«Да, – отозвался Дон. – Я его видел. От него исходит эманация могущества. Ты бы его не узнала».
«И он… остался таким же негодяем, каким был на Земле?»
«Он изменился. Он все еще – воплощение зла. Но в нем стало меньше мелочности, меньше характерной отвратительной низости. Теперь Хью превратился, я сказал бы, в величественного негодяя».
«Что происходит, когда вы встречаетесь?»
Дон помолчал, после чего обронил, как ни в чем не бывало: «Он пытается меня убить».
«Убить?»
«Звучит странно, не правда ли? Я уже мертв. Но таково положение вещей».
«Как он может тебя убить? Ты бесплотен, ты – мысль!»
«Мысль можно утопить, задушить другой мыслью, превратить в ничтожество, в ничто – или в нечто презренное, пугливо скрывающееся».
«Хью пытается это сделать – с тобой?»
«Да».
Джина размышляла несколько секунд, потом спросила: «Тебе известно, чтó у нас происходит?»
«Не совсем. Я был… как бы это выразиться? Далеко, в других местах».
Джина объяснила ситуацию, и Дон несколько минут молчал.
«Дон! Ты все еще здесь?» – робко спросила Джина.
«Да. Я думаю».
Еще одна минута прошла в тишине. Джина напряглась, наблюдая за расслабленной фигурой Айвали, за тем, как руки медиума перекручивали и переплетали ленту.
«Джина?»
«Я слушаю, Дон».
«Конфликт между нами – борьба двух идей. Хью олицетворяет одну идею, я – другую. Я обязан драться с Хью. Обязан убить его – убить идею Хью».
«Но как же… У тебя хватит сил?»
«Не знаю».
«Как ты будешь с ним драться?»
«Так, как дерутся на Земле. Руками, ногами и зубами».
«А если он победит, я тебя больше никогда не увижу?»
Голос Дона становился слабым и неразборчивым: «Не знаю, Джина. Пожелай мне удачи. Кстати, я вижу Хью… Он приближается».
Айвали Трембат вздрогнула, что-то пробормотала и затихла.
В гостиной раздался внезапный рев, подобный шуму проносящегося рядом поезда. Рев превратился в рокот, в ворчание – и замер.
«Айва! – осторожно позвала Джина. – Айва?»
Ответа не было. Джина прислушалась. Воздух был неподвижен, но почему-то казался напряженным, потрескивающим, как целлофановая пленка.
Джина медленно поднялась на ноги и направилась к телефону.
* * *
Хью Бронни стоял над Дональдом Бервиком. Они пребывали в однообразном пространстве, на бесконечной равнине – это могла быть украинская степь или перспектива сюрреалистической картины.
Хью надел черный двубортный сюртук. Его огромные мускулистые руки плотно заполняли рукава до самых плеч, глаза горели, как дуги электрических разрядов, лицо было размером со щит, ноги бугрились от неистраченного напряжения.
«Дональд Бервик! – сказал Хью. – Я ненавидел тебя в жизни и ненавижу тебя в загробном мире».
«У тебя нет выбора, – ответил Дон, – потому что здесь ты – олицетворение ненависти, и таким же был на Земле».
«Нет! – отрезал Хью. – Я – великий духовный вождь. И теперь я – святой».
«Словами невозможно скрыть факты».
Хью угрожающе шагнул вперед: «Я изгоню тебя, зловредное, пискливое, трусливое ничтожество!»
* * *
Джина позвонила Годфри Хеду: «Годфри! Мне нужно вас видеть».
«Прошу прощения, Джина, в данный момент это невозможно… Я должен присутствовать на совещании профессорской ассоциации. Поверишь ли? Два члена правления нашего университета стали крестоносцами!»
«Годфри! Я только что говорила с Дональдом. Он дерется с Хью Бронни – сейчас, сию минуту. Мы должны ему помочь».
В трубке раздавались только шорохи – Хед молчал. Затем он спросил: «Помочь ему? Как?»
«Позволь мне придти на совещание… Надо полагать, все участники настроены против Бронни?»
Годфри Хед фыркнул: «Разумеется. Но что ты можешь сделать?»
Джина горько рассмеялась: «У меня есть миллионы долларов. Я многое могу сделать».
* * *
Хью резко наклонился, вытянув правую руку, и схватил Дона за плечо. Пальцы впились в плоть, как вилы в кипу сена.
«Шпага!» – подумал Дон, и у него в руке появилась шпага. Он ударил с размаха – клинок зазвенел, ударившись о шею Хью. Хью схватил клинок левой рукой и вырвал шпагу.
«Изрублю тебя в лапшу! – говорил он нараспев. – Превращу тебя в дым, уничтожу память о тебе на веки вечные…» Хью замахнулся шпагой – Дон отпрыгнул назад. Клинок просвистел вдоль его груди, оставив кровавый след.
Дон опять подумал о шпаге – у него в руке возникла другая шпага.
Хью разразился издевательским хохотом и снова шагнул вперед, размахивая клинком.
* * *
Годфри Хед сдержанно обратился к собравшимся членам профессорской ассоциации университета: «Моя хорошая знакомая хотела бы выступить перед ассоциацией. Должен предупредить: ее выступление станет для вас большой неожиданностью. То, что вы услышите, может показаться беспрецедентным и вызвать беспокойство. Тем не менее не забывайте, что мы рассматриваем себя как интеллектуальную элиту и обязаны взять на себя ответственность, связанную с таким представлением о себе – в противном случае мы останемся не более чем краснобаями и очковтирателями…»
Лицо Хеда раскраснелось, он широко открыл глаза, глядя на удивленных слушателей – так, как если бы они бросали ему вызов: «Мы созвали совещание, чтобы определить нашу позицию по отношению к Христианскому Крестовому Походу. То, что сообщит Джина Бервик, непосредственно связано с этим вопросом». Он пригласил Джину подойти к трибуне: «Перед вами Джина Бервик. Внимательно выслушайте то, что она скажет, и хорошенько подумайте – потому что я считаю, что для нас и для всех разумных людей настало время сделать выбор».
Джина стояла на подиуме – хрупкая, напряженная: «Меня зовут Джина Бервик. Мой муж, Дон Бервик, недавно умер в результате нападения, которое можно назвать первым случаем насилия со стороны агрессивно настроенных «крестоносцев». Дон умер, но его дух вступил в борьбу – в духовную борьбу, – Джина бледно улыбнулась. – И его дух нуждается в вашей помощи.
Я хотела бы кое-что вам предложить – нечто гораздо большее, чем то, что вы ожидали сегодня услышать. Почему я к вам обращаюсь? Потому, что вы – первая многочисленная группа влиятельных и образованных людей, с которой я смогла связаться, а также потому, что вы понимаете возможные последствия Христианского Крестового Похода. Я хочу сокрушить это фанатическое движение, хочу предать его забвению. Недостаточно посадить в тюрьму одного или двух демагогов, подстрекателей насилия: Христианский Крестовый Поход – это прежде всего идея. Мы должны сформировать идею противодействия, более убедительную, более вдохновляющую, позволяющую подавить противника.
Что такое, в сущности, так называемый «Христианский Крестовый Поход»? Это ненависть, это принуждение к подчинению, призыв к диктатуре, к торжеству расовых предрассудков. Можно ли называть современных крестоносцев христианами? Они совершают обряды поклонения злобному, мстительному Богу, вознаграждающему приверженцев подобно главарю вооруженной банды и осуждающему противников на вечные муки в аду. Христос отвернулся бы с отвращением от такого Бога. Какова идея противодействия их средневековой догме? Встречный крестовый поход во имя человеческого достоинства и права – даже обязанности – не подчиняться толпе, крестовый поход нонконформистов, такой же страстный, как поход правоверных кликуш! Декларация независимости от религии, демонстрация убежденности в том, что люди – сами хозяева своей судьбы. Такова сущность конфликта: человечная система ценностей против предрассудков, гордость и уверенность в себе против смирения у ног идола, реального или воображаемого, цивилизация против варварства, вера в человека против веры в теософическую догму.
Чего я могла бы ожидать от вас сегодня? Я хочу, чтобы вы поняли, что перед нами волей-неволей поставили задачу: пользуясь всеми своими знаниями, определить, чтó допустимо и чтó недопустимо. Хочу, чтобы вы поддержали мой манифест и подняли штандарт, вокруг которого могут сплотиться гордые, разумные люди.
Мы на пороге завоевания космоса. Мы уже получили доступ к неисчерпаемому источнику энергии. Извне нам угрожает коммунизм – хотя внутренняя угроза, символизируемая Христианским Крестовым Походом, еще опаснее. Мы столкнулись с проблемой – но у нас есть возможности. Как мы решим эту проблему? Как воспользуемся возможностями? Повесив мельничный жернов себе на шею? С руками, связанными за спиной? Или как гордые, неукротимые, способные полагаться на себя люди будущего?
Каков будет ваш ответ? Если вы мне поможете, аплодируйте… Если нет, – Джина улыбнулась, – можете свистеть и шипеть».
Она ждала. Десять секунд в аудитории царила тишина; напряжение мыслей было почти осязаемым – искренний энтузиазм боролся с привычной осторожностью.
Разразился внезапный взрыв аплодисментов, все нараставший и заполнивший лекционный зал.
Джина слегка расслабилась, опираясь на трибуну: «С вами говорила не я. Я – не оратор. С вами говорил Дональд Бервик. Хью Бронни символизирует прошлое. Дональд Бервик – символ нашего будущего».
* * *
Хью издевался: «Ударь! Ударь меня! Ты не можешь нанести мне рану. Твоя шпага затупилась».
Дон взглянул на клинок. Шпага превратилась в прут из тускло-серого олова. Краем глаза он заметил, как сверкнул металл, и пригнулся. Клинок Хью просвистел у него над головой.
«Пистолет!» – подумал Дон, и у него в руке появился автоматический пистолет 45-го калибра.
Шпага Хью превратилась в чудовищной величины револьвер, стрелявший желтыми снарядами величиной с ручную гранату.
Дон прицелился и выстрелил.
* * *
Началось обсуждение. Деловитый человек с острым носом и выпяченным подбородком сказал: «Вы предлагаете опубликовать „Манифест атеистов“? Это невозможно. Многие из нас – христиане, а также иудаисты и мусульмане, есть даже несколько буддистов и ортодоксальных индуистов – в дополнение к свободомыслящим, унитариям, агностикам и атеистам».