Притащил потоптанный игрок с собой забытую по причине солености лютой жратву - сумку с вяленым трофейным мясом - и сейчас - с водичкой пошла это твердокаменная говядина на ура, только б зубы не сломать, потому как аж за ушами трещит. И так соли хотелось! Ну, понятно - даже облизнуться было сложно - налет на губах и коже - не соленый, как от пота бы полагалось - а горький и с омерзительным послевкусием. С трудом сообразил, что потерял соли много, а горечь - от горелого пороха, копотью легшего на одежду и кожу.
Опять с ранеными возился, пришлось и страдальцу игроку три витаминины выдать, чему тот обрадовался несказанно, потому как видел - стрельцам и немцам порезанным и прострелянным давал Паштет по одной таблеточке - а камараду - аж три!
И черствый душой прохвост отплатил добром - собрал с помощью "Два слова" странные квадратные шапки пришлых и оказалось, что не зря - на каждой был небольшой, но тяжеленький значок - как оказалось - из золота. Вроде и пустячок - а сверточек увесистый получился. Вообще шапки были странными - из отличного сукна, с приделанным сверху белым тонким и дорогим явно полотном, но саму структуру этих шапок Паша понять не мог до того момента, пока посмеивавшийся Хассе не показал наглядно, просунув руку в эту шапку, что оказалась очень похожей при этом на великоватый рукав.
- Эти сукины сыны, гори они в аду - ени чери. Руки султана. Каждого направляет невидимая султанская длань. Так что это не шапка, это и есть рукав. Потому и сшиты из такого доброго материала - пояснил он.
- Так это были турки? - доперло наконец до Паштета.
- Не совсем - поморщился брезгливо старший канонир.
- То есть значит - не турки? - туповато спросил Паштет. Спросил просто для того, чтобы не свалиться и не уснуть каменным непробудным сном. Выпитая вода, страшное напряжение последних дней, драка такая, в какой никогда раньше участвовать не приходилось - вымотали попаданца практически до донышка. И если не отвлекать себя на разговор - то просто - напросто выключится организм, словно вскипевший электрический чайник.
- Не совсем турки. Точнее не турки совсем. Их для салтана отбирают из семей всякой сволочи румейской и валашской и хорватской и черт их знает из кого, да простит меня святая Варвара. Совсем маленькими детьми. И воспитывают воинами салтанской гвардии. С младых ногтей. Потому по крови и породе - они не турки. Даже по одежде сам видишь - отличаются, мордами тоже - бороды бреют опять же. Но по силе удара и огневой мощи - они в турецком войске - лучшие. А уж их пятерки для штурма - совсем гадость для любого христианина - уверенно, с видом знатока пояснил старший канонир. Усмехнулся, велел вертевшемуся рядом Нежило стоять спокойно и хапнул здоровенной пятерней маленького слугу за стриженую макушку. Властно повертел мальчишеской головой.
- Вот так великий салтан управляет каждым своим слугой из ени чери!
И действительно, на минутку показалось Паштету, что продетая в ставшую рукавом шапку рука тянется издалека. Потом наваждение схлынуло, оставив только неприятный холодок.
- И откуда ты столько знаешь? - удивился попаданец.
- Глаза и уши держу открытыми, а турки сейчас везде лезут. Знакомых моих много с ними встречалось - и по купеческим делам и в войне. А больше знаешь - проще жить.
- Знание - сила! - подтвердил и "Два слова"
С этим спорить было трудно. Дальше Хассе, явно гордясь своими энциклопедическими знаниями стал распространяться о том, что так-то у турок все как у нормальных людей, воин имеет земельный надел и землепашцев с которого и сам кормится и вооружение себе справляет, это не только в культурной Европе принято, но и у этих диких московитов так же. Но с такими ополченцами возни много, да и воюют они своевольно, дисциплины не знают, и каждый сам по себе. А чем знатнее и родовитее - тем все сложнее. Рыхлая выходит армия, управлять трудно, да и умения мало, зато самомнения много и каждый сам по себе. И каждый магнат в свою сторону одеяло тянет.
В итоге как поросенок такая армия - визгу много, а шерсти мало. Потому и выкручиваются правители, кто как может. В Европе - наемников используя, умелых и свирепых, салтаны вон личное войско из ени чери имеют, а тут царь Йохан тоже стрельцов набрал и кромешников своих скликал. И да - они воюют неплохо, гораздо хуже, чем немецкие наемники, но в сравнении с поместным ополчением - весьма недурно - великодушно признал старший канонир.
Пауль слушал с виду внимательно, но понимал с пятое на десятое, кивал согласно и старался не уснуть. Странно, стоило попить водички и уже и жара не так мучила и солнце не калило яростно. Даже как-то и вонь слабее и мух меньше.
Грохот боя укатился уже за предел слышимости. Те, кто остался за щитами, подготовились вроде как к новому бою, но через силу - и чего скрывать - уже спустя рукава. Враг разгромлен, войско московитского царя Йохана опрокинуло тартар, можно чуточку расслабиться после лютой напряги и придти в себя.
Подошедший к орудийному расчету московит в темно-сером наряде заговорил на вполне приличном немецком. Хассе хмуро вытаращился на гостя, следом и "Два слова" угрюмо пробурчал что-то нелицеприятное.
Гость был хорошо одет и обут, с красивой саблей на боку, за шитым золотом кушаком засунут украшенный серебром и цветными камушками кинжал. Сам тоже впечатляет статью и видом, но при том странное ощущение - и Пауль сам бы не сказал, что озадачило и насторожило его. Вот напоминал визитер не то коммивояжера с моющим пылесосом, не то свидетеля Иеговы. Во всяком случае даже сто рублей Паштет ему бы не одолжил. Что-то не то было с гостем. И вроде глаза не бегают и морда вполне мужественная, но - неприятно, что он рядом даже стоит. Определенное подспудное чувство, что собирается впарить какую-то дрянь задорого. И чуточку брезгливо.
- Нет, Штаден, нам не нужен командир над орудием. И расчет у нас достаточный. Вернется начальство - с ним и толкуй. Нет, меня это не интересует, и да, не надо рассказывать нам про свои подвиги, мы о них слышали - отбрехивался от подошедшего Хассе. Впрочем, довольно вежливо, без грубостей. Но притом - непреклонно. Гость был настырен, но тут его коса нашла даже не на камень, а на стенку из тесаного гранита. В итоге этот непонятный чужак плюнул в досаде и ушел дальше, аккуратно перешагивая через валяющиеся в омерзительном безобразии трупы.
- Кто это? - полюбопытствовал Пауль из Шпицбергена.
- Ты же слышал! Генрих Штаден, кто же еще.
Надо было полагать, что сам старший канонир абсолютно уверен в том, что это имя и фамилия настолько хорошо всем известны, что и добавлять ничего не надо. Паштет пожал плечами. Вообще-то лишний здоровый и умелый вояка в пушкарях не помешал бы. Хотя с чего-то Паулю не очень бы хотелось заполучить такого камарада. И сам бы не сказал - с чего такое ощущение.
- Не слыхал! - усмехнулся Шелленберг.
- Да, не слыхал - согласился с ним Паша, чем сильно снизил иронический настрой компаньонов. Они переглянулись, явно вложив в это действо извечное "Эта молодежь ни черта не знает!", хотя и были нисколько не старше Паштета, разве что от лихой жизни солдатской выглядели сильно потасканными и потертыми, отчего внешне в отцы годились, особенно тощий и морщинистый "Два слова". А налитой и хорошо кушавший попаданец - как раз ровно наоборот выглядел моложе своих лет.
- Фанфарон и трус - коротко охарактеризовал ушедшего не солоно хлебавши гостя молчун.
- Да, именно так - подтвердил и Хассе. Потом покачал укоризненно головой и продолжил, что разумеется, храброму воину, нужно уметь рассказывать про свои героические подвиги, иначе наниматель может не понять, какое сокровище будет служить в рядах его войска. Паштет кивнул, что-что, а то, что "Реклама - двигатель торговли" он помнил отлично. Канонир удовлетворился этим согласием и продолжил говорить о том, что бывает, конечно, что и в запале и поэтическом воодушевлении храбрый воин может капельку преувеличить свои заслуги. В конце концов именно так и рождались старинные баллады и легенды о великих героях. Но меру все же надо знать, особенно когда заливаешь это в уши своим же камарадам, которые знают тебя как облупленного. И одно - когда идет застольная болтовня, подогретая вином и водкой, а другое - когда все выдается на полном серьезе. Такое портило репутацию даже и заслуженным людям, признанным всеми героям.
С этим Паштет совершенно не стал спорить, потому как с детства запомнил свое удивление, когда узнал, что брехливый барон Мюнхаузен, выставленный в сборнике его баек сущим треплом, на деле был суровым и заслуженным воином, ротмистром созданного в Санкт-Петербурге императорского кирасирского полка, отличившимся не раз в русско-турецкой войне и трепотня про полеты на ядре и скачках на половине лошади - были как раз о тех событиях, когда нанятый царицей немец был в боях. Боевые награды и отличная репутация сильно не совпадали с шутовским образом фантазера.
Да и в быту смехотворный балабол был отнюдь не таков, как его опозорили в книжке. Очень удивило побывавшего в Боденвердерском музее Мюнхаузена попаданца, что если засидевшегося гостя барону не удавалось спровадить вежливо, то он нажимал на специальный рычажок в гостевом кресле, отчего из сидения в седалище непонятливого тут же впивался здоровенный гвоздь. И, как правило, этот тонкий намек невежды понимали отлично и откланивались тут же. Как-то это не соответствовало создавшемуся позже образу несерьезного болтуна и фигляра. Обсуждать это с камарадами не имело смысла, потому как Иероним фон Мюнхаузен сейчас еще и не родился даже, но мысль понятна, и посыл яснее ясного, привычны немцы привирать про свои подвиги, это для них совершенно нормально, вон откуда ноги растут у той мемуарной лжи, что бурно расцвела после разгрома Третьего рейха.
Так вот этот Штаден позорил звание достойного немца неудержимой и чудовищной брехней. В ней не было никаких оснований и при том она не носила характера бескорыстного (в отличие от мюнхаузеновской, как для себя понял Паштет). Корыстен был Штаден до безобразия и за это его не терпели камарады. Взял его было на службу Йохан в свои кромешные войска, но и там чертов выскочка все завалил. Позорит он имя немецкого воина, а это наносит убыток всем. И то сказать - последним "подвигом" чертового, прости за грубое слова святой Рох, трепача было то, что поставили якобы его охранять брод. И командовал он двумя сотнями московитов. Застава оказалась на пути орды и все погибли, кроме Штадена, которого якобы в пылу боя сбросили в реку и течение унесло его, спася от верной гибели. Судя по брезгливому выражению загорелого лица старшего канонира он ни на грош в эту историю не поверил.