— это я могу. Вон как раз аптечный киоск. Если у вас со средствами нехватка, могу одолжить.
— Ну, что вы, я уж как — нибудь сам. А консультация — это да, к месту была бы — сказал Паштет.
— Эх… Понимаете ли, мне и самому хочется поучаствовать в вашей эскападе. Вы не понимаете простой вещи, я же как гусь с подрезанными крыльями. И гляжу из загородки птичника, как собратья по небу летят. А ведь самому-то ой как хочется, но крылышки хлоп-хлоп только, а не поднимают. Так хоть чуток влезть краешком, вроде как и сам авантюрист. Пока еще с порохом в пороховницах — печально улыбнулся старый врач.
— Да я понимаю… — начал Паша.
— Не можете вы этого понять — отрезал старичок — Как говорил один мой пациент, тоже инфарктник, глядя на молоденьких медсестричек: "Глазами всех хочу, а сердце не стоИт!" Мне тогда по простоте моей смешно было. Пока самого не приперло. Теперь — понимаю, а что толку. Впрочем, вы ведь к финансированию своей вылазки никого не привлекли?
— Частных лиц — скромно ответил Паша. Эмоциональная отповедь немного его озадачила. Доктор производил впечатление очень сдержанного человека, а тут вон как вспыхнул!
— Ну, так я тоже частное лицо. Пойдемте, наберем медикаментов. Я думаю, еще левомицитина вам надо будет захватить, тетрациклина, вполне вероятно, что с дизентерией столкнетесь. Вы уже аптечку собрали?
— Ага — сказал Паштет.
— Далеко запихнули? Показать можете? — заинтересовался лекарь.
— Запихнул глубоко, но сейчас достану, раз такое дело — полез в свой мешок попаданец. Потом затормозил, глянул на врача, у которого как-то не очень хорошо глазки заблестели.
— Вот только начинаю я опасаться, что вы, доктор, мне сейчас столько всего напокупаете, что получится несколько мешков, побольше рюкзака. Что-то у вас энтузиазма много, а я все-таки не полевой госпиталь — осторожно высказал свои сомнения Паша.
— Не бойтесь, у меня с собой не так много средств, да и голову я не потерял, пока она на плечах еще. Только и вы имейте в виду, что есть очень железобетонный медицинский факт — на всех войнах, всегда и везде от болезней гибло в разы больше людей, чем на полях сражений. Это некрасивый момент, без ярких мундиров, звонких литавров и развернутых знамен, потому ни в кино, ни в книгах о нем стараются не упоминать, но смею вас заверить — болезни страшнее пуль. Я понимаю, что вы здоровый и молодой, но банальная дизентерия выведет вас из строя ровно так же, как горсть осколков.
Оно вам надо? Воевать, имея ангину и бронхит, может быть и интереснее, но тяжелее. Да и помочь вовремя хворому товарищу — знаете ли очень не вредно — напористо и убедительно сказал врач.
И Паштет сдался.
Впрочем, старикан знал, в общем, меру — купленных таблеток оказалось не так и много, да и по цене они были грошовые по большей части. Инструкции прилагались и врач не стал все разжевывать подробно, напомнив только, что одна таблетка — одна доза, давать три — четыре раза в сутки, и что важнее Паштету будет мыть руки, потому как кишечные болезни и антисанитария военного времени скажутся очень вероятно.
— Вам, главное, не сожрать чужое говно! — закончил краткий курс экстремальной медицины пожилой доктор.
— Это в смысле как? — поразился Паша. Не вязалась грубость такая с лекарем.
— В прямом смысле. Практически все ОЖКИ — острые желудочно-кишечные инфекции бактериальной или вирусной природы. Возбудитель должен попасть к вам в организм. Из зараженного организма — в здоровый. Так что вы должны слопать то, что вывалилось из зараженного организма.
— Даже так? — немного растерялся Паша.
— Разумеется, для этого вам не нужно жрать ведро говна. Как изысканно говорила наша рафинированная преподавательница инфекционных болезней — для инфицирования вам надо скушать микробутерброд с зараженным калом. Я не такой воспитанный, говорю проще — для переноса инфекции нужно немного возбудителей. Но вот переносятся они именно с чужим говном. Потому мыть руки, пить только чистую воду. Если не повезло, и вас распоносит — внимательно рассмотрите свой выделенный продукт. Во время войн царица полей и окопов — дизентерия. Частые позывы облегчиться, зачастую — без результата. Если с результатом — то сверху будет слизистый такой плевочек, часто с кровью. Тогда принимаете либо эти антибиотики, либо вот это — ткнул врач в упаковку левомицитина и в пачку с надписью "фуразолидон". Можно и сочетать, если состояние паршивое. Но лучше, чтобы вы в свой организм не пустили просто так этих вражеских десантников с их говняным транспортом.
Лекарь глянул усмешливо, добавил:
— Ну а если это сравнение вам не близко — то считайте возбудителей ОЖКИ нелегальными эмигрантами. Так доходчивее?
Паштет кивнул.
— А в каком районе вас ждет прошлое?
Паштет назвал.
Врач удивленно присвистнул. Покачал головой, потом признался:
— У меня бабушка оттуда. И мама там родилась, надо же как совпало. Через год после начала войны. А потом чудом выжили, когда их немцы пытались ликвидировать. Если застрянете там — про карателей помните.
— Я помню. Хотя сейчас все больше рассказывали про добрых немецких солдат, которые угощали детишек шоколадом — кивнул Паштет. Его немного позабавило то, как спокойно и даже буднично отнесся врач к возможности попаданства в прошлое.
— Возможно, кого-то немцы и кормили шоколадом. Мою маму — нет. Чудом жива осталась. Разными способами их убивали — и авиация гонялась, и каратели с собаками облавы устраивали и войска с танками с фронта присылали и деревни выжигали и вымораживали и голодуху обеспечили, кровь для своих раненых зольдатов у детей откачивали, а вот насчет шоколада как-то не очень рвались угощать — задумчиво заметил врач.
Паштет усмехнулся, потом захихикал.
Старый доктор вопросительно посмотрел.
— Приятель мой там шоколадом трофейным угостился. Такой приход все получили, атас, правда, на следующий день все чуть от отходняка не сдохли, хорошо один был в компании, который вместо шоколада сигареты взял — курил он как сапожник. С первитином шоколад оказался — пояснил Паштет.
— Знаете, в свете вашего этого уточнения история с кормлением немцами детишек шоколадом как-то приобретает другой оттенок — удивленно заметил врач.
— В смысле?
— Первитин вызывает эйфорию, развязывает язык, резко снижает критическое отношение к поступкам. Чем вырывать ногти или долго бить, потея и уставая, проще дать кусочек шоколада и грамотно раскрутить в разговоре — все выложит маленький человечек, что знает, с радостью и гордостью. Опять же совпадает — как давно читал — пик употребления первитина у немцев — как раз 42 год. И вал разгрома партизан — тоже тогда же. Бабушка говорила, да и ее знакомые тоже — что как раз тогда большую часть потерь немцы нанесли. В смысле и партизанам и местному населению. Мертвые зоны.
Паштет промолчал. Такой неожиданный взгляд сильно удивил. решил для себя — если подвернется первитин и будет возможность попробовать для проверки этой теории, то обязательно воспользоваться.
Доктор, что-то вспомнив, торопливо заговорил:
— Дед один рассказывал. Как они так по снегу от полицаев ушли. Точнее не от полицаев, а от ягеров. Снег по пояс почти в прямом смысле слова, дистанция между — ну полкилометра, а может и триста метров. Наши впереди, эти следом. Скорость движения — от силы полкилометра в час. Немцам проще по следам идти, чем нашим по целине, но у них снаряжения больше, пулеметы перли и патроны, а рвануть налегке вперед не решались — численность примерно плюс-минус равная и без пулеметов немцам шансы не очень.
Но ясно что если спекутся наши — то немцы не спеша догонят и писец отряду. Патронов в отряде мало, пулемет один — ручной ЧеЗет. До темноты еще ого — немцы всегда начинали облавы на рассвете, чтоб весь день впереди.
Ну, вот дошли до болота, замерзшего — но один хер — поле. Открытое пространство — тут не уйти, не успеть до того края — немцы выйдут с пулеметами и все, стрельбище воскресное.
То есть походу пора последний бой принимать. Однако, опытные были — сначала кто-то сообразил — ватник снял, на снег бросил, ноги в рукава вставил — и шажочками мелкими, но не проваливаясь по пояс — все быстрее гораздо. Так перебрались через поле, там потом одним своим пулеметом немцев немного подержали, заставив развернуться в порядок и всерьез выцеливать, что задерживает. Еще причем — натоптали вдоль опушки натурально "траншею" — потому пулемет перетаскивали с места на место довольно быстро, введя немцев в некоторое сомнение насчет численности.
За это время, меняясь, все привязали к валенкам лапник, и дальше рванули что любо-дорого, про гансов даже не вспоминая. Там только главная хитрость — не наступать самому себе "на ноги". И ходьба смешная получается если наспех сделано — словно в ластах по земле идешь.
— Так и ушли? — спросил Паштет. История, конечно, забавная, но до снега вряд ли дело дойдет, если вход и выход будут как у Лёхи.
— Да, так и ушли. Помню еще только, как дед живописал тихий ужас — лес зимний, тихо же все — и СЛЫШНО как каратели идут, ругаются, переговариваются — негромко причем. Ельник невысокий — то есть летом-то в рост а сейчас типа по пояс, в снегу елочки — звук гасят, непонятно откуда, ничерта не видать — а СЛЫШНО. Вот-вот догонят, щаз из-за елочки выйдут — а сил-то совсем нет. И кажется, что выйдут не спеша, не усталые, а ты мол такой что и винтовку поднять сил нет, пот льет, дыхалка все, в глазах плывет кругами. От этого, говорил, еще сильнее вперед рвешься — метров двадцать прошел, устал — а все так же СЛЫШНО. И не постоянно слышно — а то там звякнет то отсюда кто-то скажет что-то. Дед, думаю, ужастиков не смотрел, а то бы наверно сравнил. По его рассказу — натурально хичкоки все курят в стороне. Меня тогда до костей пробрало. А кто отставал, тех немцы застрелили. Несколько человек отстало и, естественно, никто и не подумал оставаться или тащить. Только патроны забирали, если рядом кто был.
— Ходил я по такому снегу, тяжело даже с небольшим грузом, даже на лыжах. Тропинку тропили по очереди, минут через пять я был сырой насквозь, хотя морозяка был градусов двадцать с лишком — кивнул Паштет.