С брони хорошо видны зарывающиеся в землю немногочисленные мотострелки. Торчат стволы противотанковых пушек, которых тоже немного. На левом фланге всего две БМП-2. Еще две потом передадут резерву для эвакуации раненых из передовых порядков. В небе барражирует пара вертолетов. Я вижу, как боец ловит разбуженную топотом ног полевую мышь и под общий смех отпускает ее. И она как-то вяло скрывается среди влажных комков земли.
Когда напряжение достигает высшей точки, поступает сообщение, что радуевцы выставили вокруг села милиционеров-заложников. Поэтому дан «отбой». И все возвращаются в свои автобусы.
С наступлением темноты становится просто нестерпимо холодно. Костры развести практически нечем. Потом в дело идут патронные ящики и камыш.
В эту ночь с 14 на 15 января Крестьянинова мучили боли в желудке. Никаких других таблеток, кроме угольных, у него под рукой не было. Деликатный человек, никого не беспокоя, он молча переносил боль. Об этом знал только самый близкий друг Михаил, офицер родного 4-го отделения, в котором начиналась в СОБРе служба самого Андрея Владимировича. Именно это отделение он оставил в резерве, сказав: «Если с нами что-то случится, то я, ребята, верю: именно вы поможете нашим семьям. Ведь сколько пройдено вместе!»
Но вот новый приказ о выдвижении на исходную. Ранним утром 15 января…
Глядя на тех, кто «упаковывался» перед штурмом, я запомнил легкую стремительность Крестьянинова, вопреки, как потом узнал, его усталости и болезни… Михаил рассказывал мне: «Я ему говорю: Андрюха, что-то мне не по себе… Ты меня оставил в резерве, а можно мне пойти с вами?» – «Нет, – ответил командир, – без броника я тебя с собой не возьму». (После недавно перенесенной травмы Михаил не мог работать в тяжелом бронежилете.) «Я, – рассказывал он, – поднял разгрузку Андрея и чуть не упал. Вот сколько боеприпасов он нес на себе. Я ему говорю: вынь хотя бы нижние пластины, тебя патроны хорошо защитят. Пуля их не пробьет». Он задумался и говорит: «Нет… А если что, ты моей семье помогай». Потом, уже взяв автомат, добавил: «Ну, ладно, я не буду с тобой прощаться». И с этими словами ушел».
Артподготовка и огневой удар вертолетов начались ровно в 9 утра. Выведенные на исходную бойцы ожидали, что поддержка такими огневыми средствами даст хороший результат. Но огонь противотанковых пушек 85-го калибра и четырех вертолетов, бивших по квадратам (их авианаводчик, к сожалению, был не впереди готовых к атаке людей, а на передовом КП), не принес ожидаемого…
И когда в эфире прозвучала кодовая фраза «Пурга-555», означающая начало штурма, наступавших встретил просто шквал огня из ДШК, ПК, гранатометов. По всей линии дудаевской обороны интенсивно заработали снайперы. За те дополнительные сутки с 14 на 15 января, когда был отменен намеченный штурм, боевики сумели доукрыться: отрыть новые окопы и ходы сообщения. И когда на левом фланге стали рваться снаряды, ушли от удара, переместившись в чистое поле. А потом вернулись на свои боевые места и встретили атакующих кинжальным огнем.
На правом же фланге наступали бойцы «Витязя», по левую руку от них шел Крестьянинов со своим отрядом, еще левее – областной СОБР, вот и весь правый фланг. Подполковник вышел на свой рубеж, когда в боевых порядках чеченцев еще рвались снаряды мотопехотной армейской бригады. Удар «Витязя» и офицеров-собровцев Крестьянинова был стремительным и эффективным, несмотря на умело организованную чеченцами систему огня. «Витязь» на правом фланге продвинулся первым, нанеся удар с фланга. Как говорят в боксе, «боковым справа», вынуждая противника отступить, развивая этот успех, собровцы рванулись вперед, а дальше шли уступом, «челноком» – короткими перебежками, страхуя друг друга.
Самый тяжелый, наполненный водой ров в начале пути преодолели с помощью пожарных лестниц. Узкие, они гнулись под тяжестью одетых в броники и разгрузки бойцов, но не ломались…
Воюя профессионально, без истерики, разумно расходуя боезапас, именно отряд Крестьянинова, на своем направлении, выбив дудаевцев с их передовой линии, первым из собровцев ворвался в село.
Окопы боевиков, основные и запасные, были вырыты в полный профиль, соединены ходами сообщений. Линия обороны предусматривала защиту от артогня, авиации. В окопах – идеально сухих – имелись одеяла, подушки, ковры, чтобы не стыть на январской земле. Войдя в село, начиненное дудаевцами, бойцы атаковали вторую линию их обороны, для которой было характерно наличие узлов сопротивления и огонь со скрытых позиций. Разбитые на четверки боевики – снайпер, гранатометчик и два автоматчика – использовали знакомую по Грозному и Гудермесу тактику. Автоматчики завязывали огневые дуэли, а снайпер из глубины здания бил на поражение, не боясь обнаружить себя вспышками выстрелов. Специально выделенные группы носились по селу на грузовичках с укрепленными на них тяжелыми пулеметами ДШК, вели огонь из минометов.
И все-таки в этих крайне сложных, сверхопасных для жизни людей условиях собровцы ГУОП МВД России действовали умело, продвигаясь на своем направлении без потерь.
Только с наступлением темноты бой стал стихать. Ночь с 15 на 16 января российские бойцы провели на земле, выйдя из первых домов, чтобы не попасть в окружение. Старик-дагестанец, житель Первомайского, принес им одеяла. Но люди все равно мерзли, спасались возле костра, зажженного в арыке – в специально вырытом для поддержания огня капонирчике.
Группа резерва, как могла, обеспечивала воюющих боеприпасами, выпрашивая их в основном в Буйнакской армейской бригаде. Привезли бойцам немного водки, купленной на свои деньги в магазинчике села Советское.
Наутро бой разгорелся с еще большим ожесточением. Я видел Крестьянинова незадолго до его гибели. Вместе с командиром «Витязя» полковником А. Никишиным на БТРе, загрузив его боеприпасами, они на несколько минут заехали на передовой КП, откуда до села было меньше километра. Пули частенько достигали этот КП, где располагалась резервная группа и где находился генерал-майор А.К. Карташов.
Когда немного погодя генерал-майор стал выдвигаться ближе к селу, его и группу сопровождения обстреляли снайперы. Я тоже находился в этой группе. Огонь был таким прицельно плотным, что людям короткими перебежками пришлось переместиться в арык с подмерзшей водой. Именно в эти мгновения по рации пришло сообщение, что в селе Первомайское ранен в шею командир СОБРа ГУОП, продвинувшегося в глубину на восемь домов. За ним, чтобы вывезти как можно скорее, послали БМП-2 с бойцами из резерва.
Генерал-майор приказал мне возвратиться в резервную группу. И когда я перебежками, сопровождаемый солдатом из саперного батальона, вернулся на старое место, там уже стоял стон.
Доктор Олег, показывая свои, обагренные кровью Крестьянинова руки, не то прокричал, не то прорыдал, что командир погиб. Снайперская пуля, войдя сверху, нанесла рану, не совместимую с жизнью. Войдя в шею с левой стороны, она ушла в легкое, кромсая его. Доктор кричал мне, что он ничего не мог сделать. Ничего! Ничего!
Сердце боевого командира остановилось 16 января 1996 года. Я видел его личное оружие: испачканный дагестанской землей пистолет Стечкина под номером В.Н.1483К.
Тело Андрея Владимировича сопровождал домой, где ждали его возвращения живым жена Любаня, дочки Лена и Оля да трехлетний сын Пашка, боевой друг Михаил. Это ему, уходя в бой, подполковник сказал: «Я не буду с тобой прощаться». А вот его бойцам, оставшимся жить, выпала такая горькая участь: прощаться со своим командиром.
На момент его гибели отряд еще не имел потерь. Андрей Владимирович, не в ущерб выполнению боевой задачи, не уставал повторять: «Осторожнее! Вас что, дома никто не ждет?»
Последняя его дорога в «домовине» к месту своего успокоения была печально торжественной. Сначала последнее «прости» ему сказали в родном СОБРе, потом в бывшей дивизии Дзержинского (теперь ОДОН).
Когда тело предавали земле, крупными хлопьями стал таинственно тихо падать снег. Потом был троекратный салют почетного караула. И я снова подумал о фамилии подполковника. Это сколько же пришлось поработать на земле далеким предкам Андрея Владимировича, чтобы получить в награду ее, такую трудовую, великосимволическую.
Сколько надо было вспахать земли, собрать урожаев, чтобы навсегда стать Крестьяниновыми. Раньше пахарей называли оратаями. Потом появилось сродное понятие: ратный труд. 16 января 1996 года в борьбе с бандитами смертью храбрых пал человек высокого ратного труда.
В его могилу вместе с горстью земли я бросил и маленький камешек, который, узнав о гибели командира, подобрал возле освобожденного от дудаевцев села Первомайское, в месте, где стоял БТР, увезший подполковника милиции Крестьянинова Андрея Владимировича в бессмертие.
Он не ищет наград, они сами его находят
БТР Леонида Константиновича Петрова, заместителя командира сводного отряда собровцев, миновал блокпост и резко набрал скорость. В Грозном в январе 1995 года выживал тот, чья техника не ездила по улицам, а летала, чтобы не попасть в прицел чеченских гранатометчиков.
Боевиков давно оттеснили за Сунжу, но городские развалины таили в себе опасность. В ста метрах от блокпоста взорам сидящих на БТРе открылась подбитая российская БМП.
Полковник Петров успел разглядеть на поверженной броне двух убитых солдат: они лежали, словно комки серой промерзшей земли.
Когда задание было выполнено, БТР Петрова на обратной дороге остановился возле блокпоста.
– Кто старший? – спрыгнув с бронетранспортера, спросил Леонид Константинович.
Подошел прапорщик…
– Сто метров отсюда – на БМП двое неподобранных. Пошлите людей, пусть заберут.
– Это не мои, – с вызывающим безразличием ответил прапорщик.
И тут все, кто был в команде Петрова, за время службы в СОБРе ГУОП впервые услышали, как кричит Константиныч – всегда ровный, доброжелательный – в эту командировку смертельно усталый, такой же, как они, простуженный, бородатый, черный от пороховой гари и пережитого: