди Сэма и Пола Баньяна.
Дон покачал головой: «Никогда не думал, что Хью пойдет так далеко!»
«Он всегда прилежно трудился… Тошнотворная прокламация, не правда ли?»
Дон кивнул: «Кто-то, наверное, придет его слушать».
«По всей видимости».
Они приехали в Орандж-Сити и с головой погрузились в неизбежные печальные заботы, связанные со смертью Арта Марсайла.
Арта кремировали, его прах похоронили в апельсиновой роще без каких-либо погребальных церемоний или иных обрядов, в соответствии с его пожеланиями. Хью яростно возражал, пока адвокат и распорядитель имущества не продемонстрировали ему завещание, указав на параграф, однозначно определявший способ захоронения покойного.
Как упомянула Джина, имущество Арта должно было быть поделено поровну между ней и Хью «к взаимному удовлетворению наследников». В том случае, если соглашение не могло быть достигнуто, распорядитель имущества должен был продать различные виды собственности по самой высокой доступной цене и разделить поступления от продажи между наследниками.
Джина, Дон и Хью обсуждали положение вещей вечером того дня, когда состоялось захоронение праха Арта Марсайла. В общей сложности усопшему принадлежали девять земельных участков: дом, сто шестьдесят гектаров пустыни и семь апельсиновых рощ различной площади.
Хью заранее подготовил памятную записку, в которой указывалась стоимость каждого из участков, и сразу выдвинул предложение: «Оставлю вам дом, так как мне приходится долго и далеко ездить, и дом мне не понадобится. Взамен я хотел бы получить рощу вдоль Эльсинор-авеню – она стóит примерно столько же. А другие рощи мы могли поделить таким образом… – он объяснил свой план. – Сто шестьдесят гектаров пустыни ни на что не годятся и никому не нужны – предлагаю продать эту землю и разделить полученные деньги».
«Было бы только справедливо сообщить тебе, – возразил Дон, – что у нас есть основания надеяться на успех разведки бурением».
Хью нахмурился: «Какие основания?»
«Тебе наши доводы могут показаться недостаточно серьезными. Вечером того дня, когда погиб Арт, мы зашли к нашей давней знакомой. Она – медиум. Она устроила для нас сеанс, и некий голос – якобы голос Арта – говорил с нами. Голос сообщил нам, что на пустынном участке есть нефть, и что нам следует продолжать бурение».
Хью неодобрительно усмехнулся: «Вы настолько суеверны, что придаете значение словам медиума?»
«Суеверие – это вера в существование чего-то, что не существует, – настаивал Дон. – Голос существовал. Он звучал, как голос Арта. Джина и я готовы допустить возможность того, что с нами действительно говорил Арт».
Хью медленно покачал огромной головой: «Никак не могу с вами согласиться».
«Так или иначе, – продолжал Дон, – предлагаю продать одну из рощ и потратить полученные деньги на дальнейшее бурение. Конечно, это рискованное предприятие – но бóльшая часть скважины уже пройдена».
Хью снова покачал головой: «Зачем выбрасывать деньги в скважину? Я могу найти им гораздо лучшее применение».
«Хорошо! – сказал Дон. – Возьми себе рощу апельсинов сорта „Валенсия“ вдоль бульвара Фрейзера, мы возьмем себе сто шестьдесят гектаров пустыни, а остальные участки разделим так, как ты предложил».