– Да все руки не дойдут пригласить домработницу, – говорит он. – Тем более что я почти круглосуточно в офисе…
– Круглосуточно в офисе! – передразниваю я. – Скажу Ингрид, что ты превратил наш холодильник в пустошь. Продукты-то хоть есть?
В морозильнике, к счастью, есть. Поэтому я вытаскиваю все то, что можно приготовить быстро, и мы вместе принимаемся за готовку. Учитывая, что наши с отцом кулинарные таланты примерно на одном уровне, то есть ноль, одна десятая и немножечко сотых, получается достаточно весело. Особенно отпрыгивать от сковороды с шипящим маслом: это здорово развивает реакцию.
Когда мы заканчиваем с готовкой, на столе две подозрительные тарелки. В смысле приготовленное на них выглядит подозрительно, и мне почему-то смешно при мысли о том, что бы об этом сказал Дораж.
Кажется, у отца примерно такие же мысли.
– Внешний вид не главное, правда? – Он смотрит на меня. – Главное, чтобы было вкусно.
Видеть Юргарна Хэдфенгера таким – немного растерянным, в фартуке поверх костюма домашним очень непривычно. Но мне почему-то кажется, что именно таким он был рядом с мамой.
– Пригласи домработницу, пап, – говорю я, когда мы садимся за стол.
– Обязательно.
– Прямо сегодня! Найди время. Не думаю, что для этого нужно два часа.
– Приглашу. – Он улыбается и пробует. – Вкусно!
– Правда?
Приготовленное нами оказывается действительно съедобным (что меня очень радует), хотя у меня такое чувство, что половину вкуса ему придают наши с отцом теплые посиделки и то, что мы вместе прыгали по кухне, создавая этот шедевр горячего. Салатик, в общем, тоже ничего, его я сделала на скорую руку, но получилось интересно. Кажется, именно из-за соуса, в который я, помня о наставлениях Доража, капнула литтонового уксуса.
– О-о-о! – говорит отец, когда принимается за салат. – Что это?
– Это секрет. – Я смеюсь. – Рада, что нравится.
Какое-то время мы едим молча, потом отец смотрит на часы.
– Мне скоро убегать, Лаура. Справишься тут без меня?
Я складываю руки на груди.
– Па-ап.
– Ладно, ладно. – Он машет рукой. – Все в порядке, я понял.
– Вот именно. А у тебя все в порядке?
Отец вопросительно смотрит на меня.
– С клиентами. Помнишь, ты говорил, был какой-то проблемный.
– А, – он на мгновение хмурится, но тут же кивает, – да. Он понял, что я с ним работать не стану.
– Ну и хорошо, – подпираю ладонями подбородок.
Мы болтаем обо всем подряд, и, кажется, такого теплого общения у нас не было уже лет десять, если не больше. Потом отец действительно быстро собирается, я целую его в щеку в холле, и он убегает.
А я остаюсь.
Хожу по квартире, понимая, насколько соскучилась по нашим семейным вечерам. Все-таки в этих ужинах Ингрид что-то действительно было.
Посудомоечная машина заканчивает работу, и я устраиваюсь на диване, чтобы немного отдохнуть. Просыпаюсь уже от звонка Торна.
– Готова? – спрашивает он.
Как-то очень просто. Я бы сказала, слишком, но в этой простоте есть нечто очень притягательное для меня. Безумно притягательное.
– Готова, – отвечаю, потягиваясь.
– Через пятнадцать минут я у тебя.
Он у меня через четырнадцать минут и двадцать три секунды, я ради интереса запустила секундомер. Но ему сказать об этом забыла, потому что как только его ладонь касается моей, во мне вспыхивает пламя. Не знаю, как свое пламя чувствуют иртханы, но я свое – очень и очень остро. Огненными искрами по телу, от которых становится жарко, как в летний зной.
Я сжимаю ладонь, чтобы это скрыть, но мне кажется, что он видит меня насквозь. По крайней мере, в синих глаза мерцают ледяные искры, как отражение тех, что чувствую я. Сколько времени прошло с того дня, когда меня ужалило наше первое прикосновение? Я уже смутно помню. Я вообще смутно помню что-то, когда смотрю ему в глаза, поэтому уже в следующее мгновение отвожу взгляд.
– Как дела в Айрлэнгер Харддарке? – интересуюсь как ни в чем не бывало.
– Превосходно.
Мы спускаемся к флайсу, и попавшийся нам по дороге сосед выразительно сворачивает шею, провожая нас взглядом.
– Ты так быстро освободился?
– Откровенно говоря, я никогда не бываю свободен. Но, к счастью, у меня есть возможность работать удаленно.
Мы садимся во флайс, и звуконепроницаемая перегородка отделяет нас от водителя и сопровождающего мергхандара. Я только-только начинаю выделять его среди остальных, потому что они все как на подбор, но этого что-то неуловимо отличает. То ли манера держаться ближе, когда остальные на отдалении, то ли привычка держаться дальше, когда другие, наоборот, приближаются.
– Это твой начальник службы безопасности? – интересуюсь я, когда мы поднимаемся в воздух.
– Крейд? Нет. Он правая рука Стенгерберга.
– А Стенгерберг – это…
– Это начальник моей службы безопасности. И мой первый заместитель.
Я успеваю только подумать, как так получилось, что при всей его важности я ни разу не видела этого Стенгерберга, когда Торн пересаживается ко мне.
– Ты правда хочешь говорить о делах, Лаура? – спрашивает он.
– Мм… – тихо отвечаю я.
Потому что сейчас пламени во мне становится еще больше. Невольно вспоминаются слова Торна о том, что его пламени хватит на нас двоих.
– Устала? – негромко спрашивает он.
Я хлопаю глазами.
– Ты выглядишь сонной.
– А… да. Я немножко спала.
– После экстренного восстановления такое бывает. Сначала адреналин и эйфория, потом откат. – Он гладит меня по волосам. – Спи дальше.
После чего просто притягивает меня к себе. Настолько легко и естественно, как будто я всю жизнь спала у него на плече. Сама эта мысль оглушает настолько, что я дергаюсь, но дракон этого, кажется, не замечает. Я же не замечаю, как расслабляюсь в его руках и закрываю глаза.
На этот раз просыпаюсь уже оттого, что мы опускаемся на ВИП-парковку перед зданием телепорта. Спросонья сложно о чем-то думать, но рядом с ним у меня, кажется, автоматически включается этот режим. Мы вместе идем к залу ожидания, Торн несет спортивную сумку, вторую, очень похожую, несет Крейд.
Нас приглашают для телепортации, едва мы успеваем войти, даже ждать не приходится.
ВИП-окно открывают сразу же, и мы после прохождения стандартных проверок (сканер здоровья, документов и прочая ерунда) шагаем в кольцо. Меня привычно уже за последнее время слегка затошнило, но с телепортами так всегда. Чувство, что сначала продираешься сквозь желеобразную массу, а потом тебя выплевывает в разреженный воздух. Вот меня и выплюнуло.
Вместе с Торном, к счастью, в телепортационный зал… совершенно точно не его загородной резиденции. Я впервые (не считая кольца в пустошах) видела кольцо на открытой местности, правда, под высоченным стеклянным куполом, а еще на такой высоте, что дух захватывало.
С этой высоты я разглядела снующие над пустошами аэрокары, длинные вереницы змеящихся аэротрасс. А вдалеке еще и горнолыжные трассы, подсвеченные огнями.
Все это я уже видела раньше.
На картинках в сети.
Равно как и стеклянный купол телепорта «Эдерхард Маунтейн» – горнолыжного курорта. Того самого, единственного во всем мире, на который практически невозможно попасть.
Пока я выразительно хлопаю глазами, мы уже выходим из зала, причем моя рука как-то незаметно оказывается на сгибе локтя дракона. Как это произошло, я помню смутно, впрочем, как и смутно понимаю, зачем мы здесь. Тем не менее к нам уже спешит сотрудница курорта, которая сообщает, что аэрокар подан. Аэрокары напоминают флайсы в миниатюре, но, разумеется, наш сложно назвать миниатюрным. Прозрачная капсула двигается по заданному маршруту, управляет ею автопилот, который, впрочем, вполне можно переключить на ручной режим.
Переключать Торн не спешит, откидывается на спинку мягкого сиденья, ослабляя галстук, и в этот момент ко мне возвращается дар речи.
– Что это? – интересуюсь я и тут же поправляюсь: – В смысле… почему мы здесь?
– А почему бы нет?
Вопрос, на который всегда сложно найти контраргумент. Мне так точно.
– Ну хотя бы потому, что это спонтанно, а ты не любишь спонтанность.
– Рядом с тобой я учусь спонтанности, Лаура. И не только.
Не знаю, отчего мне становится жарче: от «рядом с тобой», от того, как он назвал меня по имени (на этот раз получилось как-то слишком глубоко), или от «не только». Не успеваю спросить, чему еще он там учится, когда Торн указывает в сторону приближающегося комплекса:
– Смотри.
В общем, да. Наверное, лучше смотреть, и я смотрю на вырастающие перед нами домики, огоньки которых издалека кажутся фонариками. Одиночные искорки аэрокаров то вливаются в сияющие цепочки, то отделяются от них и на фоне ночного неба и гор кажутся падающими звездами. В этот момент я почему-то вспоминаю Сибриллу Ритхарсон с ее хитом «Звезды падают в небо». Правда, хитом эта песня была лет пять назад, но она порвала все чарты, и если так подумать, все песни Ритхарсон о неразделенной любви. Сама не знаю, почему мне это приходит в голову.
– А как же Верраж?
Да, я сама последовательность. Но вопрос мне однозначно нравится тем, что не затрагивает тему наших с Торном отношений и вообще не затрагивает тему чьих бы то ни было отношений.
– Верраж пока привыкает к тому, что у тебя нет пламени.
– Почему ты мне не сказал, что так будет?
Этот ответ для меня очень важен, и короткая пауза почему-то кажется невыносимо долгой.
– Потому что в тот момент я думал о том, Лаура, как бы не опрокинуть тебя на кровать и не сделать своей прямо в ту же минуту.
Его глаза сначала темнеют, а потом в них появляются знакомые искры. Ледяное пламя, которое разгорается вот так, постепенно, и которое я носила в узоре на груди. Вот именно об этом лучше и думать сейчас, об этом, а не о том, как его взгляд скользит по моему телу – с той же откровенностью, с которой могли бы скользить ладони по коже. В этот короткий миг я чувствую себя полностью обнаженной, и спасает меня исключительно то, что мы прилетели.