Потянул уздечку на себя. Конь отнесся к этому движению совершенно наплевательски, явно желая продолжить игривые забавы. Натянул узду посильнее, сильно сомневаясь в том, что такое воздействие поможет. Больно уж очевидна была противостоящая мощь — громадная башка, могучая шеища. И тоненькие ремешки в куда как менее мускулистых руках.
Конь, тем не менее, застопорился, как-то покосился не очень хорошо. Некоторое время шел как должно, но как только трава вокруг тропинки стала погуще, коняга встал как вкопанный и стал с аппетитом щипать что посочнее. Паша стал не очень решительно пихать этими самыми шенкелями, то есть пятками, дергать за уздечку и вежливо уговаривать зверюгу. Тот неохотно оторвался от травы и потопал не спеша дальше, дожевывая свисающую из пасти траву. Паша не мог понять, как с вложенным в пасть железным мундштуком, конь аппетитно жевал как заведенный.
И как только дожевал — тут же опять встал стоймя. Следующие полчаса ехидный конюх, посмеиваясь, наблюдал за титанической борьбой наездника со стихийными силами природы. Эта битва совершенно вымотала Паштета. И теперь он понимал, что чертов конь — не только бессловесная скотина, но и, будь он неладен, вполне себе личность со своим характером, своими привычками и даже — со своим чувством юмора. Во всяком случае, определенно с иронией конь периодически посматривал на седока. Удавалось ненадолго отрывать его от пиршества, но идти, как положено, зверь никак не хотел. То есть вроде как и повиновался, но так, что Паштет не мог точно сказать, кто все — же верховодит в этой ситуации? Он — конем или наоборот?
— Простая штука. Либо ты управляешь — либо тобой управляют. И никак не иначе. Либо ты себя чуешь главным — и он тоже это сразу почует тоже. Либо ты себя недостоин. И тогда никакой власти у тебя не будет. Прутиком попробуй. Только не сильно. Больно лупить не надо. Обозначь себя — сказал лошадник.
Паша вздохнул. Громадность и своеволие коня производило на него подавляющее впечатление. Размер явно имеет значение.
— Соберись. И давай.
Тут конь потянулся к особо привлекательному на его взгляд пучку травы и, пройдя по краешку канавы, мягко перевалил через нее, отчего Пашу сильно мотануло в седле и весьма пугануло дополнительно. Пугануло — но и разозлило. Осторожно шлепнул прутом по необъятной заднице Марка. Конь покосился вопросительно.
— Вот нечего тебе жрать тут! Пошел, Марк, пошел! — и потянул узду. Помедлив пару секунд, получив еще раз по крупу прутиком (честно говоря, Паша подумал, что сам бы от такого прутика ничего бы не ощутил) и к радости всадника зверь таки пошел куда надо. Еще раза три он явно проверял — не получится ли все — таки повернуть по-своему. Паштет был на стреме и всякий раз пресекал неповиновение все более и более решительно, удивляясь тому, что конь повинуется такому жалкому средству воздействия, как никудышный прутик. Устал, как будто не на коне ездил, а мешки тяжеленные таскал на горку. Доехав до уютного местечка с травой вполне съедобного вида, конюх спрыгнул со своей лошадки, пустив ее пастись. Паштет постарался слезть с седла по возможности так же ловко, но получилось не очень. Впрочем, все-таки слез и не упал и не запутался в узде или стременах. Марк тут же присоединился к подружке, захрумкали аппетитно.
— Мундштук не мешает? — удивился Паша.
— А там беззубый край челюсти. Спереди резцы, сзади жевательные, так что вполне жуют. Как впечатления?
— Мощь! И он явно сам что-то думает.
— А то ж! Голова-то вон какая большая. В первый раз на коне?
— Да. Действительно — на коне — засмеялся Паша.
— Всерьез учиться хочешь? — деловито осведомился конюх.
— Не получится. Переезжаю скоро — в довольно глуховатые места. Там, возможно, придется на лошадях ездить, так не хочется быть совсем уж дебилом пахоруким. Потому хочется быть хотя бы в общих чертах уметь. И кормить и поить и запрягать. Я прекрасно понимаю сам, что толком моментально не научишься, как всякое серьезное дело все в тонкостях важно. Дьявол всегда в деталях.
— Это ж где такой конский рай?
— Извини, пока сказать не могу. Ну, так как, будешь меня обучать?
— Будешь работать — сам научишься. Помогу, конечно, мало нас, лошадников. Так, глядишь, больше будет.
Странное это было ощущение — опять вроде как попадаешь в какую-то новую стаю.
То, что начал возиться с ножевым боем, сблизило с этими бугуртщиками, стали вроде как почти за своего держать, теперь вот видно с лошадниками одним мирром мазан будешь. Ну, или чем иным пахнуть, но за своего все равно примут. Запах — то от лошадок был сильный и терпкий. И что-то такое из забытых прошлых времен этот запах будоражил. Только Паштет не мог понять — то ли от предков — пахарей, то ли конников это стучалось из памяти. Но точно чуял — запах лошадиный знаком издавна. И вообще — странно это все было — и незнакомо вроде и что-то этакое ощущалось, что как раз таки — знакомое, но здорово забытое.
— Только ты имей в виду, что работать придется много, а я не так чтоб видный эксперт в конном деле. Потому научишься, конечно, чему-то, но все равно особо не рассчитывай, что станешь опытным наездником — лошадки разные, у всех свой характер, потому, если на спокойной коняшке ты все отработаешь — и повороты и прыжки и преодоление препятствий, то лошадка строгая, а уж тем более капризная — вполне может тебе и гадость устроить и покалечить даже. Держи ухо востро, когда незнакомая особь попалась. А то полетишь стремглав, а лететь — сам видел — высоко! Да и укусить может, и лягнуть. И то и другое — не сахар, можешь мне поверить — раздумчиво сказал конюх.
На обратном пути Паштет уже приноровился к управлению конем, выбрал лучший алгоритм действия уздой, пятками, которые как оказалось, носили гордое название 'шенкеля' и — как крайнее средство воздействия — прутиком. Судя по реакции коня прутик он воспринимал как крайнее средство недовольство всадника. Видимо так воспринимал — что дальше только на колбасу могут пустить, и Марк перестал чудить, шел ровно, а в конце даже и припустил следом за побежавшей к конюшне подружкой. Не галопом, но вполне себе рысью. И странное было ощущение — вроде как автомашина и быстрее и мощнее, но в ровном беге четвероногого была своя прелесть, почему-то управление одной живой лошадиной силой как-то впечатляло больше, чем десятками механических ЛС. Даже и непривычно. Все-таки металл не передавал ощущения мощи так, как живое существо, бугрившееся переливавшимися под гладкой шкурой мускулами. Может быть потому, что тут речь шла о живом создании, со своими хотелками и своим разумом?
Обучение уходу началось сразу с места в карьер — и снимать седло пришлось, и разбираться с упряжью, которая оказалась после вдумчивого разбора как раз таки очень продуманной и не так чтоб и сложной. Главное было понять — для чего тот или иной ремешок или железячка нужны. И получалось, что все устроено очень и очень разумно и выверенно. Вылизано за тысячелетия, пока кони были единственным средством и передвижения и работы и боя. (Тут Паштету пришло в голову, что были и всякие экзотические верблюды и буйволы и слоны, но все равно и по количеству и по широте применения все же лошадки крыли всех, даже и осликов.)
Дома не без опаски спустил штаны и полюбовался на красивую ссадину с корочкой запекшейся крови на колене и на покрасневшие места на икрах, намятые ремнями стремян. Стало совершенно ясно — чего это всадники обычно сапоги носят. Решил, что будет теперь тоже сапоги брать.
Как ни удивило это Паштета — а возиться с животинами ему понравилось. Конечно, кони-лошади были великоваты, поневоле внушая уважение просто даже размерами, но, в общем, принцип ухода был такой же как с кошкой или собакой — вовремя кормить, вовремя поить, смотреть, чтоб не заболели и обязательно выгуливать каждый день. Не хомячок, не комнатная собачка, а все равно — домашняя живность. Именно — домашняя. Теплые, симпатичные и, как быстро убедился — дружелюбные. За несколько дней Паша узнал всех, кто был в конюшне, весьма небольшой, к слову. Скоро Паштета стали узнавать и другие обитатели конюшни, с тем же Марком, хитрым и себе не уме конем у Паштета отношения наладились довольно быстро, но все-таки скотинка не упускала момента лишний раз проверить седока. И как только Паша появлялся рядом, Марк начинал принюхиваться и шарить носом по его карманам — обычно Паша приносил ему пару кусков хлеба с солью.
И опять же удивляло, как деликатно и вежливо конь брал подарок с ладони. И губищи у него были теплыми и мягкими. Хотя и предупредил конюх, что видал он разок, как злая кобылица неосторожному человечку напрочь отхватила одним махом три пальца на руке, и Паша это учел, но у старины Марка явно не было таких гнусных привычек. И хлебушек он любил, хряпал его с явным удовольствием и подношений ждал с нетерпением. Как только видел Паштета, так начинал волноваться и даже как-то подхрюкивать от нетерпения.
На прогулку кони-лошади шли с охотой, точно так же как живущие в тесных квартирах собаки. Разве что собак не надо было седлать и взнуздывать, а так — похоже. По часам у Паши получалось совсем затычно, работа, ножевой бой, конная езда — съедали почти все время. Но с другой стороны он был даже рад, что попал в такую быстрину, некогда было думать о всяком ненужном. Он словно лыжник на трамплине уже стартанул и набирал скорость.
Потому, когда Серега-латник сказал, что нашел для Паштета, всем говорившего о том, что не против был бы подкачать скилл 'Стрельба' и поднять уровень знаний по огнестрельному оружию, подходящего человека — Паштет даже не сразу решил, радоваться ему или нет.
Потом все же решил — что радоваться стоит. В конце концов — всякое лыко в строку, а лишними навыки не бывают. И карман знания не тянут и есть они не просят. Разве что вот по деньгам может получиться совсем печально, потому как пару раз было дело посещал Паша с приятелями тиры и стоимость одного выстрела печально удивила его, хотя и прикольно было по пробовать стрельбу из нескольких пистолетов., о которых только читал или в кино видел.