– Значит, ты меня нечистью считаешь?
Марфа запыхтела.
– Нечистью, да?
– Да никого я никем не считаю, – призналась Марфа. – Просто уж больно складно получилось. Прямо как в сказке.
– В какой?
– Завтра расскажу. Когда солнце встанет.
Она демонстративно натянула одеяло на голову, и Лёлька поняла, что просить бесполезно.
Глава 16
С утра небо заволокло серой пеленой. Воздух казался густым и влажным, будто в нём повисли тысячи крохотных капель воды. От сырости и безветрия комары совсем обнаглели.
Лёлька вытерла вспотевший лоб и по-взрослому вздохнула. От укусов у неё нестерпимо чесались лицо и ладони, кое-где на коже вспухли багровые волдыри, а под ухом звенели бесконечные голодные стаи кровососов.
– Как вы это терпите? – возмущённо спросила Лёлька.
Марфа прихлопнула на щеке очередного комара и пожала плечами:
– Их в такую погоду всегда полно. Я привыкла. А у тебя кожа тонкая, вот и пухнет.
– И что? – не поняла Лёлька. – Они меня скоро целиком сожрут. А ты палец о палец не ударишь!
Марфа фыркнула:
– Ну хочешь, я их буду отгонять? Только ты тогда не шевелись, а то можешь по лбу получить. Случайно.
– Спасибо, – скривилась Лёлька. – Я уж как-нибудь сама.
– Просто у нас тут низина и вода рядом, – объяснила Марфа. – Поэтому, если ветра нет, комары тучами вьются.
– Вода? – удивилась Лёлька. – Где это у вас вода?
Марфа фыркнула:
– А ты что, не заметила?
Лёлька покачала головой.
– Ладно, пошли! – пригласила Марфа. – Заодно и лабиринт посмотришь.
– У вас? Здесь?
– А то!
Марфа надулась от гордости:
– Самый настоящий. Ему лет триста! Или семьсот.
Услышав о лабиринте, Лёлька даже про комаров забыла. И, кстати, зря. Потому что её тут же пребольно укусили прямо в кончик носа. Лёлька ойкнула, хлопнула себя по носу и брезгливо посмотрела на кровавое пятно на ладони.
– Мне бы руки помыть.
– Там и помоешь, – предложила Марфа. – И руки, и нос, и всё, что захочешь. В нашем озере вода целебная. Сразу чесаться перестанешь. И прыщи пройдут.
– У меня нет прыщей! – оскорбилась Лёлька.
– Ладно, – согласилась Марфа и ехидно посмотрела на новую подругу. – Прыщей нет, но вот эти красные пимпочки, которые на лбу, тоже исчезнут.
– Всё-таки ты вредная! – не сдержалась Лёлька.
Марфа кивнула и хихикнула:
– Я вредная, зато вода в озере полезная. Ты идёшь? Или тут будешь сидеть?
– Иду.
Лёлька думала, что Марфа поведёт её к калитке, но та отправилась совсем в другую сторону. Туда, где темнели плоские крыши дальних сарайчиков.
– У вас там другая калитка? – поинтересовалась Лёлька. – Про чёрный день?
Марфа загадочно усмехнулась:
– Сейчас увидишь!
От этой её таинственности Лёлька слегка разозлилась. Неужели нельзя объяснить по-человечески? Она даже хотела было повернуть назад, но любопытство победило.
Марфа бодро топала мимо серых сараев, мимо пустого просторного загона, в котором по Лёлькиным прикидкам могло бы разместиться целое стадо коров, мимо плоских камней, темнеющих в траве.
Лёлька старалась не отставать.
Когда девочки обошли последнее длинное строение, Лёлька увидела, что земля плавно уходит вниз, превращаясь в усыпанный галькой берег. С этой стороны изгородь была незамкнутой. Просто крайние столбы стояли у самой воды.
Озеро показалось Лёльке огромным. Дальний берег выглядел узкой туманной полосой. А посередине из серой воды поднимался маленький зелёный остров.
– Здорово! – восхитилась Лёлька и побежала вниз.
Она присела у кромки воды и окунула распухшие от укусов руки. Вода была прохладной, чистой и не обжигала, а мягко обволакивала саднящую кожу.
Лёлька осторожно лизнула мокрые пальцы, но привкуса соли не почувствовала.
– Не бойся! – сказала Марфа. – Здесь вода пресная. Мы её пьём.
Она тоже спустилась к берегу и начала умываться.
– Так здесь и купаться можно! – осенило Лёльку.
– Конечно, – кивнула Марфа. – Только потом комары до смерти заедят!
Вспомнив про комаров, Лёлька сморщилась. Ничего, вот выглянет солнце, эти гады попрячутся. Тогда и поплавать можно.
– Ладно, озеро ты показала. А где лабиринт?
Марфа подняла брови:
– Ты что, не заметила? Мы же мимо него шли!
Лёлька удивлённо посмотрела на новую подругу.
– Правда-правда, – зачастила та. – Это же здесь, почти на берегу.
Лёлька оглянулась. Она представляла себе лабиринт пещерой, в которую пришлось бы спускаться по верёвке или забираться через узкий лаз. Или древней постройкой с высокими каменными стенами, покрытыми мхом и плесенью. Ничего подобного поблизости точно не было.
– Да вот он, – Марфа махнула рукой в сторону рассыпанных в траве серых камней.
– Ты шутишь? – догадалась Лёлька.
Марфа помотала головой, ухватила её за руку и потащила к камням.
– Смотри!
Лёлька глянула и ахнула.
Небольшие гладкие камни были вовсе не разбросаны. Они аккуратно лежали, образуя огромный круг. За первым рядом начинался второй, составляющий круг поменьше. За вторым – третий, ещё меньше. И так до самого центра. Но это было не всё. Присмотревшись, Лёлька заметила, что одни камни прижимались друг к другу почти вплотную, а между другими имелось вполне приличное расстояние. Как раз такое, чтобы можно было поставить ногу.
– А ведь и правда, – прошептала Лёлька, – настоящий лабиринт!
Марфа гордо кивнула.
– Если пройти через него, не наступая на камни, и загадать желание, оно обязательно сбудется!
Лёлька усмехнулась.
– Зря не веришь, – обиделась Марфа. – Мне бабушка рассказывала.
– А ты сама пробовала? – поинтересовалась Лёлька.
Марфа насупилась:
– Думаешь, это так просто? У меня ни разу не получилось.
– Да ты что?
– Ага. Каждый раз в тупик попадаю.
Лёлька наморщила лоб:
– А может, там и нельзя пройти?
Марфа покачала головой:
– Бабушка же проходила! И Анна. Она вообще любит гулять по лабиринту. Говорит, здесь думается хорошо.
С озера подул долгожданный ветер.
– Фу, – вздохнула Лёлька. – Наконец-то!
А Марфа почему-то нахмурилась и несколько раз шмыгнула носом, будто принюхиваясь.
– Ты что? – не поняла Лёлька.
– Дымом пахнет, – ответила Марфа. – Плохим дымом. Где-то лес горит.
Глава 17
Сейчас, когда температура упала, но сил, чтобы подняться с кровати, ещё не было, у Егора появилось время подумать. Подумать обо всём и наконец-то принять окончательное решение.
Вчерашний сон про собаку был не совсем обычным, это он понял сразу. Потому что в этом сне у Егора появилась такая мысль, которая никогда раньше в голову не приходила. Самое страшное – то, в чём есть тайна. То, чего не знаешь или на что не смеешь посмотреть и по-детски зажмуриваешься.
Значит, надо открыть глаза и не бояться, а попытаться понять. Итак, чего он боялся в последнее время больше всего? Если не брать в расчёт их с Лёлькой путешествия на катере и всего того, что было с ним связано, самым страшным Егору казалось… В общем, понятно. То, о чём ему писали в электронных посланиях, а особенно – в последней эсэмэске.
Письма, едва прочитав, он отправлял в корзину. А из-за сообщения на мобильник даже сломал телефон. Почему? Потому что не хотел думать об этом, а пытался сделать вид, что ничего не произошло. Как в детстве, когда, оказавшись в неприятной ситуации, повторял заветные слова: «Меня здесь нет!» Но в том-то и дело, что здесь Егор был.
Первое электронное письмо он получил за три дня до отъезда. Адрес отправителя был незнакомым, но Егор машинально кликнул мышкой на конвертик, и послание открылось: «Ты знаешь мою тайну, а я – твою. Хочешь поменяться?»
Егор недоуменно пожал плечами и удалил текст. «Наверное, спам, – решил он. – Заманивают на какой-нибудь сайт, а зайдёшь – вирусы стадами полезут». Странным ему показалось только то, что никаких интернет-ссылок в письме не было.
В тот же день вечером пришло второе послание: «Если ты не будешь молчать, я – тоже. Думаешь, я рискую больше?»
Это Егору уже не понравилось, потому что скрывало в себе какую-то угрозу. Пусть непонятную, расплывчатую, но всё же…
На следующий день Егор открывал почтовый ящик с неприятным ощущением холодка в желудке. И не зря. Теперь угроза стала явной и вполне конкретной: «Пойдёшь свидетелем в суд – окажешься снова в детском доме!»
Прочитав, Егор даже не заметил, как на щеках выступили красные пятна, а руки стали влажными и липкими. Так вот в чём дело! Как же он сразу-то не догадался, из-за чего ему шлют эту мерзость!
«Может, ответить, что я никуда не пойду?» – подумал Егор.
А потом представил себе, как отправится к Петру Васильевичу и начнёт мямлить и заикаться. Что он не сможет. Что… Нет, про письма он, конечно, промолчит. И как тогда объяснит свой отказ? Тем более старик его ни о чём не просил. Егор сам предложил. Пётр Васильевич, наверное, ничего не скажет. Но про себя подумает, что Егор самый настоящий трус. Сначала струсил, когда на Петра Васильевича напали. Теперь побоялся давать показания. А что? Очень даже логично.
Нет, это уж слишком. Раз решил – значит, идти надо. В смысле не к Петру Васильевичу извиняться, а в суд. Иначе Егор просто не сможет спокойно жить дальше. Понимая, что он трус.
Хотя о каком спокойствии говорить, если тебе пишут такое? Снова оказаться в детском доме – это, пожалуй, пострашнее, чем считать себя трусом и предателем. Или нет?
Что родители Егора усыновили, от него никогда не скрывали. Да и глупо было бы скрывать, потому что он был не таким уж маленьким и кое-что помнил. Хотя бы тот самый омерзительный запах подгоревшей каши и лица своих товарищей по несчастью.
Скрывать-то не скрывали, но и говорить об этом в доме было не принято. Может быть, чтобы не травмировать лишний раз ребёнка. А может, просто потому, что не видели смысла. Зачем?