В небе над нами творился какой-то кошмар. Боевые флайсы, маневрирующие в звенящем холодом воздухе. Драконы, бросающиеся на них, рычание Торна, ударом корпуса отбрасывающего одного дракона и разворачивающегося ко второму, третьему, четвертому, пятому. Рев. Вой. Шипение.
Между лопаток жгло. Жгло так, что дышать было трудно, сил не хватало даже унять эту боль, я вдруг отчетливо поняла, что не успею сделать то, что сказал Бен, – и исцелиться, и отозвать драконов. Смогу только что-то одно.
– Прости, Льдинка, – мысленно прошептала я и рванулась сознанием к мечущимся под приказом зверям. Напряжение натянутых между разумом драконов и моим нитей, мысленное: «Они вам не враги. Снижайтесь», – на это ушли последние силы.
Драконы перестали метаться. Стало светло.
Не знаю, почему стало так светло, как днем. Хотя, возможно, дело было во взгляде, огонь которого разгорался все ярче, ярче и ярче. Дракон, опустившийся рядом со мной, зарычал, и я потянулась к нему рукой. Едва коснувшись пальцами носа, почувствовала знакомое ледяное тепло.
Никогда не думала, что лед может быть таким теплым.
– Я люблю тебя, – вытолкнула через силу.
И звезды погасли.
Глава 26
Торнгер Ландерстерг
– Торн, отойди от нее! Торн! Ей нужна помощь.
Сознание дракона все еще было сильно, возможно, именно поэтому, чтобы отодвинуть, а точнее, оттащить меня от Лауры потребовались Роудхорн и Арден. Арден сам выглядел немногим лучше, чем она сейчас – лежащая на снегу в пепельно-серых оттенках из-за сгустившейся вокруг нас тьмы.
– Ферн Ландерстерг! У нас еще один пострадавший. Не уверен, что ему можно помочь, но…
Я взглянул на говорившего, и медик, совсем мальчишка, осекся, шарахнувшись назад.
– Спасайте ее, – сказал я. – Верните ее, или…
Я не договорил. Дракон снова рвался в оборот, по рукам и груди уже текла чешуя, я с трудом сдерживал глухое рычание. На меня смотрели, но мне было плевать. Весь мир сосредоточился на реанимационной команде, ни одного из которых я не видел. Точно так же, как не слышал биения ее сердца. Дракон тоже не слышал. И от этого с каждым мгновением мой разум плыл все сильнее.
Это было именно то, чего я боялся.
Хотя на самом деле бояться надо было совершенно другого. Страшнее лежащей на снегу Лауры, которая не дышала, не было ничего.
– Ферн Ландерстерг!
Я с трудом различил голос Роудхорна, обернулся.
Он без слов указал мне на лидера глубоководных. Те, кто пришли с ним, выстроились у кромки воды, он сам смотрел на меня в упор. Опустил морду в сторону Лауры. Потом – в сторону лежавшего на снегу Эстфардхара, над которым склонились трое медиков. Зарычал.
И, согнув лапы, пригнулся к земле.
О таком не говорили уже долгие годы. Хотя долгие годы – слабо сказано. Это был не просто жест доброй воли.
– Он предлагает им свою кровь. – Сухой, надломленный голос Ардена ворвался в сознание. – Торн.
– Делайте все, что можно.
Я отступил. Через силу.
Дракон внутри зарычал так, что голова показалась выставленным в Ледяную волну хрупким бокалом с водой.
Я посоветовал ему заткнуться.
Молча смотрел, как Арден с командой переносят Лауру ближе к дракону. В какой-то момент друг пошатнулся, но не упал. Драконов вокруг становилось больше. Все больше, больше и больше, они садились, возвращаясь от границ потревоженного, взбудораженного Хайрмарга, и от клубящегося над нами пламени дрожала даже Ледяная волна. Я смотрел на них, разделившись в сознании на две части.
В последний раз драконы предлагали свою кровь очень давно.
Глубоководные – никогда.
Хотя как раз кровь глубоководных могла их спасти: черное пламя соединяло в себе две грани – и смерть, и жизнь. Раны, нанесенные ему моим драконом, уже почти затянулись, именно поэтому глубоководные считались непобедимыми. Именно поэтому я сейчас смотрел, как черное пламя вливается в кровь моей женщины. То немногое, что могло помочь с реанимационными процедурами. Я смотрел глазами человека, но видел глазами ревущего от боли дракона.
Крики людей, отрывистые команды, серые лица – все они слились в единую массу, выделяя для меня только ее одну. Маленькую. Хрупкую. Неподвижную.
– …еще! – ворвался в сознание голос Ардена.
Тело Лауры выгнулось на снегу, и я услышал удар ее сердца. Первый.
За это бесконечное время.
Шагнул к ней, рывком, наклоняясь, вглядываясь в лицо.
– Торн, ей срочно нужно в больницу. – Арден оттеснил меня. – В мою. Если ты понимаешь, о чем я.
Я не успел сказать, что в другую ее бы никто не отправил.
– Ферн Ландерстерг, Кроунгард не пошел к старой тюрьме. И к телепортационному кольцу тоже. Его флайс брошен посреди пустоши, я сейчас раскинул сеть по всем окрестностям. Мергхандары работают с тепловизорами повышенной мощности, если он…
– Я его найду. Сам.
Роудхорн осекся, а я повернулся к Ардену, который сопровождал Лауру на пути к медицинскому флайсу. Почему-то именно сейчас видеть растрепавшиеся светлые волосы, струящиеся с аэроносилок на снег, было невыносимо. Я хотел быть с ней. Я хотел сопровождать ее в больницу. Я хотел держать ее за руку. Как тогда.
Но отпускать Кроунгарда было нельзя. Он просто исчезнет. Как в свое время исчез Лодингер. Эта тварь умеет прятаться и выжидать.
Но из моей пустоши эта тварь не уйдет.
– Когда обернусь, прикрепите ко мне маячок, – сказал я.
И шагнул в сторону. Выброс пламени, сопровождающий оборот, стал для меня уже более чем привычным, как и боль, переплавляющая кости, вытягивающая тело, трансформирующая его в моего зверя. Дракон зарычал, стоило мне шагнуть в сторону от медицинского флайса, куда уже поместили Лауру и куда теперь несли Эстфардхара.
«Он стрелял ей в спину, – мысленно сказал я. – Он хотел ее смерти. Эта тварь хотела ее убить».
Взревев, я оттолкнулся от земли с такой силой, что вокруг заклубился снег. Раскрыв крылья, устремился ввысь, над провожающими меня взглядами драконами и людьми, но не стал набирать высоту. Пустошь на то и пустошь, что в ней почти нет жизни. Но та, что есть, чувствуется на расстоянии.
Зрение дракона позволяло видеть все совершенно иначе: снег становился светлее, а горы были словно окутаны подсвечивающим их пламенем. Впрочем, сейчас мне не нужно было даже зрение, я чувствовал биение любой жизни. Сердца зверя, сердца человека или иртхана. Изредка шныряли по горным тропинкам ледяные виары, потревоженные тем, что сегодня случилось. Шипение снежных змей слышалось как через усиливающие звук динамики. Все это накладывалось на биение сердец и сливалось в музыку, в которой я искал одну-единственную помеху.
И я ее нашел.
Биение сердца дракона.
Единственный способ уйти от нас, спрятаться и выжить в ледяной пустоши – это совершить оборот. Я уловил Кроунгарда над дальней грядой скал, стремительно снижающегося за перевал, едва различимую точку. Драконы хорошо чувствуют друг друга на расстоянии.
Вот и он почувствовал.
Развернулся.
Набирая скорость, взмыл ввысь, уходя за плотную пелену грозящих прорваться снегом облаков. Я не стал повторять его маневр, просто летел вперед, вслушиваясь в глухие удары сердца, становящиеся громче с каждым взмахом крыльев. Почувствовал и ускоряющийся ритм, и резкое приближение, и только тогда рванулся ему навстречу, на высоту. Дракон с черными шипами, раскинув когтистые лапы, почти обрушился на меня, но я врезался в него с такой силой, что его снова подбросило вверх. Увернулся от черного пламени – меня усиливала наша с драконом общая ярость, ярость, горящая сильнее любого пламени, поэтому, когда по чешуе прошлись распарывающие бок когти, лишь перевернулся в воздухе, взмыл ввысь и полоснул пламенем между крыльев.
Кроунгард взвыл, стремительно теряя высоту, срываясь на острые пики скал, я врезался в него, отбрасывая на снег и падая сверху.
Мгновение – и меня ослепило пламенем оборота, дракон подо мной перестал быть драконом.
– Ты все еще дракон, – выплюнул Кроунгард, врезаясь силой иртхана в мой разум. Затем последовал холодный приказ: – Убей себя.
Я должен был развернуться. Взлететь и как минимум броситься прямо на скалы, но ничего не произошло. Кроме того что ярость стала безграничной и абсолютной, особенно когда он произнес:
– Воссоединишься со своей Лаурой.
То, что у меня происходит обратный оборот, я понял, лишь когда рывком шагнул к не успевшей даже толком удивиться твари. Кроунгард вскочил, но удар в солнечное сплетение, который предназначался мне, пришелся аккурат в чешую. Следующий обманный удар я блокировал, а потом впечатал кулак прямо в черное от злобы лицо. Снова. Снова. И снова. По-звериному впиваясь в шею пальцами, сжимая их все сильнее, до хруста.
– Ферн Ландерстерг! – отрезвил меня не столько голос Роудхорна за моей спиной, сколько выпученные глаза Кроунгарда.
Я разжал руку, и он, пошатнувшись, повалился в снег.
Мне на плечи накинули плед, и я обернулся.
– Арестуйте его, – кивнул Роудхорну на даже не пытающегося подняться Кроунгарда. – Границы пустоши держите пока под контролем. А мне надо в больницу.
К ней.
Во флайсе время тянется так, что дракон то и дело порывается обернуться снова. Быстрее, быстрее, к ней! Я с трудом сдерживаю его силу, хотя сейчас как никогда с ним солидарен. В клинике нас, разумеется, уже встречают, мне предлагают осмотр, но одного взгляда на предлагающего хватает, чтобы тот мгновенно предложил проводить меня к Лауре. Я даже не морщусь, когда надеваю халат, хотя тело кажется сплошным синяком. Главное – она. Лаура сейчас наверняка в капсуле гибернации, но мне хватит того, чтобы на нее посмотреть. Я не смогу коснуться ее руки, но я смогу коснуться ее, когда она откроет глаза, и я больше никогда… никому… не позволю ей навредить.
Я влетаю в закрытое отделение Ардена, потом в палату и замираю.
Лаура не в гибернационной капсуле. Она подключена к аппаратам, как в резиденции, только в резиденции… она дышала сама.