нулась.
– В каком смысле? – уточнила я.
– А в каком смысле женщина может быть интересна мужчине?
Нет, лучше бы я все-таки поперхнулась, а еще лучше – подавилась, тогда бы ему пришлось оказывать мне первую медицинскую помощь и мы свернули бы с разговора. С другой стороны, если бы ему пришлось делать мне искусственное дыхание… При мысли об искусственном дыхании мое как-то подозрительно участилось, и я сделала то, что должна была сразу, – взялась за еду. Тем более что она уже начала остывать, и это, несомненно, было важно.
Впрочем, не менее важным было то, что Ландерстерг явился за мной в парк и принес мне ужин. После чего сказал донельзя странную вещь.
– А пламя, значит, вас не волнует? – брякнула я.
И чуть не откусила себе язык, хотя, по-хорошему, стоило бы.
– Пламя?
– Ну да. То, что у меня его нет.
– Оно есть у меня.
Я моргнула.
– Или ты сомневаешься, что моего нам хватит?
Он сейчас издевается, да?
– Знаете, что самое интересное? – спросила я. – Я не могу понять, когда вы шутите, а когда говорите серьезно.
– Сейчас я абсолютно серьезен. – Ландерстерг взглянул на виари, которая слишком бесилась в снегу, и одного взгляда хватило, чтобы она вытянулась в струнку и спокойно побежала рядом с нами. – Мне со своей стороны непонятно, почему пламя вообще тебя волнует.
Потому что Эллегрин.
– Потому что я знаю, что для иртханов это очень важно.
– Важно, но не жизненно необходимо.
А что насчет слияния пламени? Вопрос прямо-таки крутился у меня на языке, но на сей раз я его прикусила. По-настоящему, когда старательно жевала, чтобы не задать вопрос, и поморщилась.
– Как прошла тренировка?
– Чудесно. Завтра утром будет все болеть.
– Поражаюсь твоей целеустремленности.
– Хотите сказать, вы не такой же?
– Такой же. Я тебе сразу сказал, что мы друг другу подходим.
Я вздохнула.
– Не начинайте.
– Предлагаю окончательно перейти на «ты». Я считаю, что рядом с мужчиной, который принес тебе еду в контейнере, выкать как-то очень невежливо.
– Никогда не представляла, что обращение на «вы» может быть невежливым.
– Ты еще много интересного узнаешь рядом со мной.
Я не выдержала и рассмеялась. Первый шок у меня уже прошел, а второй, видимо, еще не наступил, поэтому я сейчас рассматривала идущего рядом мужчину, пытаясь понять, что стало причиной таких разительных перемен. То есть тот Ландерстерг, который выдернул меня с катка и наносил харргалахт, и этот, настоящий, – это действительно были два разных иртхана.
– Ладно, – сказала я. – Я вам… тебе интересна. И что же ты хочешь обо мне знать?
– Все.
– Разве для этого не существует служба безопасности Ферверна?
– Это скучно. Служба безопасности Ферверна не расскажет о том, чего ты боишься.
– Это тебе зачем?
– Использовать в своих целях, разумеется.
Я улыбнулась. Он… наверное, тоже. Его улыбка была в уголках губ, которые едва дрогнули, и если бы я не видела подобного раньше, могла бы принять за что угодно другое. Но это была именно она, и именно она заставила меня произнести:
– Я боюсь оступиться.
– Оступиться?
– Проиграть. Не пройти кастинг в «Эрвилль де Олис».
– Это так важно?
– Для меня да. – Я закрыла пустой контейнер и взяла салфетку, которую он мне протянул.
– Почему?
– Потому что я хочу стать звездой ледового шоу.
Ландерстерг промолчал.
– Я хочу кататься, и танцевать, и парить… – Я повернулась к нему. – Ты видел это шоу? Они же творят магию, будучи людьми.
– Моя мать любила искусство, – неожиданно произнес он.
Теперь я чуть не подавилась по-настоящему. Хеллирия Ландерстерг действительно увлекалась искусством настолько, что даже основала фонд и выделяла гранты для творческих людей, не имеющих возможности оплатить свое обучение.
– Она обожала все эти шоу. Театр. Оперу. Временами мне казалось, что она сама хотела выступать. – Дракон говорил со мной, но смотрел вперед. – Книги, кино – все это было настолько для нее важно…
Ландерстерг взглянул на меня раньше, чем я успела ответить.
– Предлагаю придумать имя твоей хулиганке.
Вот это я понимаю, разворот.
– Эллегрин, – сказала я.
Дракон остановился.
– Эллегрин?
– Вам не нравится? – теперь остановилась я.
– Мне не нравится, что ты постоянно пытаешься перейти на официальный тон, – произнес он резко, перехватив меня за локоть. В результате я с контейнером чуть не улетела в сторону, но все-таки не улетела: меня подхватили за талию.
– Вы… – собиралась возмутиться я. – Ты…
Но продолжить мне не позволили – наклонившись, пробуя на вкус мои губы. Именно пробуя, иначе я никак не могла бы назвать это прикосновение и раскрытие, от которого закружилась голова. Впрочем, не только голова, во мне закружилось еще и пламя – узор над грудью полыхнул огненным островком. Я задохнулась от острой перемены чувств, когда ладонь Ландерстерга коснулась моей щеки, пальцы скользнули по скуле.
– В следующий раз мне придется перейти к более серьезным мерам, – хрипло сообщили мне в губы.
– В следующий раз? – моргая, переспросила я.
Губы горели. Не просто горели, они полыхали, особенно остро я это ощутила, когда он провел по ним пальцем.
– В следующий раз, когда соберешься мне выкать.
Стоя с контейнером в одной руке и с вилкой в другой, я моргнула еще раз.
– А у меня вилка, – сказала я.
– У меня тоже, – заявил Ландерстерг. – Мы остановились на имени.
Точно?
Определенно, это был самый странный поцелуй из всех, которые у меня были. Но для себя я решила, что выкать в ближайшее время точно не стоит. Поэтому положила вилку в контейнер, а контейнер вернула ему, и он закинул его в пакет.
– Имя, – напомнила я.
Стараясь не думать о том, что только что произошло, и об искусственном дыхании тоже.
– По-моему, отличный вариант.
Я взглянула на дракона, но он оставался невозмутим.
– Серьезно?
– Это твое.
Я хмыкнула и взяла стаканчик, который он мне протянул. Внутри оказался горячий чай с тонкой кислинкой лици и ароматным освежающим сиропом.
– Вкусно.
– Я рад.
Виари развернулась и поставила лапы мне на колени, явно намереваясь запрыгнуть мне на руки.
– По-моему, она замерзла.
– А ты?
– Немножко.
– Тогда возвращаемся.
Прежде чем я успела развернуться, Ландерстерг поставил пакет и стакан на скамейку, а после накинул на меня пальто. Самый нечестный прием из всех нечестных приемов, которые только можно представить: меня окутало запахом его парфюма, тем самым, который я тщетно пыталась угадать. А еще теплом – таким, от которого мозги окончательно отключаются и все мысли исключительно об искусственном дыхании и восстановительных процедурах.
– Так какая у вас туалетная вода? – уточнила я.
И зажала руками рот.
– У вас? – переспросил Ландерстерг.
– У тебя! – быстро выпаливаю я, а потом тыкаю в задравшую голову виари. – Но это не так важно, не хочешь, можешь не говорить. И вообще, нам домой пора, Гринни мерзнет.
– Гринни?
Нет, он что, правда думал, что я буду звать ее полным именем его лю…
Прежде чем «лю» мысленно превращается в продолжение слова, Ландерстерг оказывается на скамейке, а я – у него на руках. Колени – по обе стороны от его ног, и это даже выглядит неприлично, не говоря уже о чем-то большем. В эту минуту я понимаю, что в джинсах есть своя прелесть, потому что если бы на мне были юбка и чулки… м-да.
– Значит, Гринни, Лаура? – уточняет он, глядя мне в глаза.
От его взгляда и от этой властной силы, плещущейся под обманчивым спокойствием радужки, меня ведет. Настолько, что сейчас мне самой снова хочется податься вперед и повторить трюк, который я проделала во флайсе, когда мы летели из Ниргстенграффа. Правда, тогда у меня было оправдание: я перенервничала и устала, а сейчас…
Что я могу сказать в свое оправдание сейчас?
– Мы в общественном парке.
Да, это совершенно точно не тянет на оправдание.
– В этом общественном парке совершенно не наблюдается общественности. – Пальцы Ландерстерга скользят по моей спине. По куртке.
Но я чувствую их так, как если бы они касались обнаженной кожи.
– Я…
– Ты совершенно точно больше не захочешь называть меня на «вы», – сообщает он. – И когда я говорил о мерах, я не шутил.
Ответить мне просто-напросто не позволяют, потому что дракон касается моей кожи, а точнее, проводит ладонями по животу прямо под курткой. И под свитером. Это просто выбивает из меня воздух, тот самый, ледяной, который нас окружает и который дотрагивается до меня вместе с ним. В отличие от воздуха его ладони горячие, и сквозь них в меня втекает тепло.
Я дергаюсь, чтобы отстраниться, но отстраниться мне не позволяют: в глазах дракона вытягивается зрачок, и узор на груди отзывается таким же полубезумным жаром, который концентрируется между моих разведенных бедер. Пальцы сжимаются на его плечах, а потом его губы накрывают мои, и я падаю в поцелуй.
Вернее, во всю его звериную ярость, которая врывается в меня вместе с хриплым выдохом Ландерстерга и с которой я на него отзываюсь. Его ладони по-прежнему касаются моего живота, но чувство такое, что они касаются меня везде. Течение пламени сквозь них отзывается в каждой клеточке тела, и мне кажется, что харргалахт стал мной или я стала им.
А может быть, чистым пламенем. Дыхание сбивается, губы горят, и так же горит грудь, когда его пальцы касаются ставших жесткими и безумно чувствительными вершинок. Мне действительно кажется, что я сама становлюсь пламенем, что я чувствую его, как…
«Что ты знаешь о пламени драконов? О слиянии огней? О том, каково это – чувствовать чье-то пламя, как свое собственное?»
Воспоминание о встрече с Эллегрин ударяет в сознание, отбрасывая меня от него.
– Нет! – выдыхаю хрипло, отпрыгивая назад и чудом не падая на дорожку.