— Теоретически все минимум на четверку — кивнул тот.
— Тогда продолжим наши игры. Тут в реале оказывается, что в противотанковой бригаде не хватает тягачей. Временно что-то нашли и притащили все пушки к селу Кукуеву, где был приготовлен заслон. Это успели заранее. Время было. Что надо делать дальше? А возвращать тягачи обратно. И их вернули. Далее идет операция. У Гота есть четыре танковых и три моторизованных дивизии. К примеру, одна из них нарывается на противотанкистов, изрядно умывается кровью и встает колом. Плюс выдвигается та самая дивизия из нашего 6 Мехкорпуса. Конец?
— Нет, не похоже.
— Да, Гот может вывести побитую танковую дивизию из боя и оставить ее приходить в себя. Для заслона от дивизии 6 МК поставить еще одну танковую дивизию и моторизованную, они начинают бодаться с переменным успехом. А остальными силами уходит в сторону и снова двигается по маршруту, обойдя заслон. Противотанкисты его не догонят — не на чем. У них уже тягачей нет.
В итоге Гот, пусть меньшими силами, но уходит к точке встречи с Гудерианом, уверенно опережая наших. Потери у него изряднее, и пусть даже времени он потратит на пару суток больше. Пусть даже он не встретит Гудериана вовремя. Но впереться в Минск с тыла и совершенно порушить систему управления фронтом он в силах. В итоге получается разгром фронта (плюс-минус лапоть).
— А наш мехкорпус? Который Шестой? Ты его силы не учел!
— А 6 Мехкорпус опять же сядет в кольцо и без горючего. В окружном резерве всего 300 тонн горючки. Для мехкорпуса — легкий завтрак. Остальные запасы лежат в Грозном. Если перерезаны желдорпути все танки Западного Фронта сидят в окружении или даже и не в окружении, но все равно совершенно беспомощными. Потому что без топлива. Говорят, что некоторые моторы могут жрать все, что горит. Но Т-26 жрет токмо грозненский бензин. БТ — тоже, ибо мотор у него авиационный. Все, занавес. Можно сравнивать количество танков и стволов и играться с ними на карте. Только это детство. Или малограмотность. Не знаю, предатель Павлов или нет, но им сделано до войны все, чтобы округ слился моментально.
— Исправлять массу проблем уже под огнем втройне сложнее — кивнул молчун.
— Да, я именно об этом и толкую. Так что если бы попаданцем был я — не взялся бы одним махом исправлять проблемы округа. Хотя меня, как документалиста, больше интересовали бы картотеки НКВД и ЗАГС. Сколько народу немцы постреляли из-за прямого предательства или халатности с этими картотеками — пипец адский.
Помолчали.
— Глупо отправляться в прошлое с калашматом, даже в полном обвесе. АК — это дистанция двухстороннего боя, но тогда окружат и положат как нефиг делать, только королевские трофеи фрицам. Если и отправляться, то с хорошей снайперкой под трёхлинейный патрон: пока поймут что пуля не случайная, пока определят сектора — уже и след под кайенской смесью простынет. А для ближнего боя — "папаша" или ППС, пистоль с глушаком. Я бы так сделал — сказал снайпер.
— Ружья Толстого Германа. Это ништяк зачётный здесь был бы. Там вообще было, что посмотреть, много Герман нахапал ценного.
Слушая краем уха вспыхнувший горячий спор Хоря, Макса и сухощавого снайпера на тему оружия, которое было бы лучше для гипотетического попаданца, Паштет чуть не пропустил мимо ушей негромко сказанное Владом:
— Чего спорить? Что есть в руках, то и самое лучшее. Особенно если умеешь нормально пользоваться и знаешь что да как. Я бы хотел оказаться рядом со своим дедом в его последний день. Его ППШ, да моя "Света" — глядишь бы и отбились.
— Пехотинец был? — спросил Паша. Ну, а кто еще может быть с ППШ?
— Был директором детдома, в Ленинграде. Уже после войны поехал с приличной суммой денег на машине, без водителя, за продуктами в район Идрицы. И пропал. Потом нашли, машина на обочине, простреленная, а дед в кустах убитый и денег нет и ППШ забрали, одни гильзы только. По той информации, что была, отстреливался довольно долго, уже будучи тяжело раненым. Опять же по той информации, что была, скорее всего навел кто-то. Но и дед не промах был, не одного видимо пришиб. Правда, дела тоже пока не видел, запрос послал. Похоронили на Идрицком кладбище, вроде и могила цела, но это пока не точно, не все ответы получил. Если удастся, съезжу туда.
— Почему считаешь, что он тоже кого-то подстрелил? — не удержался Паша и пожалел, что так ляпнул. Ясно же, что любая история с предками обязана быть приукрашена. Влад пожал плечами и очень спокойно ответил:
— Был дед отличным стрелком. Некоторые вещи настрелянные им в 30-е в тирах в Сокольниках до сих пор в семье. Раньше в тирах принято было выставлять приз за очень точную стрельбу — обычным гуляющим чтоб точно не достичь. Семейная легенда про то, как деда не пускали в тиры жива до сих пор. Дед ходил пострелять в тир на результат, и всегда выбивал ровно столько сколько нужно на главный приз, или срочно необходимую в хозяйстве вещь. Когда у бабушки сломался половник деревянный, дед буквально вышел ненадолго и пришёл уже с отличным половником, на вопрос "как?" просто ответил, "настрелял"…
Мама говорила, они гуляли, в Сокольниках и в одном из тиров в призах была офигенная дорогущая кукла, да еще и в коляске. Шедевр! Дед оставил маму с бабушкой и пошёл настрелять, а его и не пустили. При его подходе сразу повесили табличку "Тир закрыт". Пошли тогда в другой и там настрелял куклу Асю, заметно проще. До сих пор цела, храню.
— Вот уж не ожидал такое услышать! — искренне удивился Паштет, тут же, впрочем, вспомнив что-то похожее, читанное давно у Ремарка, который одновременно был и Эрихом и Марией, отчего одноклассница Паши на полном серьезе считала этого писателя коллективом авторов из брата и сестры. Только там геноциду подвергались балаганы с бросанием колец, в чем один из героев достиг невиданных высот, тренируясь от скуки в периоды затишья на фронте, в бросании кепи на гвоздь.
— Не такое уж и удивительное. Я, к сожалению, похуже стреляю. А тиры у нас после войны перестали призы выставлять — коммерчески стало невыгодно, больно уж много с фронта отличных стрелков вернулось.
— Значит, за дедом бы вернулся?
— За дедом я бы пошёл, может, останься он жив, и семья жила получше, и мне перепало его ласки и внимания. Мама у меня была лучшим другом в жизни, может быть, будь жив дед, нам было бы надёжнее, хоть немного, дед очень любил с детьми возиться. Да и человек был хороший. Был очень смелый, и всегда брался за работу, которую давали, вне зависимости от сложности. Был директором кафе, во время НЭПа, что характерно, не воровал и был максимально честным, по крайней мере, мама всегда так вспоминала, говорила, хоть и был директором, а жили далеко не так хорошо, как могли бы, зато честно. Был бригадиром отделочников на станции Маяковская Московского метро, мозаичные панно на потолке его бригада делала. С тех пор остались сделанные для бабушки камни, она была без правой руки, и чтобы держать книжную страницу дед сделал ей несколько камней — держалок и пепельницу заодно. Курила бабушка, как паровоз.
— А как его звали? — зачем — то спросил Паштет.
— Иван Арсентьевич Полонский — и Влад поднял стаканчик с чаем, словно поминая никогда не виденного им деда.
— А я бы не отправился — твердо и внятно сказал сидевший неподалеку мужик. Был он округлый такой и немножко светловолосостью и белокожестью походил на блондина-кулинара, но только на первый взгляд. На второй становилось понятно, что хоть он и округлый, но ушибиться об него — минута делов. Больно уж взгляд был такой, говорящий.
— Почему? — повернулся к нему Влад.
— Говорили мне умные люди, что черту в зубы добровольцем лезть нельзя. По приказу — да, надо. А самому лезть в пекло поперед батьки — не стоит. Особо обращаю ваше внимание на то, что последняя фраза — народная поговорка, то есть это давно люди понимали, проверенная мудрость. Мы очень плохо разбираемся в тех реалиях. Сами думаем, что отлично все знаем, а на деле — вот как доктор сказал. Мехкорпус есть, по стволам и калибрам если судить — до Берлина дойти должен, всех опрокинув и растоптав, а нюанс даже один — просто отсутствие горючего — уже эти умозаключения опрокидывает. И я уверен по опыту своему жизненному, что там таких нюансов было с десяток, если не больше. И тебя, окажись ты вместе с дедом в кабине — прошили бы ровно так же. Плевое это дело — засаду устроить на грузовик без охраны — ровным голосом объяснил свои мысли мужик.
— Ну, ты, Серафимыч, и врезал — грустно усмехнулся доктор.
— Фамилия такая? — тихо спросил погрустневшего Влада Паштет.
— Отчество. Отец был у него Серафимом. Ангельского чина человек — так же тихо ответил Влад. И дальше задумался, замолчал. Сын Серафима тоже тему не продолжил, сказал — как отрезал. Количество шашлыка на импровизированном столе тем временем сильно уменьшилось, теперь, словно по инерции мужчины на сверхсыт дожевывали то, что уступило первенство шашлыку и потому еще оставалось в тарелках — резаные помидоры и огурцы, зелень, хлеб. Троица стрелков тем временем тоже уже потеряла пыл видно было что остались каждый при своем мнении, одно только их сближало, то, что каждый все-таки считал, что надо с двумя стволами идти на войну — длинномером и коротышем. Только снайпер, как человек долговязый и в оружии придерживался длинноствольных образцов, потому вместо пистолета скорее хотел бы ППС, широкоплечий гнул свою линию с пистолетами армейского образца и нормальным автоматом, а вот самый маленький из них Хорь опять же предпочитал все покороче и полегче.
— А что вы скажете о партизанах в 1941 году — спросил Паштет у доктора, который среди этой компании вроде лучше остальных разбирался в военной истории.
— Это смотря какое время рассматривать. Там партизаны июля сильно отличались от партизан декабря. В основном, конечно, партизаны образца 41-го, немцами вполне заслуженно всерьез не воспринимались. В основном это были группы беженцев, окруженцев и выживальщиков. Они могли существовать при бардаке на оккупированной территории. А вот при том порядке, который устроили немцы, партизанам, особенно гражданским, стало очень грустно.