Самое опасное время – когда, нарастая в звучании, бьют барабаны.
– Слышишь, как рокочут? – нарочито спокойно спрашивает майор Александр С. у лейтенанта Михаила П.
– Нет, – отвечает тот, оглохший на одно ухо после недавней контузии, и смеется. – Ну и компания у нас. Я не слышу на левое ухо, ты – на правое. Давайте, что ли, вместе сядем, послушаем…
Гулкие вздохи чеченских «тамтамов», если они точно нарушили тишину, для спецназовцев значат только одно – через полтора часа будет сильнейший обстрел или атака втихую. Поэтому приход механика-водителя БТРа Бачи принимается с восторгом. И прошедший Афганистан, бывший пограничник Бача, не прислушиваясь, подтверждает, что барабаны режут слух уже больше десяти минут, и по этому поводу Сан Саныч, начальник режимного объекта, просит майора Александра С. к себе.
Бача же занимает его место возле бойницы.
Бача – признанный авторитет командированного в Грозный спецназовского отряда. Все умеет и очень надежен. Здесь, в Чечне, он часто грустит. Ему не нравятся плохое снабжение боеприпасами, нестыковка ведомств, подчеркнутое неуважение отдельных командиров к своим подчиненным, мелочность в отношениях, которая в Афганистане была выведена, как моль.
Тем временем грохот барабанов растет. Бача знает, что с гор спустились тридцать девять боевиков, их доукомплектовали грозненские ополченцы. И сейчас они настраивают себя на бой, бегая по кругу, потрясая оружием. Полтора часа такого движения под хлопки и молитвенные речевки, и боевики надолго забудут о сне и еде. Введенные в транс барабанами, они получат способность умереть, не задумываясь. Однажды Бача видел одноногого бородатого, который танцевал зикр больше пяти часов.
Разведка режимного объекта знала, что в настоящее время боевики скопились на старом заминированном кладбище. Но упредить их удар минометным обстрелом, неожиданным контрударом спецназовцы не имели права. Таков удел тех, кто участвует в необъявленном вооруженном конфликте. Открывать огонь можно только по явно атакующему тебя противнику. Поэтому за боевиками всегда право первого выстрела.
…Накачанный самой свежей информацией Александр С. выходит из здания и, не подозревая, что он в окуляре чеченского «ночника», не спеша идет на седьмой пост. Его путь возле ангара, где стоят БТРы, давно приведенные в боевую готовность.
Сначала майор услышал сухой щелчок, словно кто-то невидимый открыл рядом с ним импортную банку с пивом. Он, расторопный, успел нырнуть за бетонную стенку. Разрыв подствольной гранаты, не подсуетись Александр, снес бы ему полчерепа.
До седьмого поста теперь было не добежать. Боевики, большие мастера по стрельбе из подствольников, садили из них во всю ивановскую. Охрана объекта, пережидая мини-артналет, пока молчала.
Майор нащупал рацию и включился в радиообмен. От рвущихся в большом количестве гранат уже появились контуженные.
На седьмом посту пока все было в порядке. Потом Александр увидел, как в небо взметнулась осветительная ракета, и сразу раздался характерный разрыв заряда от РПГ. По рации было доложено, что спецназовец при свете ракеты обнаружил подкрадывающихся к восьмому посту четверых боевиков, один из которых был вооружен огнеметом «Шмель», и выстрелом из гранатомета уничтожил их.
После этого началась интенсивная огневая автоматно-пулеметная перестрелка. Перебежками под непрекращающимся огнем майор вернулся на седьмой пост и включился в боевые действия, как полагается командиру.
К этому моменту Бача переместился на пятый пост, притащив с собой патроны. Там теперь воевали он, Дима и Леха. В ходе боя по вспышкам была засечена двадцать одна огневая точка противника.
По рации пришла информация, что при переходе на третий пост, попав под взрыв чеченской подствольной гранаты, получили контузию Сан Саныч и охранявший его младший лейтенант Алексей Р.
Между тем ночной бой продолжается.
Но вот гаснут одна за другой огневые вспышки автоматов и пулеметов боевиков, потому что спецназ лучше воюет. Бой затихает, как догорает костер. И снова напряженная тишина, снова по фронту в поисках жертв рыскают «ночники», указательные пальцы по-прежнему на спусковых крючках.
Вдруг на чеченской стороне начинают тоненько помаргивать карманные фонари. И Сан Саныч дает команду:
– Не стрелять! Боевики ищут своих погибших. Пускай выносят…
На этот раз майор и лейтенант Михаил П. слышат погребальный бой барабанов. Он не оставляет надежды тем, кто ждет в горах возвращения своих. (Через неделю разведке спецназа станет известно, что из тридцати девяти сепаратистов, приходивших в Грозный, в горы вернутся только девять.)
На рассвете Бача, взяв желтую краску и кисточку, на броне своего БТРа прописью первоклашки изобразил: «Любите нас, пока мы живы».
Решили рано повзрослеть
Сначала в черном студеном небе уверенно нарастающий гул самолета, какое-то неяркое цветное мигание – и степное пространство вокруг нас озаряется острым, все разоблачающим светом. «“Люстру” повесили», – говорит мне сапер Владимир Бирюков, ладно скроенный девятнадцатилетний кубанский казак.
Саперов, приданных собровцам, чуть больше десяти человек. Командует ими подполковник Сергей Шаховцов. Этой ночью все они спят в медицинской «таблетке», за год войны привыкшие к фронтовым неудобствам. Володя же не позволяет себе заснуть. Он бережет сон двух минно-разыскных собак: молодую, беспокойную восточноевропейскую овчарку, которая время от времени порыкивает на меня, и крепко спящего эрдельтерьера.
С этой золотисто-рыженькой ласковой собачкой по кличке Нюра я познакомился еще вчера. Наслышанный о подвигах минно-разыскных собак в годы Великой Отечественной войны (тогда ими было обнаружено более четырех миллионов мин), я знакомился с Нюрой, чувствуя к ней огромное уважение. А на вопрос: «Почему в саперной команде декоративный эрдельтерьер?» – подполковник Шаховцов ответил: «У нас и дворняжки работают. Был бы у собаки нюх да для них хороший учитель».
Пока в небе висела «люстра», я смотрел на Нюру. Безмятежно спокойно, как ребенок, она спала, и невозможно было не залюбоваться этим чудом природы, отыскивающим мины. Завтра бой. И ей, Нюре, идти с саперами в Первомайское, где их ждут мины, «растяжки», смертоносные ловушки. «Нюрочка! Девочка!» – так, когда ласково, когда требовательно, обращается к ней ее проводник-кинолог сержант Бирюков. Он не спит, чтобы выспались минно-разыскные собаки.
– Не то чтобы кто их обидит, – говорит он мне у костра. – Этого не будет, мы в охраняемой зоне. А просто надо, чтобы люди к ним не подходили, не отвлекали от сна. Работа завтра будет тяжелая.
Мы с Володей поддерживаем костер то ли колючей акацией, то ли терновником. Невысокое пламя все равно беспокоит овчарку. Она пытается уснуть в трех шагах от нас, а может, это моя негромкая речь тревожит ее. Она вдруг снова взлаивает.
– Тихо! Это свой… Нервничает немного, – помолчав, поясняет поведение собаки Владимир.
Что завтра бой – известно всем. Многодневное ожидание атаки на Первомайское через несколько часов должно вылиться в выстрелы, команды, кровь, стоны людей. И боевая восточно-европейская овчарка, возможно, предчувствует то, что недоступно нам, людям. Что она думает и знает о нас?
– Может, мне уйти, чтобы не беспокоить собак? – говорю я Володе.
– Вы не мешаете. Грейтесь, – отвечает он мне. «А куда мне идти? – думаю я. – У СОБРа ГУОП МВД России в распоряжении только маленький “Кавзик”. Мы спим в нем, меняясь через два часа. Среди офицеров есть люди богатырского роста и телосложения, так пусть отсутствие журналиста, которого на время операции с разрешения старшего начальника взяли в отряд, позволит хоть одному из бойцов расположиться на сиденьях свободнее».
Авиаторы снова постарались, чтобы стало светлее, и я вижу караван автобусов с работающими на малых оборотах двигателями – там обогреваются люди, которым поутру в бой. Возле каждой машины охрана из собровцев. Редкая цепь костров. А мы с Володей возле дороги. Рядом с нами «таблетка», где в позах эмбрионов спят саперы. Падает снег. Влажновато. Костер нервно подергивается, требуя в жертву сухие дрова и ветки. Но где их взять?
– О собаках я читал с пяти лет, – поддерживая разговор, говорит мне Володя. – «Белый клык» Джека Лондона я прочитал еще в первом классе. Очень нравится Василий Песков. Я люблю животных. Работаю с малых лет. Особенно нравилось на конеферме. Ведь я крестьянский сын.
Он поворошил ветки, на правой руке тонко блеснуло кольцо.
– Ты женат? – спросил я.
– Обручен.
На Кубани ждет Володю невеста. Она приехала в казачью станицу из далекого Казахстана. Куда еще возвращаться русским людям? Туда, где особенно крепок русский православный корень, где знают, почем фунт лиха.
В наступившей тишине, глядя на огонь, я думаю, что невеста Володи, наверное, красива не по-кубански. Она кажется мне светленькой, хрупкой, голубоглазой и, как Володя, немногословной. Знает ли она, что ее жених постоянно на боевых операциях? Что он был в группе саперов, которая прибыла на «Минутку», где при взрыве фугаса подорвался генерал-лейтенант Анатолий Романов? Командиром той группы был майор Виктор Шахов. Несколько дней назад он подорвался при разминировании кизлярской больницы. Володя, вздыхая, говорит, что Шахов – один из его учителей.
Мы молчим. Наконец-то овчарка уснула.
– Где ты хочешь работать, Володя, когда вернешься домой? – спрашиваю я.
– Буду проситься в УГРО, кинологом.
Наш разговор идет медленно, как сама ночь. Иногда в темноте постреливают.
В Чечне мы с Володей уже были где-то рядом, но не встречались, а теперь вот довелось. Подполковник Сергей Шаховцов рассказал, что в его подразделении, командированном в Первомайское, все добровольцы.
– Бывало, – рассказывал подполковник, – 30–40 километров надо проверить – не заминированы ли? Все забираются на броню. Туда-сюда проедем… Знаете, как шутят в Чечне? Мы – «одноразовые саперы». Вот так о нас говорят. Главное же, не нарваться на приличный фугас.