ьется, за этой дверью, совсем один. Почему мне так страшно при мысли об этом?
– Потому что, – перебивает мои мысли мама, – если ты будешь с ним говорить, мы все исчезнем.
– Куда?
– Далеко-далеко. И никогда не сможем вернуться.
– Но почему?
– Не почему. Просто так будет – и все. Ты же этого не хочешь? Тебе ведь хорошо с нами, здесь? У нас такая чудесная семья. Мы все вместе. Мы любим друг друга и заботимся друг о друге. Что тебе еще нужно?
Мама заглядывает мне в глаза, но у меня в мыслях все еще звучит голос: «Ты прекрасная женщина, у которой скоро будет дочь». В сердце ударяет странное чувство. Еще более странное, когда я вспоминаю его рычание, как он зовет меня. Зовет так, будто от этого зависит все, если не больше, но, если я вернусь к нему, мама, папа и Даргел исчезнут.
– Они ненастоящие, Лаура, – звучит еле слышно в моей голове его голос. – Ты их придумала. Твои родители и твой брат – они ждут тебя. Но не здесь.
– Уходи! – кричу я, зажимая уши руками. – Уходи! Я хочу, чтобы ты ушел!
От моего крика содрогаются стены, хотя я знаю, что не хочу, чтобы он уходил, внутри меня все переворачивается. По красивым обоям идут трещины, декоративные кирпичики стены выскакивают один за другим, рассыпаются крошкой.
– Нет! – кричит мама. – Лаура, нет!
Она тянет ко мне руку, которая начинает таять.
«Твои родители и твой брат – они ждут тебя. Но не здесь».
Я судорожно вздыхаю, рывком дергаю на себя шатающуюся дверь и влетаю в комнату.
– Помоги мне! – кричу изо всех сил, слезы текут по щекам. – Помоги мне! Защити их!!!
Дракон врывается в комнату. На этот раз все действительно рушится. С лязгом и грохотом обрушиваются балки, стекло осыпается, грозя накрыть меня крошкой колючего дождя, но… не накрывает. Меня закрывают собой мощные крылья, в которых я словно в коконе. Дракон закрывает меня собой, окутывая не только крыльями, но и пламенем.
В голове взрывается бомба.
Я вижу, как стирается детство моей мечты. Как обрушивается потолок. Как рамка семейной фотографии идет трещинами и разлетается острыми гранями. Стирается все, что только что было реальным, взамен него приходят холод и боль. Снег. Простыня льда подо мной. Драконы, парящие в небе и нападающие на Торна.
И тоненький пульс внутри.
– Прости, Льдинка…
Я резко открываю глаза. Дыхания не хватает, перед глазами все плывет, я не могу сфокусировать взгляд, не могу даже самостоятельно сделать вдох, а в следующее мгновение надо мной склоняются. Арден.
– Тихо, Лаура. Тихо. Все хорошо.
Его голос звучит глухо и будто издалека. Я хочу вытолкнуть имя: Торн – но на мне маска.
– Лаура. Торн здесь. Рядом с тобой.
Он будто читает мои мысли.
Я не могу даже толком повернуть голову, поэтому только сдвигаю взгляд. Торн действительно рядом со мной, моя рука – в его ладонях. Он тоже подключен к аппаратуре, и в тот момент, когда я это осознаю, он открывает глаза.
Глава 32
– Все показатели в норме. Пламя стабильное. Изменений в ДНК тоже больше нет. – Арден произнес это, глядя на меня с улыбкой. – Поздравляю, Лаура. Теперь ты официально неизученное нечто, которому предстоит сделать свой вклад в науку.
Я фыркнула, хотя Ардену светило раствориться в воздухе под взглядом Торна. Он категорически не понимал шуток в отношении меня и моей особенной ситуации, а я… я просто была рада его видеть. Мое первое пробуждение оказалось слишком коротким, в следующий раз я проснулась, уже когда открылась крышка капсулы гибернации. Торн стоял рядом, и первое, что он сделал, – взял мою руку в свою.
– Я сходил без тебя с ума, – произнес он.
– Со мной тоже, – слабо улыбнулась я.
Он наклонился и притянул меня к себе, сжимая в объятиях.
Чуть позже я узнала, что вытащил меня именно он. Оказавшись в моем сознании, Торн помог мне найти выход из идеального детства, которое себе сочинила я.
– Это защитный механизм психики, – объяснил Арден. – Когда после сильного потрясения ты закрываешься в идеальном мире, чтобы не сойти с ума.
– Получается, я придумала себе идеальное детство?
– Получается, что так. Это твоя картина идеального мира. То, что ты, по всей видимости, неоднократно проживала в сознании, когда была маленькой, или как представляла себе свое детство с мамой, когда стала взрослой. Там было проще всего спрятаться.
– Но почему я хотела спрятаться? – удивилась я. – У меня же здесь Льдинка и Торн.
– А вот это тебе лучше спросить у себя самой. – Арден взглянул на Торна. – Пожалуй, оставлю вас одних.
Он вышел, а Торн подхватил меня на руки, вытащил из капсулы гибернации и устроился вместе со мной в кресле. Какое-то время мы просто молчали. Мне казалось, что в этом молчании было гораздо больше слов, чем я вообще смогла бы произнести, и еще больше чувств. Мне нравилось вот так просто сидеть у него на руках, чувствовать биение его сердца под ладонью и слышать, как ему вторят мое и Льдинкино.
Хотя последнее я скорее ощущала и никак не могла себя заставить перестать на нем концентрироваться. Несмотря на то что Арден мне все показал, все снимки, рассказал, что с ней все в порядке и что Льдинке вполне уютно рядом со мной, я все равно ее слушала. Снова и снова. Снова и снова. Снова и снова.
– Как я могла… так… Просто не хотеть просыпаться, хотя… что я за мать такая?!
Торн поцеловал меня в макушку.
– Давай договоримся, что с этого дня мы не возвращаемся к прошлому.
– Но я…
– Потому что тогда мне придется задаться вопросом, как мне исправить то, что ты захотела от меня сбежать. Снова.
– Что?! Нет! Я не хотела…
– Лаура, я шучу. – Он коснулся моего подбородка пальцами и заглянул мне в глаза. – Но я не хочу никогда больше от тебя слышать «Что я за мать» или что-то в том же духе. Ты самая прекрасная женщина, которую я знаю, и будешь самой прекрасной мамой на свете. Достаточно было посмотреть на то, какой ты создала образ семьи.
Я слегка покраснела.
– Как тебе вообще пришло в голову?! Пойти за мной – в кому?!
– За тобой я пойду куда угодно. Запомни это.
Я сглотнула неизвестно откуда взявшийся в горле ком.
– Ты пережила такое, что способно было свести с ума даже отлично прокачанного военного с высшим уровнем ментальной подготовки. Поэтому больше не вздумай в чем-то себя обвинять. Тем более в том, что ты бросила Льдинку. Или меня.
Торн погладил меня по щеке и плотнее прижал к себе. Судорожно вздохнул.
– Я хочу, чтобы ты знала. До тебя я не позволял себе чувствовать. Рядом с тобой перевернулась вся моя жизнь, поэтому, пока меня основательно бултыхало и трясло, я успел наделать и наговорить всякого. Это наше общее прошлое, которого не отменить, но наше общее будущее будет другим. Таким, каким мы создадим его вместе.
Теперь уже судорожно вздохнула я.
– Торн. Подожди, пожалуйста. Мне достаточно того, что ты просто здесь, рядом со мной. Когда ты говоришь такое, трясти и бултыхать начинает уже меня, и я… я тоже боюсь наговорить всякого. Поэтому давай сейчас просто побудем вместе. И помолчим.
Он кивнул. Улыбнулся. Притянул меня к себе, скользнув колючим подбородком по скуле, и я закрыла глаза. Мне действительно было этого достаточно. Настолько достаточно, что от переизбытка чувств меня потряхивало. Бросало то в жар, то в холод. Я не могла с ними справиться, с таким потоком, и просто забывала как дышать.
Торн пошел за мной. В кому.
Он вытащил меня. Хотя сам просто-напросто мог не проснуться.
«За тобой я пойду куда угодно».
Почему я вообще от него убежала? Тогда, в Рагран? Сейчас это казалось неимоверной глупостью, но сейчас я видела и знала гораздо больше. Он сказал, что я прошла через то, что не под силу даже обученным военным, но мы вместе преодолели столько всего, что в голове не укладывалось. Меня несло в мыслях и чувствах, я даже остановиться не могла, а поймала себя уже на том, что беззвучно плачу.
– Ты намочила мне рубашку, – заметил Торн, хотя заметил он это гораздо раньше. Он гладил меня по голове уже пару минут, и эти прикосновения только добавляли сводящих с ума эмоций.
– Я подарю тебе новую.
– Мне и в этой хорошо.
Не знаю, сколько мы так сидели. Возможно, час или два, пока к нам не постучались Арден с ассистентами. Они взяли у меня анализы, замерили показатели, и Торн наконец-то отпустил меня в душ. Отпустил весьма относительно: он меня туда отнес, а потом, дождавшись, пока я завернусь в халат и полотенце, отнес в палату.
Последнее, что я видела, когда Арден наклеивал мне пластинку снотворного, это улыбку Торна. Последнее, что услышала:
– Я буду рядом.
Он действительно был рядом, когда я просыпалась и когда засыпала. Мы вместе ели, хотя кормили меня очень помалу – я слишком долго была без сознания, и мне нужно было заново привыкать не только к тому, как самостоятельно двигаться, но и к еде, и даже к воде. Торн понемногу рассказывал о том, что произошло в мире. Очень понемногу, крайне дозированно.
О том, что города не пострадали – я успела прервать атаку через нейросеть раньше.
О том, что Бен жив, а его отчим предстанет перед судом Мирового сообщества. О том, что он хотел стать спасителем мира и все стрелки по нейросети и бесчеловечной атаке перевести на Бена, как однажды сделал с его отцом. О том, что Кроунгард Эстфардхар получал кровь драконов от других. О том, что он использовал Лодингера, потому что имел дела с его отцом и подумал, что горящий ненавистью к иртханам Микас – отличное оружие. В точности так же, как я.
Как и сказал Бен, Кроунгард действительно все делал чужими руками. Даже кровь глубоководного, которую правительство Ферверна добывало для экспериментов, впоследствии избавившись и от дракона, которому не повезло, и от агентов спецслужб, которые этим занимались, он получил через свои каналы. Впоследствии именно это синтезированное пламя он протестировал на Лодингере.
Впрочем, о Лодингере мы поговорили один раз и вскользь, и то исключительно потому, что я пообещала, что не отстану. Торн старался по возможности избегать острых тем.