Маска заглушает мой голос, но драконам мой голос не нужен.
Напряжение – сильное, мощное, сидящего передо мной зверя ослабевает. Один последний рывок – и дракон на мгновение – долгое или просто растянутое во времени, впивается в мой взгляд ледяным пламенем огромных глаз, а после с силой отталкивается, взметнув вихри снега, и взлетает. Один за другим взлетают остальные, и нас с Торном закручивает в метель, как в веретено. Не в силах оторваться от этого зрелища, я смотрю, как растворяются в ледяном мареве звери: один за другим. Выдыхая опасное пламя в воздух, уходят все выше и выше, к небу, и дальше – в сторону пустошей, превращаясь в едва различимые точки.
Это настолько остро, этот разрыв, что мне хочется плакать.
Вместо этого я медленно сползаю в снег, чувствуя себя невыносимо легкой. Как кружащиеся над нами снежинки.
Глава 19
Торнгер Ландерстерг
Лаура всегда умудрялась от меня ускользнуть, но делала это настолько естественно и незаметно, что мне оставалось только удивляться, как ей это удалось. Она стала первой женщиной, которая бежала в противоположную от меня сторону, а я почему-то никогда раньше не думал, что мне стоит повернуться к ней спиной и пойти в обратном направлении, чтобы снова встретиться с ней спустя какое-то время.
Чтобы узнать ее заново и увидеть, сколько в ней внутренней силы, скрытой, женской, и в то же время ничуть не слабее драконьей. Возможно, именно это меня в ней и привлекло изначально: она не была драконом, когда пошла со мной в пустоши Ниргстенграффа после землетрясений. Не была драконом, когда тянулась к Верражу, которого побаивались даже в зооцентре – отлученный от погибшей матери драконенок в первые дни может быть непредсказуем и опасен, но рядом с ней он не был таким.
У нее получалось дотянуться до сердец всех, с кем она сталкивалась, и если бы я не был так зациклен на самоконтроле, возможно, увидел бы это раньше.
– Я не хочу работать там, где не ценят искренность, – выдал мне Дораж во время увольнения.
Творческие люди с другой планеты, я списал это на его блажь и благополучно забыл о нем до тех пор, пока у нас с Солливер Ригхарн снова не зашла о нем речь. Вряд ли он захотел бы знакомиться с ней, сейчас я это понимал. Равно как понимал, что Солливер Ригхарн никогда не была моим партнером. Она – одиночка, как я.
Точнее, каким я когда-то был.
До встречи с Лаурой. До того как подсознательно, неосознанно захотел впустить ее тепло в свою ледяную жизнь. Но смириться с этим не мог и поэтому воспринимал ее как угрозу.
– Одной проблемой меньше, – произнес я, опускаясь рядом с ней в снег.
– Одной?
– Да, теперь придется объяснять Мировому сообществу, только почему драконы улетели, а не почему они до этого прилетали.
Лаура рассмеялась.
Мне нравилось это. Нравилось слышать ее смех даже через наушники, а я ведь почти не помнил, как он звучит. Скольких ошибок можно было бы избежать, если бы я сразу принял в себе это чувство.
– По-моему, теперь тебе придется объяснять, почему драконы прилетели, почему так долго сидели и почему улетели именно сегодня.
– Вот, значит, как? Я совсем не слышу в твоем голосе оптимизма.
– Ну почему же? – Она фыркнула. – Как по мне, гораздо легче объяснить все в связке, чем когда у тебя вокруг резиденции просто сидят драконы и сами не понимают, что они тут делают.
– Они защищали тебя. Теперь мы это знаем.
– Да. – Под респиратором не было видно, но мне бы хотелось, чтобы Лаура улыбалась.
По крайней мере, я сделаю все от меня зависящее, чтобы она улыбалась чаще.
– Торн. Ты правда не мерзнешь вот так?
Она потянулась ко мне, но отдернула руку, словно опомнившись.
– Правда.
– Почему? Ты же сейчас больше человек, чем дракон.
– Я сейчас больше иртхан, чем дракон, а это существенная разница. В моей крови пламя, которое меняет все процессы терморегуляции и не позволяет моей коже покрыться ледяной корочкой, а легким замерзнуть.
– У меня чуть не замерзли глаза в детстве. – Она устроилась поудобнее. Хрупкий, сухой от низкой температуры снег рассыпался пушистой крошкой под ее затянутой в рукавицу ладонью. – Мы с Рин решили высунуться в окно и порычать.
Я покачал головой.
– Так что то, что я сейчас зрячая – вероятно, именно благодаря тем экспериментам. Ну и еще тому, что Ледяная волна только-только набирала силу. Будь она как сейчас, я бы, наверное, превратилась в маленькую ледяную статуйку. И Рин тоже.
Теперь она точно не улыбалась, но это я уже почувствовал. Настолько остро меня полоснуло болезненными и близкими ее сердцу воспоминаниями, отравленными настоящей реальностью, что на мгновение показалось – Ледяной волне все-таки удалось меня зацепить. Вцепиться своими полупрозрачными лапами в легкие и выкрутить их так, что я просто не мог вдохнуть.
– Из тебя бы получилась очень красивая ледяная статуйка, но я рад, что этого не случилось. – Я коснулся рукавицей ее респиратора так, как хотел бы коснуться без всех этих слоев одежды. Да что там, я бы хотел просто повалить ее в снег и впиться поцелуем в ее губы, прямо в этих бесконечных льдах и низких температурах, под взглядами камер и мергхандаров – мне было без разницы, кто на нас смотрит.
На мгновение эта картина промелькнула перед глазами так ярко, что я поймал своего дракона буквально за хвост на подлете. Во-первых, наши поцелуи не для посторонних глаз. А во-вторых, я не стану ею рисковать из-за собственного минутного помешательства. Или пожизненного помешательства – так будет точнее.
– Так, – она чуть подалась назад, – драконов мы отправили в туалет и поесть, наверное, нам тоже стоит…
К наблам все!
Я подхватил ее на руки и поднялся так резко, что снег следом за нами взметнулся вихрями, как отголоски драконьего пламени. Лаура дернулась, но я только сильнее прижал ее к себе, направляясь в сторону резиденции и расступающихся передо мной мергхандаров.
– Пусти! – предсказуемо брыкается она.
Но брыкаться, будучи так экипированной, достаточно сложно. Когда напоминаешь снеговик на ножках, самое большее, что получается сделать, – упереться руками в грудь.
– Будешь вырываться – уроню в снег, – предупреждаю я.
Она затихает. Хотя бы потому, что и правда боится упасть. Если я что и понял за последнее время, так это то, что за нашу дочь (с какой радости она решила, что там у нас дочь, – не знаю, но пусть будет так) Лаура порвет любого на фервернские флажки и сделает все, чтобы она была в безопасности. Значит, сейчас будет тихо сидеть у меня на руках.
Моему дракону сейчас этого достаточно, он довольно рычит внутри. Его потенциальная пара рядом и никуда не денется, она в безопасности и всецело в его распоряжении.
Не хочется тебя расстраивать, парень, но с этой потенциальной парой очень сложно договориться.
Думая об этом, я чувствую себя как-то странно. Не считая того, что я долгие годы глушил свои чувства, все эти годы я глушил еще и своего дракона, и сейчас это вот перерыкивание (и мои мысли) напоминает разговоры с самим собой.
Как я и говорил, пожизненное помешательство.
Стеклянные двери разъезжаются в стороны, и я шагаю в холл. Благодаря Лауре я все-таки закончил обустраивать резиденцию, и теперь она действительно выглядит как дом, в котором можно жить. Минимализм, никакой пафосной роскоши, но, разумеется, все самое лучшее. Светильники, вмонтированные в стену и в потолки, представляют собой дракона, чей хвост и задние лапы располагаются на одной стене, туловище с детализированной чешуей на потолке, а морда – на противоположной. Сейчас здесь хватает дневного света, но, когда включается подсветка, особенно глаза, выглядит это очень реалистично.
– Куда мы?.. – Лаура не договаривает, стягивает шапку и респиратор и, нахмурившись, смотрит на меня.
– Это сюрприз.
– Сюрприз?
– Надеюсь. Если Арден тебе еще его не раскрыл.
– Арден мне ничего не раскрыл, потому что ты от меня не отходишь. Торн! Я с некоторых пор не люблю сюрпризы. Что там?
Я иду достаточно быстро, поэтому повозмущаться она не успевает. Я ставлю ее на ноги рядом с дверью, а потом закрываю руками глаза.
– Только не говори, что там…
Дверь открывается, и я легонько подталкиваю ее вперед. Потом убираю руки и отступаю, а Лаура замирает.
Детскую оформили в бело-голубых тонах. Кроватка с балдахином, над которой висят снежинки, отдельный манеж, выстеленный мягким ковром с густым ворсом, комод, игрушки и прочая милота, которую, если честно, выбирала и предлагала дизайнер. Я просто утверждал – говорил, что оставить, а что убрать. Свет из огромных панорамных окон льется потоком, пока что холодным, но Ледяная волна не вечна. К тому времени, как наша дочь соизволит появиться на свет, уже снова может пойти снег – ранняя осень в Ферверне как поздняя в Аронгаре, но тем не менее. Когда она появится, здесь будет много света и много солнца.
Хлюп.
Я не сразу понимаю, что это за звук, а когда понимаю…
– Лаура, ты что, плачешь?
Я разворачиваю ее к себе, но она закрывает лицо ладонями и мотает головой.
– Лаура!
Приходится осторожно отвести руки от ее лица: она действительно плачет. Щеки мокрые, глаза блестят.
– В чем дело?
– Я… – Она судорожно вздыхает, потом поднимает на меня взгляд.
– Что?
– Я…
Кроме «я» у нее ничего не выходит, поэтому я просто убираю мокрые дорожки с ее щек подушечками пальцев. Стираю их мягко, она опускает глаза, и тогда я смотрю на странное сооружение – перекладины вдоль стены, на которых висят мягкие разноцветные шарики и мягкие игрушки размером с детский кулачок: от низких к высоким (если так можно выразиться о росте годовалого ребенка). Меня уверяли, что так у малыша или малышки будет стимул все время подниматься, тянуться выше – когда ползание будет переходит в шаг.
Глубокий вздох совсем рядом.
Лаура поднимает на меня взгляд.
– Однажды я уже поверила в то, что все может быть хорошо, Торн. Поэтому…