На встречу со стрелками выбирался не без опаски, и немного робея. Паштет вообще был не слишком общительным человеком, и знакомство с новыми людьми его всегда напрягало, а тут ожидалась куча народу. Единственный, кто чуток был Паше известен — один из бугуртщиков, приятель Сереги, флегматичный рыхловатый парень, скорее уже даже — мужчина, который, как его охарактеризовал сосватавший немцев латник, был феноменом в рукопашке и валил противника на счет раз. По внешнему виду этого никак сказать было нельзя, но и не доверять причин не было. Вот он и подобрал Паштета в свою довольно трепанную машину в условленном месте.
Паша чувствовал себя не в своей тарелке, потому как на вопрос — а что с собой брать — ему было сказано — что ничего. И с деньгами чтоб не суетился, расчет будет после и закладывать штаны и последнюю рубашку в ломбард пока не надо.
Ехали довольно долго, выкатились за город, потом осторожно ползли по совершенно раскардаченной дороге, когда водитель увидел несколько стоящих по обочинам машин, заметил сухо:
— Во, наши уже здесь. Ну, у кого клиренс не как у танка.
Вытащил из машинки пару оружейных чехлов, мешок с углем, еще какой-то сильно трепанный рюкзак и мотнул головой, показывая куда идти. Впрочем. Паша уже и сам догадался, потому как услыхал выстрелы неподалеку.
Оказалось, что приехали на армейский стрелковый полигон, где видно и сами вояки стреляли, во всяком случае гильз было под ногами полно, самых разных. Бугуртщик потопал к кучке мужчин, пристроившихся с максимальным комфортом с краешка огневого рубежа. Пашу удивило, что народу было немного — кроме этой компашки еще человека четыре, двое детей и пара собак. Огневой рубеж, да и сам полигон выглядел довольно мусорно, видно было, что тут использовали в виде мишеней все, что угодно и это самое "все что угодно" разносилось в щепы и мелкие дрызги — независимо от того — то ли это манекен из магазина, фанерная мишень или старый монитор от компа. На огневом рубеже лежали автопокрышки для стрельбы с упора, имелся даже импровизированный стол и старая школьная парта — на ней как раз раскладывал свой арсенал высокий и тощий седоватый мужчина с бородкой клинышком. Рядом стояли и спорили двое похожих по силуэту грузных обладателей тугих животиков, свидетельствовавших о том, что их носители очень сильно не дураки в плане покушать. Остальные, посмеивались, готовясь к стрельбе и возясь со своим оружием и разными прибамбасами к нему.
Подошли, бугуртщик представил публике Паштета, познакомил, но Паша тут же от волнения забыл и перепутал кого и как зовут, тем более, что новые знакомцы были большей частью в возрасте за 45, ну за исключением самого стрелка-бугуртщика и пары других человек.
— А шашлык — дело такое… Всяк его сделать может и всяк по-своему норовит — продолжил прерванную беседу один из полноватых мужчин. При этом он довольно споро набивал патронами рамочные обоймы.
— Ой, не надо вот… Залил уксусом. Зажарил и захавал — буркнул парень с перебитым носом, ухитряющийся при этом выглядеть даже как-то и беззащитно и невинно, хотя как раз в этот момент он ловко пихал патрончики в нормальные такие магазины автомата Калашникова, Паша с такими дело имел в армии. сразу узнал.
— Уксус-уксус… В вине мариновать надо, причем в белом! — фыркнул тощий седоватый. У него к удивлению Паштета была навороченная снайперка с сошками и он что-то сверял по каким-то таблицам.
— Нееет, в молодом красном лучше — возразил второй обладатель тугого пузика. Впрочем, было видно, что он подвижный, ловкий и животень ему никак не мешает. Был он весь какой-то ладный, несмотря на округлые формы — и глаза живые, внимательные и насмешливые и бородка аккуратная, только в отличие от такой же эспаньолки, что украшала морщинистую физию худого мужика у толстячка, седина была аккуратно размещена по краям, а у тощего шла посередине.
— Какой уксус? Какое вино? Лимон! Только лимон! — безаппеляционно заявил привезший Пашу парень.
— Да ладно! Это вы в кефире не мариновали! — донеслось сбоку.
— Зачем кефир? — театрально удивился второй спорщик, белобрысый и с первого взгляда неповоротливый, хотя если присмотреться — становилось очевидным, что движения у него точные и выверенные. А вот бороды у него видимо не было принципиально.
— Уксус, только нужно в хересном уксусе, ну, на худой конец — в бальзамическом.
— Что? Портить нежную свинину уксусом? — искренне огорчился обладатель эспаньолки.
— А кто говорил о ней, о свинине вашей? Баранина, почечная часть, перемежая добротными кругляшами помидоров-баклажанов и лука… — завел самозабвенно, словно муэдзин свою песнь белобрысый любитель покушать.
— Да я тебя за свиную шейку и такие слова о ней самого на шашлык пущу! И без кетчупа съем! — возопил парень с перебитым носом.
— Кетчуп? Да вы что, с такой мнимой понарошкой мясо кушать? Огонек из помидоров и чесночка! — твердо заявил стрелок-бугуртщик. Он уже достал из чехлов свои пушки — как оказалось, явно нарезные винтовки, причем странного вида.
— Во тупистень, какой огонек еще, только сацебели, в него еще настоящей аджички! — мурлыкнул белобрысый.
— И — кьянти запить! — усмехнулся тощий снайпер.
— Ну, вот и видно, что в шашлыках вы немного смыслите! Какое такое кьянти, триппу им запивайте, ее чудно готовят во Флоренции у рынка Сан-Амброджио, там и кьянти место, а тут надо вино могучее, полнотелое, пахнущее деревней и — да! — навозом, и обязательно — грузинское! — победоносно заявил белобрысый. Паштет удивился, блондин никак не походил на грузина.
— Александрули? — ехидно подначил тощий.
— Да подите вы со своим Александрули — Хванчкара, только настоящая, которой и нет вовсе ныне, Хванчкара может сочетаться… — свирепо возразил блондин. Даже покраснел.
— Да ладно, а то с водочкой плохо? — ласково спросил обладатель второй испаньолки.
— Зачем водка, когда есть чача? — искренне удивился светловолосый.
— Хе-хе-хе… А вы пробовали ассорти из мяса, почек и печени? Только их надо разное время готовить, ибо печенка пересохнет, пока вы мясо доведете! Да? А не хотите ребрышки? Телячьи, или свиные? Их можно и пластом сразу готовить, а можно — и по отдельности. В остреньком маринаде выдержать, таком, что руки потом, после его приготовления час отмывать надо в семи водах, и — с имбирем чуть-чуть и мускатом! — с видом наносящего добивающий удар рыцаря спросил худощавый снайпер, причем его седоватая бороденка встопорщилась как-то особенно азартно. Удивительно, но ведя такой аппетитный спор, он успевал настраивать свою винтовку, причем делал это с видом музыканта, готовящего тщательнейшим образом свою скрипку к важному выступлению.
— Ай, не морочьте мне голову, лучше нет шашлыка из осетрины, когда вот час назад это бревно еще плавало, и вот оно, сокровище Ахтубы, уже готово, с Ахтубинскими же помидорами, а там — арбуз, и дынька чарджоусская, и вот к нему — точно водочку надо! — не поддался второй носитель бородки в стиле кардинала Ришелье.
— Неее, чисто осетр — жирно больно, надо налимчиком или сомом перемежать… — заявил ранее помалкивавший квадратного вида мужчина.
— С ума сошел? Шашлык из сома? Он болотом пахнет! Куриная грудка, шпигованная копченым салом! Это еще куда ни шло — горячо возразил парень с перебитым носом.
— Ты мне еще крысьих хвостов предложи, дикарь! — заразительно рассмеялся обладатель испаньолки.
— Ладно вам трепаться, я готов! Кто еще не? — сказал отрезвляюще тощий снайпер.
— Да собственно все готовы, как там соседи?
Блондин, повернувшись к тем людям, что постреливали неподалеку, довольно громко, но очень вежливым тоном спросил:
— Уважаемые, вы не против, если мы поставим мишени?
— Ага, мы сами сейчас тоже собирались! — донеслось оттуда.
— Человек на поле! — трубно возгласил блондин.
К удивлению Паштета мишени выставляли, кто какие придумал, и кто чего хотел. Снайпер ушел дальше всех и, недолго повозившись, поставил привезенный с собой фанерный щит с бумажной нормальной мишенькой, только навороченной какой-то. Бугуртщик и парень с перебитым носом на 100 метров стали вешать обычные надувные шарики, тут же попутно их надувая, и припахав к этому делу и Пашу. Толстяки что-то выставляли чуток дальше — метров на триста, вроде как ставя пустые картонные коробки с мишеньками попроще. Остальные, не очень запомнившиеся пока Паше, тоже копались на разных рубежах. А соседи, лупившие до того из охотничьих ружей — корячили всего метрах в 50 от линии огня, вроде как расставляя в ряд пустые пластиковые жбаны из под всяких антифризов и автомасел. Ну, полный разброд и шатания!
Земля под ногами была густо загажена всевозможными огрызками, щепками, обрывками, битым стеклом и кусками даже и не пойми чего — чисто помойка, правда, видно было, что тут все-таки прибирали, кучами не лежало, но ходить босиком явно не стоило. Все носило следы постоянного огневого воздействия, даже сама поверхность земли исчеркана была длинными царапинами — от пуль, как догадался Паша. Мертвая такая земля, убитая постоянным роем пуль, картечи и всего, чего угодно — попадались и шарики от резиноплюев и контейнеры от пуль охотничьих ружей, да и дырки в валяющихся обломках были категорически разными.
Вернулись на огневой рубеж, терпеливо подождали пока с поля ушли все.
— Все вернулись? — крикнул соседям блондин.
— Все! — донеслось оттуда.
— В поле никого? Стрельбище под огнем!
Забабахали выстрелы. Что удивило Пашу — они на слух были разными, не врал Лёха.
— Ты вроде как старым оружием интересовался? — спросил его бугуртщик.
— Ну да — признал Паша, поглядывая на лежащие винтовки.
— Тогда вот, гляди — это заслуженные экземпляры. У меня вот эта — манлихер. А у Хоря — маузер и мосинская. И стрелок-бугуртщик кивнул в сторону соседа, того самого, с перебитым носом и романтическими карими глазенками.
— А эта? — показал пальцем Паша на очень маленькую и аккуратную винтовочку.
— Эта мелкашка, зброевка.