— От родственницы жены слышал удивительную историю. Ей в 1944 году было 7 лет и она помнит, что после освобождения их деревни в поле остались лежать трупы финских солдат. Там несколько их было. Какая-то женщина над ними надругалась — типа глаза выколола, еще что-то сотворила. И ее наши посадили. Хотя может за мародерство или еще за что-то, к этому не относившееся? — заметил другой, самый солидный из компании.
— Наверное, за мародерство. Хочу обратить твое внимание, что в Уголовном кодексе советском была статья за мародёрство. Однако, в уголовный кодекс Российской Федерации уголовное наказание за мародёрство не вошло.
— Копитализом.
— Но вообще-то могли бы, наверное, и лучше это организовать, похоронить по-человечески своих хотя бы — ляпнул Паша и тут же пожалел об этом.
— Скелет состоит из 200 костей. В среднем. Весит 10 кило. В среднем. Просто прикинь, сколько времени надо, чтобы все кости собрать аккуратно. Потом доставить этот груз из всяких дрищей, где бои были, к месту захоронки — заметил парень в очках, до того в основном молчавший.
— В Мясном Бору грузовиками вывозили. Рыли там знакомые, фото показывали. Полный кузов костей — а выходит всего пара сотен человек… — кивнул мужик постарше.
— Во. А их еще потом по гробам разложить, да чтоб комплект был более менее, свои же вроде как, уважение отдать надо.
— А еще нужны гробы. И могилы выкопать, хотя бы и братские. А это опять работа, причем внеплановая. Грузовики опять же. Топливо, руки рабочие, жратва и так далее. При том, что после войны было нехватка всего, жить негде, жрать нечего, одеть — обуть — нечего тоже. Трупы-то только пахнут дурно, да и то — недолго, а так вреда от них никакого. И если их валяется вокруг чертова куча, так уже и привыкали быстро. Разве что матерились, когда косы об черепа в траве тупились — так же спокойно сказал очкастый.
— Вообще про захоронение неубранных кричат те, кто пальцем о палец не стукнул.
— Так Хрущев этот вопрос быстро решил. Перепахали все поля — и ладно. Подрывов тогда было полно, трактористы на сковородках ездили, говорят помогало, если рвалось что — кивнул прихлебывающий чай копарь.
— Нуу, шпринги и сейчас вполне нормальные попадаются. Даже и в краске.
— В основном-то мины скисли.
— Это да, на наше счастье. После войны ходить надо было с опаской. Засыпано густо было.
— Так вроде ж минировали по схемам и шаблонам?
— Ага. Где могли. А частенько — как попало лепили, что наши, что немцы. Сами же потом и нарывались. Рассказывал мне один сапер, что в Ленинграде был такой изобретатель — то ли Селиверстов, то ли Селитренников — так вот он много мин создал, в том числе маленькую такую, как баночка гуталина. Простая, как коровье мычание. Крышечка с откидным шипом, простейший детонатор, и взрывчатки любой 20 грамм. Хрен ее увидишь, а взрывом стопу даже не отрывает, а дробит. И в итоге — инвалид. Так вот этот инженер на передовой попал под обстрел, словил осколок в ляжку. И лежал потом в палате госпиталя с несколькими мужиками, которые тоже с нижними конечностями пострадали. И лежал тихо, как мышь, словечка не сказав, потому что в отличие от него остальные как один — были те, что на его мины наступали. И каждый день создателя это чертовой мины ругали на все корки.
— Находили мы такие, точно. Только не под Ленинградом.
— Нуу, так оружие оттуда поставлялось на все фронты… Те же ППС. А вообще, как щуп попался — так, значит, тут где-то и мины ждут…
— Какой щуп? Как наши? — спросил Паштет, мотавший себе на ус все сказанное. Вот как-то про мины он не задумывался раньше, а тут эта опасность вылезла вдруг.
— Да не, самопальный армейский. Штык от трехи, примотанный к палке. Ты ползешь, перед собой тыкаешь. Заскрежетало по железу — значит мина в снегу.
Тут Петрович усмехнулся:
— Знатоки — журналисты дооолго рассказывали. что у совков не было оружия и потому прямо дивизиям выдавали вместо винтовок палки со штыками и посылали на убой. Даже картины такие помню публиковали. Самое смешное — и мы тоже так считали, палки со штыками не раз находили. Правда, немного смущало, что рядом и винтовки валялись. Потом доперло, когда прикинули — а как мины искать, особенно если постреливают по тебе.
— А доводилось находить мертвецов со следами от штыков?
— Да, ребятам попадались — кивнул очкастый.
— В медсанбате раненые так на носилках и лежали, так у них грудины были с зацепками. но там — клинковый, немецкий. Хотя больше все-таки пулевых в голову там было.
— Змей, помнится, череп с дырой от четырехграника находил. И Скляру попадались — в лопатке, например. От саперных лопаток тоже повреждения были. Но лопатки в рукопашке чуть не чаще штыков в дело шли. От них следов чуть ли не больше.
— Нашли бойца, было дело, убитого затвором его же винтовки. Так затвор в черепе и застрял.
— Как это ему повезло?
— Затяжной выстрел. Капсуль щелкнул, а выстрела нет. Стал перезаряжать, затвор открыт — тут и сработало. Или порох эрзацный, в том же Ленинграде какие только смеси не хитрили, в блокаде-то сидя, либо патроны подмокли. Они, знаешь, тоже военного выпуска, да и условия хранения в окопе — не складские. У немцев вон колотушки тоже подмокали на счет раз.
— Слыхал, что находили и нормальные, типа срабатывали потом, после копа…
— Рассказать-то что угодно можно. Я тебе сейчас такого понарассказываю!
— Не-не-не, Дэвид Блейн! Слышали уже и про десять Тигров в болоте и про сапоги Гитлера со шпорами и про золотой Мерседес!
— А если бы нашего бы нашли? Вместо этого немца? — спросил Паша, когда все отсмеялись. Видно было, что для остальных собравшихся эти байки про зачетные находки были уже лютейшими баянами и потому переспрашивать он не стал. Спросил про другое.
— Нашего бы собрали — пожал плечами Капелла.
— Теряли бы время? Работа ведь долгая.
— Почему нет? Он все-таки — наш. Свой. Потому — передать красным, пусть захоронят вместе с другими. Нуу, не все им немцев за наших хоронить…
— Это ты о чем?
— После сбора хабара черта лысого отличишь — чей это голый скелет. Вон они напару (кивок в сторону парня в остеррайховке) санитарку подняли, три десятка костяков. С одной пуговичкой от кальсон на всех, по которой и решили, что все — наши. Так красные и похоронили. Хотя я бы не поручился — и что все и что наши. Доводилось поднимать черт знает кого — гимнастерка наша, портки и сапоги — немецкие, ремень наш, подсумки — тоже. а патроны — к маузеру. И наши, было дело, попадались с немецким исподним. А в итоге, резюмируя, ученым языком говоря — как с немца хабар сняли, так его черт не отличит от нашего — голый скелет интернационален. И в итоге приходит поибат или красные — и всех гамузом в могилу, отрапортовав. По Демянскому котлу сужу — кладбища еще ладно, а вот россыпь немецкую вполне за наших хоронят. И не только там. Тьфу.
— Отличить-то можно.
— Да прям!
— Зубные пломбы, протезы — тогда отличались.
— У берлинца из старопрусской генеральской семьи и у мужичка из глухомани нижнезапупырской — да. А у москвича-профессора и какого-нибудь дикого горца из самой жопы Тироля? Вот прям вот так? Не в обратную сторону?
— Могло быть и так — согласился споривший.
— Вот я о том же, сами себе голову морочим. И не только немцев хоронят за наших, еще и могилы наши же передербанивают. Известен, например, мне случай в новгородской области, когда ПО один, в прошлом году по наводке местных дёрнул на урочище посреди деревни 22 наших солдата из братской — утверждали, что ни одного медальона нет, вещей мало, все неизвестные. Похоронили с почестями как неизвестных в другом месте на сводном захоронении — с помпой, попом и музыкой. Других братских могил в этом урочище не было, оно всё время было под немцами тогда. И по ОБД все наши, погибшие за это урочище, числятся "захороненными на поле боя" или в "могилах 800 м-1км" в разных направлениях от урочища. Тонкость в том, что их никто на подступах не хоронил, особенности местности, верховые, в натуре кости наружу торчат и поедены мышками до сих пор. Готовился я тут к поездке на это урочище, да вдумчиво штудировал ОБД "Мемориал". Ну и нашёл. Бои там закончились в марте 1943 формально. Немцы сами ушли, в реале после мая 1942 боёв не было. Зато в 1944 м стоял наш ППГ, куда везли почти за 20 км, в марте там от ран умерло именно 22 человека, есть донесение об этом в ОБД, номер могилы, указано, что похоронены в братской посреди деревни как герои. Все известны поимённо, двое из 1-го спецотряда НКВД СЗФ. Но всем пофиг — неизвестные, и всё — "мы нашли!". Вот и думай. И случай этот совсем не единичный. Разные люди, всякое бывает. Немцы со своими, как уже говорилось, не возятся. Пропал без вести — дас ист аллес.
— Гляжу не шибко вы немцев уважаете.
— А должны?
— Да пишут последнее время всякое, типа дескать все солдаты, все выполняли приказы, потому надо противника уважать…
— Прикинь, что к тебе в квартиру вломились бандюганы, папу твоего ножом порезали, маме пятки прижгли, допытываясь, куда деньги спрятаны, заодно всю мебель поломали и пожар устроили. Но в итоге бандюганов удалось отбуцкать, повязать и сдать полиции. И потом их посадили надолго. Будешь ты этих мудаков уважать?
— Ну, ты сравнил!
— Так только масштаб поменьше, а суть та же. Пришли их дегенераты нас убивать и грабить. Налет продумали плохо, провалилось ограбление, и в итоге им насовали. Да, готовились старательно, злые были, как голодный клоп, грабили умело, упирались до последнего, как ослы, даже когда было ясно, что фольксштурм и гитлерюгенд войну не выиграют. И чего? Какой результат-то? Безоговорочная капитуляция. А теперь глянь хронику — и скажи — чем отличается сдача оружия берлинского гарнизона и сдача оружия бандой горбатого главаря муровцу Жеглову? Только количеством стволов. А так — что там бандиты и тупые убийцы, что тут. И при том — неудачливые, не фартовые. Будешь Промокашку из фильма уважать? Тоже героически не сдавался, песни вон пел, "Волки позорные!" кричал.