«Нет, – ответила Джина, – я не прошу вас декларировать атеизм или какую-либо другую систему убеждений. Потому что я не знаю, какая система лучше. Такова фундаментальная тайна Вселенной: почему и откуда она взялась? Каждый может предлагать свое толкование. Я призываю не к атеизму, я призываю к борьбе с теологическим принуждением, с навязыванием какой бы то ни было догмы».
«Понятно. В таком случае вы можете рассчитывать на мою безоговорочную поддержку».
Годфри Хед обратился к председателю: «Предлагаю распустить совещание с тем, чтобы немедленно создать и созвать Общество интеллектуальной свободы и подготовить проект той декларации, о которой упомянула Джина Бервик»
* * *
Дон нажал на курок. Пуля попала в дуло громадного револьвера-гранатомета Хью и расплющилась. Желтый снаряд прожужжал мимо головы Дона и взорвался где-то у него за спиной.
Хью бросился вперед, они схватились врукопашную. Одна из огромных рук обвилась вокруг шеи Дона. Хью нажимал на Дона всем весом, стараясь повалить его на спину.
Отчаянно размахнувшись, Дон ударил противника кулаком в нос и почувствовал, как хрустнул хрящ – но Хью продолжал наваливаться, и Дон не удержался на ногах. Он упал на спину плашмя – так, что у него затрещали кости и перехватило дыхание. Хью нагнулся, протягивая руки к шее Дона.
«Оторву тебе башку! – шипел Хью. – Четвертую тебя голыми руками…»
* * *
Общество интеллектуальной свободы приобрело национальную известность, а на следующий день – всемирную известность. Оно подвергалось бешеным нападкам представителей организованных религий, в особенности «христианских крестоносцев» – но заслужило радостные похвалы тех, кто сознавал, что только тревожная неуверенность в себе заставляла их признавать сомнительные догмы.
И кто такая была основательница общества, Джина Бервик? Супруга Счастливчика Дона Бервика, которого убили обезумевшие от ненависти христианские крестоносцы!
* * *
Приложив неимоверное, болезненное усилие, Дон сбросил с себя тяжелого противника. Теперь они поднялись на ноги и встали лицом к лицу. Хью в какой-то мере лишился непреодолимой самоуверенности, но это, по-видимому, только прибавило ему ярости. Дон, однако, становился больше и плотнее.
Оба они озарились изнутри холодным голубым светом. Ландшафт изменился: они стояли в долине между двумя грядами пологих черных холмов.
«Хью! – сказал Дон. – Я мог бы задушить тебя голыми руками… Но предпочитаю уничтожить тебя умом».
* * *
Джеффри Ханневельт, президент Ассоциации унитариев и исполнительный председатель Общества интеллектуальной свободы, говорил с репортерами: «Мы могли бы вызвать Уолтера Спеделиуса, Каспера Джонсона и Джералда Хенрика в суд, обвинив их в сговоре с целью подстрекательства к насилию. Но этого недостаточно. Их необходимо дискредитировать. Мы – современные люди, хозяева своей судьбы. Наступает новая эра цивилизации, формируется новая система культурных представлений. Последствия этого переходного процесса зависят от нас. Чего мы хотим? О каком мире мечтают люди, на что они надеются? Хотят ли они жить в мире униженного подчинения властям – политическим, церковным, каким угодно? Вы знаете ответ на этот вопрос. Мы можем сформировать государство, в котором люди смогут с гордостью взять на себя и демонстрировать ответственность за свои поступки, в котором каждый человек станет индивидуальностью, свободно выражающей свою волю».
«Можно ли сказать, что с вашей точки зрения имеет место конфликт рационального мышления с нерациональным? – спросил журналист. – Добра со злом?»
«Противостояние слишком велико и сложно, чтобы его можно было выразить несколькими словами, – ответил Джеффри Ханневельт. – Но с известной степенью приближения его можно назвать конфликтом научных знаний с предрассудками и суевериями».
* * *
Хью мысленно создал у себя в руках шиповатую боевую палицу и бросился вперед, чтобы смести с ног ненавистного врага. Дон отступил и мысленно создал покрывший Хью стеклянный купол.
Купол быстро сжимался, облегая контуры фигуры Хью, пока тот не потерял способность двигаться. Началась умственная борьба; Дон создавал второй, более прочный слой стекла вокруг противника, а Хью мысленно сопротивлялся этому. Стекло затрещало и разлетелось осколками; Хью выступил из заточения, широко разводя руками, как расправляющий крылья мотылек, освободившийся из заточения в куколке.
Хью придумал огнемет, но за долю секунды до того, как его настигла струя пламени, Дон придумал металлическую стену. Пламя растеклось по металлу.
Только то, что Хью поднял глаза, послужило Дону предупреждением: он тут же мысленно переместился километра на полтора дальше по долине. Огромный кусок чугуна, размером с небольшой астероид, врезался в землю там, где он только что стоял.
С правой стороны от Хью Дон мысленно создал тяжелую урановую болванку, формой напоминавшую ведро; с левой – плотную массу, похожую на пробку. Ведро и пробка стали быстро совмещаться. Хью их заметил, но так как их движение не было направлено к нему, лишь презрительно отступил на шаг.
Пробка вставилась в ведро. Дон мысленно перенесся километров на тридцать.
Мысль распространяется быстрее излучения, быстрее ударной волны. Чудовищная вспышка временно ослепила Дона; во всех остальных отношениях взрыв не нанес ему никакого вреда. Там, где стоял Хью, дымился раскаленный кратер.
XXI
На террасе прибрежного коттеджа Годфри Хеда, в пятнадцати километрах к югу от Санта-Барбары, молча сидели Джина, Айвали Трембат, Годфри Хед и его жена, а также Ховард Раковский. Наступил теплый вечер. Тихий океан, безмятежный и плоский, простирался под полумесяцем.
«Вы видели?» – внезапно встрепенулась Джина.
Годфри Хед взглянул на небо: «Видели что? Где?»
«Вспышку! Яркий огонь!»
«Не заметил», – признался Хед.
Раковский покачал головой; Айвали ничего не сказала.
«Может быть, опять взорвали атомную бомбу в Неваде».
Зазвенел телефон, Годфри Хед зашел в дом и снял трубку. Послышался его голос: «Сколько? В самом деле? Замечательно. Похоже на то, что нам так-таки удалось добиться каких-то результатов».
Он вернулся на террасу: «Звонил Клэйборн из Лос-Анджелеса. Христианские крестоносцы планировали устроить массовое сборище в Гардéне».
«И что же?»
«Явились триста двенадцать человек. Кроме того, оформлен ордер на арест Спеделиуса. Его обвиняют в расхищении финансовых средств».
«Значит, дело в шляпе, – заметил Раковский. – Забавно следить за развитием таких движений – поначалу они кажутся важными, чреватыми решающими переменами. А потóм лопаются, как мыльные пузыри – какими жалкими и бледными они представляются, когда о них вспоминают через много лет!»
Годфри спросил Джину: «Как насчет парапсихологических исследований?»
«Начнем сначала. Как можно скорее. Ведь мы только прикоснулись к разгадке. Из чего состоит мир коллективного подсознания? Это важнейший вопрос. Существовал ли он до появления человека, до появления жизни на Земле? Приспособился ли разум к какому-то предвечному океану духовного бытия – или же именно разум породил потустороннее пространство? Если на других планетах есть разумная жизнь, порождает ли она свой собственный потусторонний мир или пользуется тем же, что и мы? Каким образом физические процессы умственной деятельности связаны с нематериальными процессами загробной жизни? Каков конкретный механизм этой связи? Как устанавливается контакт?»
Раковский поднял руку: «Одного этого достаточно, чтобы занять нас на несколько месяцев»
«Конечно, я хотела бы все устроить по-другому… Не хочу возвращаться в Орандж-Сити. Может быть, мы могли бы построить исследовательский центр где-нибудь здесь, на берегу океана…» Джина поднялась на ноги: «Прошу меня извинить. Пойду прогуляюсь по пляжу».
«Вас сопровождать?» – спросил Хед.
«Нет, спасибо».
Собеседники смотрели ей вслед. «Бедняжка! – вздохнул Раковский. – Ей пришлось пережить много потерь и потрясений».
Айвали улыбнулась: «С Джиной вот-вот случится что-то чудесное».
* * *
Джина, сидевшая на почти засыпанном песком бревне, подняла глаза: перед ней стоял мужчина. Она вскочила и отступила на шаг.
«Не бойся, Джина».
Кровь стучала у нее в ушах: «Я не боюсь».
Он взял ее за руки, поцеловал ее. У него было теплое лицо, на щеках росла колючая щетина.
«Дональд! – Джина вздохнула. – Ты кажешься настоящим».
«Я и есть настоящий».
«Хотела бы я, чтобы это было так!»
Тихо шумел прибой, в небе мерцали знакомые созвездия. Голос Джины звучал глухо, словно издалека.
«Садись. Я объясню. Это не займет много времени».
Она медленно опустилась на бревно: «Как долго… как долго ты сможешь оставаться?»
«Пока не умру».
«Но… ты уже умер».
«И снова жив».
«Дон, не смейся надо мной. Скажи правду».
«Это правда. Я умер. Я стал мыслью – четкой, определенной, интенсивной. Я воплотился. Помнишь? Но тогда я еще не был достаточно плотным и определенным. Моя душа выскользнула, вернулась в загробный мир. Потóм моя интенсивность стала уменьшаться, я слабел. Пока я не вступил в бой с Хью Бронни. Сначала он был очень силен – великан!»
Джина кивнула: «В то же время мы боролись с крестоносцами – они тоже сначала были сильны. Но мы победили, сегодня вечером все решилось».
«Сегодня вечером я убил Хью Бронни».
Джина вздохнула и устало рассмеялась: «Ты убил умершего человека?»
«Он еще не полностью уничтожен. Потому что цикл жизни и смерти повторяется даже в потустороннем мире. То, что осталось от Хью, можно назвать воспоминанием о мысли. Теперь он – несчастная, бледная, едва шевелящаяся тень».