Паштет слушал в пол уха. Надо бы возвращаться к пушке, но странное дело - сил нет. Вот реально - не встать. Раньше такого сроду не было, а в этом времени - второй раз такое - после болота тоже ноги не держали... Эх, какое роскошное было болото, столько в нем холодной вкусной воды было, сейчас бы в него - напился бы от души...
Тут фон Шпицберген вздрогнул и опомнился. Вот уж ну его к черту! Хотя пить хочется люто, как из пушки... Эх, как он сидел у ручейков прозрачных и страдал оттого, что людей вокруг нету... Идиот... Вот сейчас полно людей - особенно там - за щитами и полем, заваленном рваными мясными тушами. Глаза бы не глядели... Странное все же существо человек, все ему не по нраву - и в лесу плохо было, нервничал, и тут - тем более... Одна радость, что тем, что за щитами кучкуются - тоже жизнь не сахар. Мелочь, а приятно это сознавать. И завтра опять побегут разлетаться в клочья эти людоловы...
Ну а какой ещё вменяемый способ в отсутствии артиллерии ? Только зерграш. Пробежать живенько простреливаемое пространство и удивить защитников количеством. Хотя тут веселиться нечего. Последние заряды остались. И ломаным дерьмом металлическим стрелять куда сложнее, чем откалиброванным каменным дробом или тем паче - картечью.
А все же картечь страшное оружие и еще долго будут ходить идеи запретить его по крайней мере против христиан. И даже одиночный выстрел кладет людей десятками, пули зачастую пробивают сразу нескольких один за другим. Многие храбрые люди потом говорили, что картечь остановилась за несколько человек до меня, как он значительном чуде. Тут себя Паштет поймал на том, что думает не о всяких напитках и мороженом, а только о воде. Слыхал, что всерьез голодающие тоже не о профитролях мечтали, а только о хлебе. И картечь переплеталась причудливо с мечтами о воде.
Причем в каких-то странных формах и видах. Сроду про декабристов не вспоминал, а тут вдруг вылезло из дальних закоулков памяти. Лед, вода, Нева, картечь... На Сенатской площади после нескольких картечей полк из 3000 восставших дрогнул и разбежался. Их с трудом смогли построить хоть частью на Неве и то ненадолго. А это европейские войска, там явно было некоторое число старых солдат и офицеров, что уже это пробовали. И все равно - запаниковали. Каково же татаровам, которые с таким не сталкивались?
Постарался встряхнуться. Чувствовал себя Павел, словно он забытая на солнце стеариновая свечка. Оплывало как-то странно тело, словно таяло на этой чертовой жаре и пот - бывший в первые дни обильным и прозрачным, теперь стал каким-то по ощущениям жирным и особенно липким, словно сахарным сиропом потел. Хотя на вкус - соль голимая... Встряхивание прошло так себе, прямо сказать, хоть и не без результата. Дошло, что сидит на самом солнцепеке. Умно, ничего не скажешь! Прохрипел что-то, насчет в тенек перебраться. Поняли, помогли встать, даже не ерничая и посмеиваясь. после лекарских экзерциций поглядывали на Паштета с уважением. Правда, все же спросил перед началом лечения сотник - нет ли в лекарствии этом чего такого, типа человечьего жира. Успокоил, что только минералы и растения и никакого колдунства.
В теньке под растянутой дырявой тряпкой было и впрямь полегче. Вот посидеть часик, в себя придти, а там и солнце не так жарить будет. Стрельцы, кроме караульных, ухитряются дрыхать, а Паше не получилось - башка после такого сна разболелась вчера. И сейчас еще как-то гудит... А может - оттого, что бахало под самым ухом орудие все время, отбило воздушными волнами мозги. И ей-ей - как затрещину получал при каждом выстреле! Давно слыхал, что от вибрации воздуха всякие трубачи на манер боксеров к старости имеют контуженные мозги и к ним в оркестрах относятся именно как к бравым и придурковатым, а тут не медная труба, ну то есть и медная и труба, но все ж калибром и убойностью погуще...
Сотник все говорил и говорил, словно прорвало мужика. Так-то был он немногословным, а тут вишь - понеслось потоком. Двое других стрельцов, сидевших свитой, помалкивали, слушали. Так бы сказал Паша, что наверное - это типа взводные сидят. Но знаки различия стрелецкие были ему неизвестны, разве что сабли украшены, хоть и скупо, а не чета простецким у рядовым. И та, что ему видна - и камешки какие-то в эфесе и накладки не деревянные в рукояти, а на кость похоже.
- Завтра - штурм? Все решается? - спросил в паузу. Просто, чтоб сотнику было не обидно. Тот понял, кивнул. Пауль вздохнул печально. Но чуточку усмехнувшийся стрелецкий начальник постарался его утешить. (Улыбаться никто не рвался, московиты и так с чужаками неулыбчивы, так еще и губы у всех на жаре и безводьи, считай полопались, потому просто больно ухмыльнуться).
Дескать, ничего страшного. Толпа плотная побежит опять. Не в ширь так в глубь прорубит просеку каждый выстрел из пушки. А еще стрельцы жеребья кинут. Да лучники ударят. И то что добежит, сильно меньше прежнего - встретят железом.
Нормально, судя по уверенности московита. А так да, сам видел своими глазами, что картечь по плотной толпе дает такой поток огрызков рваного тела и крови, что оная толпа охренеет. В перезарядке самый долгий процесс надежное пробанивание ствола, чтобы не осталось горящих ошметков.
А Гриммельсбахер с Хассе не раз рисковали и банили спешно, не как положено - взорвется не вовремя порох или нет, это как повезет, а вот зарежут, если не cтрелять, уже точно. Разок обдало игрока огнем и дымом, ходит сейчас копченым чертом. Странно, что ожоги совсем легкие - несколько пузырей на морде небольших. Что творили ядра - то не видал за дальностью, а вблизи - успел глянуть, как подпускали они атакующую толпу на 150 метров и на такой дальности разлет картечи как раз метров 25-30 - то есть перекрытием по всему фронту. И сквозь дым видать было широкую прореху в стенке атакующих. Где пушки есть - там считай первые ряды атакующих легли, и прямо напротив орудий и перелетами досталось вплоть до тех самых 400 метров, и лучникам тоже. И говоря проще - на этом участке атака захлебнулась. Глядишь и завтра обойдется. Попить бы еще. Уверенность московитов как-то успокоила. Осталось только жажда и жара, а страх потихоньку улетучивался. Или просто наступало тупое безразличие от обезвоживания?
- Хорошо, что татаровы к огневому бою не привыкли - выразился Пауль.
Сотник пожал плечами и словно по книжке прочитал: "Некто безбожный, неверный, который по своей кабаньей отважности, собачьему бешенству, называемый Шеремед, со своими чертями-собратьями облил головы правоверных железным дождем и помёл огненными метлами свинца"
Поглядел на удивленного Пашу и опять то и дело заваливаясь на высокий и непонятный штиль и сходя с него на просторечье поведал, про сражение под Судьбищами. Попаданец о таком и слыхом не слыхивал и ведом не ведывал. Напрягся, тем более, что говорил сотник с точными деталями и уверен был фон Шпицберген, что был там сотник сам и своими глазами все видел. И это как раз тоже - успокаивало. Самое сложное оказалось понимать цифры на старославянском, а военный человек сотник не слишком упирал на художественность изложения, а толковал сухо, как и потом ветераны грешили, отчего их воспоминания читать было очень скучно и тяжело. Так и сейчас получалось.
Если понял правильно, то драка была с тем же Давлет-Гиреем, что и сейчас но с десяток лет тому назад. Понять хитросплетение случившегося тогда оказалось проще, чем полагал - еще и потому, что опять же вышло как сейчас. Орда оказалась не там, где ждали, сумел хан обмануть царя и вроде бы шел воевать черкесов, что под десницу Ивана перешли, а сам пошел по Муравскому шляху - на Тулу и Москву. Ну да татары известные хитрецы, не удивительно. "Лук натягивают в одну сторону, а стрела летит в другую!"
Войско боярина Шереметева, посланное на помощь черкесам, пересекая Муравский шлях увидело - тут прошла Орда! Сотни тысяч коней, овец и прочего скота как саранча выжирали в траве до голой земли широченную полосу по обе стороны дороги. Воевода принял решение - и пошел вслед татаровам. И вскоре догнал огромный обоз орды, везший все припасы для войска. Громадный запас стрел, жратва, баранты овец на прокорм, табуны сменных коней, верблюды, тысячи груженых телег, шатры, утварь, одежа и черт еще знает что! И прекрасных аргамаков ханских две сотни! Все, что нужно для успешного похода - все тут имелось.
Обозники были вырезаны, богатую добычу погнали и в Рязань и в Ряжск и в Мценск разными дорогами. Так, чтобы хан не смог вернуть себе весь обоз сразу. Для того, чтобы это сделать, пришлось послать половину войска Шереметева погонщиками да возничими, да и то людей не хватало люто, больно уж много захватили добра. А другая половина - в которой мальчишкой совсем зеленым и сотник был - пошла за Ордой. Хан, как только узнал, что его так обобрали и обидели, мигом повернул обратно, немало удивив жителей Тулы, которую как раз собирался штурмовать. Божьим провидением посчитали, когда грозная орда, даже не запалив посад, развернулась и ушла прочь.
Шли татарове полным махом и на второй день столкнулись с полками воеводы Шереметева на Судьбищенском поле. В конной встречной сече татарский авангард был разгромлен, но за ним шли все силы и своим тяжким таранным ударом они опрокинули боярскую конницу московитов.
Воевода был тяжело ранен, а бежавшие укрылись за стрелецкой обороной. Не зря готовились - гуляй-города там не было, потому пришлось помудрить и помахать топорами, валя деревья и устраивая из них загородь. Рубили так, чтоб оставались пни - до сосков отмеряя, чтоб пищали класть удобно. Отсекали ветки не у ствола, а чтоб дерево становилось рогаточной растопырой. И так укладывали, остриями в сторону атакующих. Овраги там имелись, так все это разумно сочетали - как рвы с завалами. Запас чеснока весь срасходовали. Преследовавшие татарове, уже празднующие победу, с ходу напоролись на эту оборону и стрельцы дали залп прицельно. Солоно пришлось - атаковали ордынцы яростно и неудержимо, без обоза все их дело рушилось сразу. Резались весь день, пороховой дым затягивал слоистым туманом поле. Вот там было страшно, потому как татаров было вдесятеро больше. И лезли они осатанело.