Она опустилась в кресло, подтянула к себе чашку с кофе. Я последовала ее примеру и сделала пару глотков. Заела крепость печеньем.
Какое-то время мы обе молчали.
– Я тоже учусь справляться с чувствами, – сказала я. – Это один из важных элементов моего обучения в обращении с пламенем.
Если не сказать ключевой. Торн учил меня лично, и мы очень много работали с моим контролем. Воплощение пламени для меня оказалось гораздо более простым, чем умение справляться с чувствами. Тем не менее я делала успехи.
До тех пор пока не встретилась с Солливер. Когда я смотрела на нее, когда слушала, все просто покатилось дракону под хвост. Особенно когда она сказала про мальчика.
Я ведь тоже чувствовала свою Льдинку.
– Так. – Мама кивнула. – И что случилось с контролем?
– Я поняла, что не готова ей помогать. И это выбило меня… ударило по мне сильнее, чем я ожидала. Ребенок не должен отвечать за то, что сделали его родители.
– Ребенок – нет, – сухо ответила мама. – Но это не он пришел к тебе с просьбой о помощи. О помощи тебя просит женщина сомнительных моральных принципов. Хладнокровная убийца.
– Она боится, что его закроют в исследовательском центре, как подопытного.
– Лаура, милая, – мама допила кофе в пару глотков, даже не поморщившись, – ты всерьез в это веришь? В то, что этого ребенка превратят в подопытного? Что Торн это допустит?
– Нет, но…
– И она не верит. Она отличная манипуляторша, и она знает, как сделать тебе больно. Я больше чем уверена, что, если кто-то попытается причинить вред этому малышу, ты первая оторвешь ему все выступающие части тела.
Я не выдержала и улыбнулась.
– Но помогать той, кто хотела тебя убить? Я даже не представляю, почему ты вообще об этом задумалась.
– Потому что я верю в то, что она чувствует.
Мама долго смотрела на меня, потом ткнула в напоминалку на электронной панели над столом. Там значилось: «Занятие по инструктажу, завтра, 9:00».
– Помнишь, я говорила, что хочу работать, чтобы дать что-нибудь хорошее этому миру? Лучше тебя я вряд ли что-нибудь – или кого-нибудь – ему дам. Ты слишком добрая, дочка. И я тобой горжусь.
– Мам, хватит, – тихо сказала я. – А то сейчас опять разревусь.
– Мы девочки, нам можно. – Мама махнула рукой. Потом поднялась, приблизилась ко мне и обняла прямо в кресле. – Когда возникают такие ситуации, выбирай сердцем. Дай себе время. Разреши помогать, и не помогать тоже разреши. Разреши заботиться об этом ребенке, как о своем собственном, или даже ни разу не поинтересоваться, родился ли он вообще. Ты сама все поймешь, когда придет время.
Я все-таки всхлипнула, и мама поцеловала меня в макушку.
– Ты сделаешь правильный выбор. Я знаю.
– А ты? – Я запрокинула голову и посмотрела на нее. – Ты дашь отцу возможность сказать хотя бы что-то… или возможность все объяснить?
– Не знаю. – Мама покачала головой. – Пока что я не готова. А когда буду готова, станет понятно. Между нами ничего нет и не будет, поэтому я не уверена, что мне вообще нужны его объяснения.
– Ты знала, что он промолчал, когда Торн высылал его из страны, ради тебя?
– Лаура! – грозно сказала мама.
– Мне кажется, это то, что тебе стоит знать. И многое другое, потому что я даже не представляю, что ему пришлось пережить.
– Дочь, – мама строго посмотрела на меня, – мой психолог говорит, что худшее, что можно сделать, – это вмешиваться в отношения других людей.
– Он очень умный, этот твой психолог.
– Она.
– Она, – согласилась я, – и я не вмешиваюсь.
Под взглядом мамы соединила большой и указательный пальцы:
– Разве что вот столечко.
– Вот столечко, – поддразнила меня мама, а потом кивнула на стол. – Печенье само себя не съест. Как там поживает моя внучка?
– А ты спроси. – Я кивнула на живот. – Давай.
Мама положила руку мне на живот, и я почему-то даже не удивилась, что в этот момент дочка брыкнулась. Выражение лица мамы надо было видеть! А еще чувствовать – как напряжение и досада после разговора об отце сменяются теплом, радостью, счастьем.
– Привет, Льдинка. – Мама наклонилась чуть ближе. – Это я. Твоя бабушка… Лаура! Это так странно звучит.
Я улыбнулась и потянулась за печеньем и кофе.
Определенно, это была одна из самых счастливых минут в моей жизни.
Глава 36
– Не спится? – Голос Торна раздался так неожиданно, что я подпрыгнула. Насколько можно подпрыгнуть в постели.
– Ты же заснул!
– Когда я заснул, ты тоже засыпала. – Он взял меня за плечи и развернул лицом к себе. – Но вот уже минут двадцать ты лежишь, тихонько пыхтишь в подушку и стараешься меня не будить.
– Угу.
– Угу?
– Я все равно не могу перестать думать про ребенка.
– Про ребенка Солливер, я так полагаю.
– А говоришь, не читаешь мысли.
– Сейчас в этом нет необходимости. Зная, о чем вы говорили, и зная тебя… – Торн сделал многозначительную паузу.
В темноте его глаза без крупиц пламени казались темными. Почти черными.
Я коснулась лица своего мужчины, скользнула пальцами по подбородку, ощущая подушечками легкую небритость, набежавшую за день. Мы с ним действительно почти не говорили о Солливер, так, вскользь. Когда я в приподнятом настроении вернулась от мамы, мне казалось, что я знаю, что делать. На сто процентов была в этом уверена, поэтому мы больше внимания уделили главе Фияна, который, как выяснилось, всерьез задумался над реформой Ферверна как примером для своей страны.
Даже когда я ложилась спать, мне казалось, что меня отпустило.
Но потом я провалилась в легкую полудрему, а вынырнула из нее с дико колотящимся сердцем, потому что мне привиделось, что я в Аронгаре, в клетке, и что мою Льдинку исследуют подчиненные Халлорана. Конечно, это был всего лишь сон, бред, и эти «минут двадцать», как утверждал Торн, я убеждала себя в том, что к ребенку Солливер это не имеет никакого отношения, что с ним такого не будет и что она не будет наблюдать за этим из клетки.
Точнее говоря, она вообще не сможет за ним наблюдать.
А он…
– Торн. Что Арден говорит про этого малыша?
– Пока что рано что-то говорить. Его пламя – учитывая особенность Лодингера, во что его превратил Кроунгард, – пока в зачаточном состоянии и почти все время спит. Но всплески все равно случаются. Незначительные. Чем дальше, тем больше их будет – так уверяет Арден.
– И что будет с Солливер?
– Ей потребуется вливание пламени. Хотя бы минимальное. У нее в организме нет защиты, как у тебя, она на сто процентов человек.
– Но почему Арден уверяет, что она не выживет?
– Потому что женщинам достаточно сложно пережить рождение ребенка с любым сильным пламенем. Что касается черного… – Торн многозначительно замолчал, но потом все же продолжил: – Если сопоставить силу глубоководных с любым другим существующим пламенем, она все равно будет на порядок выше. Даже самая маленькая ее частица.
Я кивнула. Насколько это можно сделать, лежа на подушке.
– И… что с ним будет?
– Зависит от многих факторов.
– Но он же не будет постоянно заперт в исследовательском центре?
– Его пламя сложно контролировать. Говоря по правде, даже я с трудом справлялся со своим, а у меня было подспорье в виде ледяного.
Я прикрыла глаза.
– Торн. Мы должны его усыновить.
Мысленно я готовилась ко всякому, но только не к легкому смешку, поэтому от удивления широко распахнула глаза.
– Я все ждал, когда ты это скажешь.
– Что?!
– Мне не надо заглядывать в твои мысли, Лаура, чтобы понять, что ты чувствуешь и что ты думаешь.
– А что думаешь ты?
– Расскажи мне. – Торн улыбнулся.
– Торн, это не игрушки.
– Я не играю. Мне интересно, каким меня видит моя будущая жена.
Честно говоря, я почувствовала себя прямо как на экзамене!
– А подглядывать в эмоции можно?
Дракон номер один притянул меня к себе.
– Лаура, просто ответь. Что, по-твоему, я чувствую и думаю по поводу этой ситуации.
– Хорошо. – Я удобнее устроилась у него на плече. – Предположительно ты со мной согласен – в том, что задаешься вопросами, как и что делать с этим ребенком. Потому что в мире существует только трое иртханов, способных его воспитать, и один из них сейчас в Рагране. Двое других лежат в этой самой постели и решают его судьбу. Торн, я не могу поверить… мы что, правда решаем его судьбу?
Торн хмыкнул.
– Нет. Мы обсуждаем меня и мои мысли. Продолжишь?
– Ты… Торн, я не знаю. Прекрати меня мучить! – Я извернулась в его руках и заглянула ему в глаза. – Для меня это все слишком серьезно.
– Для меня тоже. Отец запирал меня, когда я был маленьким. Запирал, потому что я не мог справиться с силой, которая меня разрушала. Так он учил меня справляться с эмоциями и чувствами, со всем, что способно спровоцировать выброс пламени, от которого я защищался чешуей. Мой отец знал о моей особенности, рядом была мама, а с этим ребенком не будет никого. Именно поэтому до того, как ты завела разговор про усыновление, я ничего тебе не говорил.
– Ничего не говорил о чем?
– Что думал о том же. Еще до того, как ты встретилась с Солливер, и до того, как узнал о ее просьбе. Но я прекрасно понимал, что не имею права требовать от тебя такое. Мы действительно единственные, кто способен дать ему нормальное воспитание и обучение. Не считая Эстфардхара, конечно, но я его не считаю.
– Это еще почему? – Я приподняла брови.
– Он занят другим. Разгребает последствия действий отчима и пытается отбрыкаться от карьеры политика, но это ему не удастся.
Теперь уже хмыкнула я.
– Такое чувство, что его мысли ты тоже читаешь.
– Нет, я просто очень внимательный. А еще меня определенно радует тот факт, что в твоем сне он просто продавал рогалики.
– Замороженный крем, – поправила я.
– Не важно. Я даже представлять не хочу, что сделал бы, увидев себя на раздаче бургеров.