— То есть попаданцу там солоно придется?
— Смотря что попаданец этот делать собирается. Некий бродяга, назовем его дядюшкой Хо, при этом имеет огромные преимущества перед партизанами. Хотя бы тем, что не связан обширным скарбом, малоподвижными женщинами, стариками и детьми, скотиной. Он не привязан к определенному району базирования, особенно непрагматичными мотивами. Начался кипеж вокруг базы, — смотал удочки и по заветам Ковпака, рванул маршем по 40–60 км в день. Неуловимый Джо в пампасах. А если начнет всерьез обижать, тут дело другое. Тем более что в чисто партизанской тактике, немцы попаданца перепартизанят. У них грузоподъемность транспорта, наличие танков и артиллерии, авиационная поддержка, связь с координацией, повозки для транспортировки минно-взрывного хозяйства, все на порядки выше, чем 11 маршрут партизана. И еще полная вседозволенность, разрешенная "Новым порядком на Востоке".
— Минно-взрывное хозяйство? — не понял Паштет.
— Немцы активно использовали минирование всего вокруг. Вызывает деревня подозрения — заминировать вокруг нее все тропы. Есть партизанский район — нафиг все заминировать вокруг него. Дешево и очень сердито получается. Так шта — попаданцу самая востребованная вундевафля — миноискатель. Это пригодится не только самому, чтобы не влезть куда не надо, но и предоставит очень востребованную на фронте и в обеих тылах профессию. Ибо во всех отрядах саперов всегда не хватало. Они стачивались даже быстрее разведчиков — выпал из усохшего спора о таскаемых в прошлое стволах широкоплечий.
— Не пойдеть — возразил Хорь.
— Почему? — подначил его Паштет.
— Тащить не надо минак. Во-первых строках маво письма, дражайшая тетинька, ответственно заявляю, что если попаданец идет в 41 год¸ то там с минами он не встретится. Их в то время было выставлено ноль, да хрен вдоль, извините за выражение. Так что нефиг ему париться. Во-вторых строках — самая лучшая саперная подготовка для нуба в этом деле — увидел — отойди и не трогай. Вообще не трогай. А уж тем более не лезь разминировать.
— А если наступишь на мину? — спросил Паштет.
— Тогда неплохо иметь с собой пару санитаров в отдалении и лазерет, куда санитары тебя принесут быстро — пожал плечами Хорь.
— Нет, я в смысле — как в кино — наступил если и не сойти. Видел такое не раз — пояснил будущий попаданец.
— А, этот бред "пока стоишь на мине — она не взорвется" — усмехнулся широкоплечий, да и остальные выразили физиономиями разной степени презрение к творцам кина и сериалов.
— Черт их знает, дураков, кто такую ерунду придумал, но точно не саперы. Креаклы какие-то. Писаки сраные. Нет таких мин, которые срабатывают от схода с них. От слова вообще. Вот от того, что наступили — полно. У прыгающих мин есть задержка в несколько секунд. А сошел ты с нее или стоишь — разницы нет. Как наступил или проволочку дернул — процесс пошел — вздохнул широкоплечий.
— То есть все, что наснимали — все чушь?
Влад вздохнул, потянулся за укропом. Доктор грустно усмехнулся. Хорь изобразил лицом что-то вроде "Божеж мой, божеж мой!" Широкоплечий же просто кивнул и ответил:
— Самая настоящая стопроцентная чушь. Патентованная. Ты вообще представляешь, как эти прыгающие мины работают?
— Ну, не очень — признался Паша.
— Как одноразовый миномет. Или — проще говоря — как патрон.
Тут человек с колючим взглядом продемонстрировал Паштету обычный патрон 12 калибра.
— Есть внешний корпус- стакан, он выполняет роль гильзы. Есть заряд пороха вышибной. Есть внутренний стакан с толом и шариками, или рубленным железом или еще чем ненужным, но увесистым. Ну и капсюль в патроне, или несколько детонаторов в мине. Нажимного или натяжного действия. Впрочем — в каждом детонаторе капсюля тоже есть.
— Проволочки?
— Да. Ты за них дернул, вырвал чеку, ну или наступил, если там нажимного действия — и услышал щелчок. Сработал капсюль в детонаторе. Потом четыре-пять секунд ты живешь прежней жизнью. Пока горит капсюль — замедлитель и огонек прет к пороховому заряду. Дальше порох пыхает между двумя стаканами и внутренний стаканчик со шрапнелью вышибается из внешнего. Как пуля из гильзы. Жбан с шрапнелью взлетает вверх и бахает, как только его замедлители прогорят. И твоя жизнь сильно меняется, потому как за эти четыре секунды убежать далеко не получится, а банка с шрапнелью рванет на высоте полутора метров. И накроет все вокруг в радиусе метров тридцать. Густо накроет. Потому если стоишь ты на мине и достаточно тяжел, чтобы заряд не вылетел — полкило тола долбанет у тебя под ногами. И этого хватит, даже если ты — слон.
— Были мины с тросиками — напомнил Хорь.
— Да, такие не сработают, если на них стоишь. Даст по ногам вышибным зарядом, что тоже не сахар, но все ж не так. Но мы же про 41 год говорим? Вооот… А кино… Там творческая братия даже википедию не читает, чего говорить. Одна буйная фантазия режиссеров и сценаристов, которые к военному делу никакого отношения не имеют. Не суди по нашим современным фильмам о войне. Стопроцентная хрень в 99 процентах случаев. Лучше уж про трансформеров смотреть, реалистичнее. Ладно, вроде как все съели, не пора ли и честь знать?
— Да, можно уже…
Все зашевелились, впрочем, было видно, что сборы уже отработаны многократно, потому без суеты и быстро публика замела за собой все следы, собрала в пару мешков мусор и стала прощаться. Паштет прикинул, что ему из всех, выразивших желание залезть в портал "на 1941 год", подходит только Хорь. Взял у него номер телефона, обменялся координатами со здоровяком — доктором, чьи познания в истории сильно поразили, и поспешил к своему приятелю, уже загрузившему стволы в машину.
— Ну как? — спросил водитель, трогаясь с места.
— Здорово. Очень понравилось, так что большое спасибо! — искренне ответил Паштет. Он вообще считал, что если хочется человека похвалить, то лучше так и сделать.
— Тогда ладно. На следующие пострелушки звать?
— Обязательно. Только мне неудобно сегодня было, что на все готовое явился.
— За патроны же ты расплатился. И чай твой выпили весь. Лучше ты Сереге спасибо скажи, что он тебя сосватал — ответил латник, объезжая старательно особо мощную выбоину в дороге.
Паштет сообразил, что имеется в виду тот бугуртщик, который просил приглядеть за немцами-реконами. Собственно он и дал наводки на эту странноватую, но симпатичную компанию, как и на конюшню, к слову. Действительно, забыл поблагодарить толком, нехорошо вышло.
— Это да, надо. Как пересечемся, так обязательно пиво проставлю — заметил Паштет.
— Не понадобится. Не пьет нынче Серега пиво — хмуро ответил водитель.
— Не может быть! — удивился без задней мысли будущий попаданец. Серега и пиво по отдельности не представлялись никак.
— Еще как может. И насчет пересечься — в ближайшее время вряд ли что будет такое — буркнул рекон, крутя руль.
— Да что случилось-то? — почуял что-то очень нехорошее Паша.
— А навести его, он рад будет, скучно ему в хирургии лежать — огорошил ответом бугуртщик.
— Фигасе! — только и нашел, что сказать Паша.
Глава восемь. Про больничные дела
Любое доброе дело всегда сложно начинать, и при этом как-то неудобно, что вот, ни с того, ни с сего делаешь доброе дело. Гадость всегда почему-то сделать проще. И особенно неловкость чувствуют люди, которым надо посещать больного в больнице. Добавляется еще компот из разных чувств, то, что идешь к человеку, который болеет и ему плохо, а тебе, здоровому, наоборот вроде как. С другой стороны сама больница намекает, что и ты такой же в общем уязвимый и чуточку страшно, что можешь сюда же загреметь и чуточку приятно, что пока еще не. А вот тот, к кому идешь — таки да!
Паштет был обычным человеком и испытывал это чувство в полной мере. Хорошо еще, что Серега-латник уже перешел в разряд ходячих пациентов, дело видимо шло на поправку. Но пока Паша добрался до искомого отделения — уже успел устать от волнения. Дурацкие бахилы, невнятная поноска в руках — вроде как идти без ничего — неловко, а что нести — тоже непонятно, потому взял с собой яблок и теперь сомневался в правильности выбора. Серега всегда плотно ассоциировался у Паши с пивом. Но вроде как в больницу с пивом идти нехорошо. Как бы еще на яблоки не обиделся…
Вроде бы в больнице было и чистенько и светло и пару раз симпатичные медсестренки попались, но все как-то тут Паштета смущало. И запахи лекарственные, бахилы дурацкие и люди всякие — большей частью не в медицинской униформе, да еще грозные наименования на табличках. Наконец, добрался до отделения хирургии за номером два, где и лечился знакомый латник. Собственно, ничего удивительного не было в том, что знакомец загремел к хирургам. Паша был совершенно уверен, что огреб таки его приятель по башке или алебардой или там палицей какой. Ничем иным такого здоровяка невозможно было бы загнать к хирургам. Спросил у строгой и совсем несексуальной медсестры на посту где такой-то обретается и зашел в указанную палату, ожидая увидеть роскошную чалму из бинтов. Вроде даже такую повязку называли "Шапка Гиппократа".
Потому вид Сереги-латника с совершенно целой башкой, но какого-то при этом скрюченного, пришибленного, сильно удивил. Паштет даже украдкой, но внимательно оглядел короткостриженную голову приятеля. Определенно — ничего с верхней частью тела, то есть отростком под названием "голова", у пациента не происходило.
— Привет, Серега! — неловко поздоровался Паша.
— И тебе того же. Заранее предупреждаю, если спросишь это дурацкое "Ю окей?" — я тебя стукну по лбу. Задрали уже, шутники хреновы! — буркнул болящий.
— Ну, было бы "окей", ты бы здесь не сидел. А кто тебя донимал?
— Да ребята из команды как сговорились. Ладно, пойдем прогуляемся немножко — предложил латник.
Паша окинул взглядом палату человек на шесть, причем явно все койки были заняты, потому как на них сидели и лежали мужеска пола особи разного возраста, разного телосложения и разных привычек. Пожалуй, общаться в такой аудитории и впрямь было неудобно.