о — и полтора месяца — если экономить. Посидел, подумал — что лучше оставить, и решительно засыпал в котелок рисовую крупу. Когда выйдет на встречу с местными, можно будет серебристые пакетики как-нибудь объяснить, в конце концов сейчас фольга есть и в СССР, ее люди видали, хоть и не все. А вот уменьшить таскаемый груз хоть на полкило — было уже замечательно. Тем более, что чем лучше становилось самочувствие, тем сильнее хотелось поесть.
Пока рис набухал в воде, постарался отстирать грязищу болотную с обуви и одежды. Нельзя сказать, что добился особых успехов, но все же общий вид стал почище. Решил, что и так сойдет, в конце концов чем затрапезнее, тем меньше внимания.
Пока возился и копался — стало вечереть. Рис хорошо разбух, пока варился, хоть и не так, как у известного в Японии Кусуноки, самурая, который попал в голодную осаду и вынужден был разваривать рис до фантастической степени, чуть ли не полный котел получался из горсточки. Увы, питательность объема не имела, но его воины получали вроде как почти нормальные порции. С виду, во всяком случае.
Навернул полкотелка каши с колбасой, попутно решив, что надо бы соль и сахар экономить, и поэтому чай из фляжки дул вприглядку, облизывая кусочек рафинада жадным взглядом.
Утром вскочил полный сил, выспавшийся и наконец-то без головной боли, подташнивания и прочей ломоты. С некоторым трудом удержался от бодрого и нелепого выкрика типа "Мир держись, я иду!"
Свернул лагерь и двинул вдоль ручейка, рассчитывая, что эта вода текучая приведет его к речке, а там должны быть и поселения. Ну, во всяком случае так рекомендовалось во всех пособиях по выживанию.
Ручеек, между тем, категорически не хотел вести прямо, вертелся, как гадюка под вилами, и если бы не компас, Паштет давно бы потерял всякую ориентировку. Уже и обед прошел, в виде которого попаданец выскреб вчерашнюю кашу, а ручей так никуда и не привел. Впечатление складывалось, что так можно идти неделями и все будет то же и так же. И это пугало.
Впрочем, когда Паша увидел протоптанную тропку — на душе стало веселее и пришлось самому себе напомнить, что здесь не у тещи на блинах, а людишки вполне могут оказаться тварями совершенно омерзительными и не стоит так уж веселиться. Засек по возможности место и осторожно двинулся по тропке, ожидая придти к деревне, а если и не деревне, то хотя бы к хутору.
А потом услышал за спиной не то стремительное шуршание, не то сопение и вроде как топоток. Быстро обернулся — и удивился, перехватывая поудобнее ружье. К нему стремительно неслось по тропинке что-то узкое, но быстрое, явно шерстяное. Такого Паша в жизни не видывал, только когда нечто круто затормозило совсем неподалеку — опознал с удивлением по ушам-лопухам, черной гриве вдоль спины и главное — по кожаному пятаку, похожему на электрическую розетку, нормального дикого кабана, только что-то уж больно здоровенного.
Зверь ровно точно так же удивился, хрюкнул что-то матерное и стал нюхать воздух, уморительно двигая своим пятаком. Только вот два желтоватых длинных клыка, торчащих из его пасти справа и слева как-то не позволили насмехаться над этой свининой.
Паштет за секунду передумал кучу мыслей, и в результате решил не вступать в бой, как-то эта живность не вызывала охоты ее ущемлять. Что было странно — кабанище этот явно с людьми был не знаком и вел себя чуточку растерянно, если так можно сказать о зверюге в половину человеческого роста в холке и весом не шибко меньше, чем у Паши.
Секач еще немного похрюкал, словно сам с собой разговаривал, а Паша чуть не расхохотался нервно, потому как эти звуки напомнили ему что-то эдакое сантехнически — водопроводное. При том Паша аккуратно пятился спиной вперед, уходя с тропинки, давая дорогу зверю. Ружье при этом он все же взвел и держал так, чтоб отразить атаку, если эта вздорная живность все же атакует чужака. Но кабан величаво протрусил мимо, кося черным глазом, а потом вдруг припустил с неожиданной для такой массивной туши и коротких ножек скоростью. Паштету даже показалось, что вполне мотоциклетную скорость выдал с места в карьер этот свин.
Перевел дух, аккуратно опустил курки, чтоб не бахать зря. Потом все-таки осмотрел тропу, чего зря не сделал раньше. Ну и не нашел там никаких признаков человеческих следов. А свиные копытца на грунте отпечатаны были во множестве, не человечья тропа получилась, а звериная, как-то такую возможность Паша не учел.
Вот сейчас уже окружающее безлюдье всерьез Паштета напугало. Попробовал вспомнить, что читал про ту же Беловежскую Пущу, чтобы прикинуть — сколько придется пройти, запутался в нулях десятков тысяч квадратных гектаров, потом почему-то приплелись, не пойми откуда, кубометры и декалитры в градусах Фаренгейта на морскую милю, плюнул на это все и тяжело вздохнул. Мило будет таскаться по дремучим лесам. И никто ведь не гарантирует, что пойдет все как у Лёхи и аккуратно через пару месяцев выкинет обратно в ту же самую точку, откуда и портанулся сюда.
Кстати, а куда это — сюда? Что тут такое? Нет, вроде не эпоха динозавров (а девственный лес как раз в этом плане толкал мысли, больно уж все вокруг было чистым, нетоптанным), но давно валяющийся на болоте скелет с ноутом как-то заставлял вспомнить и то, что видел в телевизоре про Чернобыльскую атомную зону, где живность расплодилась и безо всяких мутантов, что характерно. Может это вообще и не прошлое? Может наоборот? И под метровым слоем земли как раз крошеный бетон, битые бутылки, сплавившийся пластик и черепа оскаленные лежат слоем? Как в "Терминаторе"? Паша поежился. Режиссер-то эти самые черепа из реальности взял, посмотрев фотографии уничтоженного ковровой бомбардировкой Токио, так что все из реала. Никаких фантазий. На минутку мелькнуло паническое желание покопаться в земле — а вдруг и впрямь там под ногами в виде культурного слоя все человечество? Но наваждение быстро прошло.
— Старикан толковал про наши офигительные ресуры. Вот ты сейчас эти самые ресурсы и наблюдаешь. Своими собственными ногами в том числе — по-возможности рассудительно сам себе сказал Паштет. Оценил разумность услышанного, порадовался, что у него есть такой хороший собеседник, как он сам, и не удержался от смеха. Второй день всего в робинзонах — а уже сам с собой болтает. Не, пора завязывать с беспокойством. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Должны же тут быть люди! Просто обязаны. Надо идти и идти. Только и всего.
Это несложно и обязательно даст результаты.
На пятый день пешего похода настроение у Паштета, однако, изрядно ухудшилось. Не к такому он готовился. Туризм совершенно не вписывался в попаданчество. И самое кислое — по-прежнему ни малейшего признака людей. Всякой живности — навалом, даже медведь попался по дороге, но разошлись краями, как принято говорить. Мишка (не шибко-то и большой) встал на задние лапы, а Паша вежливо бочком отошел подальше. Была мысль срезать зверя дуплетом, но попаданец воздержался. С одной стороны, харчи за неделю изрядно убыли и рюкзак сильно полегчал, с другой останавливало то, что придется корячиться с тушей долго — и не факт, что успешно. Читывал как-то роман, в котором все прелести разделки туши неопытным охотником были расписаны. Тогда страшно не понравилось, что в романе про зомбей, не пойми с какого бодуна, такой эпизод воткнут, ан вот сейчас не стал спешить со стрельбой. Слишком много мяса, не сожрать столько, а погоды стоят теплые, даже ночью. Или это в лесу такой микроклимат?
Заметил, что похудел — дырку на ремне стал пользовать новую, чтобы штаны не сползали. Палатку насобачился развертывать мигом и устройство лагеря сейчас уже шло моментально. По утрам тоже собирался на автомате. Еще бы людей найти, в конце-то концов. Но людей не было, хоть тресни. И все попадавшиеся тропки, как на грех, были явно звериными.
Рюкзак похудевший тоже печалил. Поэтому, когда Паше на глаза попалась здоровенная птица, чем-то похожая на курицу по силуэту, он, не думая долго, тихо и аккуратно заменил картечные патроны на пару дробовых, которые на всякий случай держал в кармане. Таких птиц раньше Паштету не попадалось — здоровенная, черного цвета с переливом — синим по спине и зеленым на груди, роскошный хвост веником, мощные крылья. В общем — здоровенная! И когда ружье шарнуло облачком свинца, чертову пташку не убило, а просто сшибло с ветки на землю и незадачливому охотнику пришлось пару минут лупить добычу прикладом и сапогами, чтоб она не улетела. Добил и гордо поднял добычу, поразившись тяжести — килограмм пять — шесть, точно совершенно. Зачетная добыча! Порадовался своей удачливости и тому, что сегодня свежатинки поест, и раз такое дело — Паша встал лагерем раньше, чем обычно, перед тем, однако, отойдя подальше от места охоты и по привычке проверив окрестности. Мало ли кто на выстрел может припереться, тут и украинские наци могут попасться, и дезертиры, берега потерявшие, и обуянные идеей "от можа до можа" поляки, да и просто бандиты, которые человеческую жизнь во время войны и в грош не ставят. Не говоря уже о немцах и всяких прочих венграх-румынах.
Опыта кулинарии такого птицезавра у Паши не было, впрочем, он твердо знал, что хорошие продукты готовкой не испортишь. Сам в этом не раз убеждался. Слова его приятеля и коллеги, который стажировался в Англии и утверждал, что там эта поговорка не работает и да, хорошие продукты английская кухня портит от души, Паштет решил не учитывать.
С готовкой птицы возникли сразу некоторые сложности. Обычно все рекомендовали готовить на природе птицу в глине. Обмазал глиной, посолил — поперчил, зарыл под костром — и наслаждайся. Это было замечательно, но к сожалению, в этом лесу глины Паше не попалось пока ни разу. Варить в котелке, равно как и тушить, сразу не покатило — котелок был явно мал. Оставалось романтическое — пожарить на вертеле.
Последнее Паштет и решил сделать.
Ощипать тушу оказалось весьма не просто, перья держались прочно, приходилось прилагать немалое усилие, да и просто много их было, мощна была пташка, чистый орел, только клюв не хищный. Но глаза боятся — и правильно делают, как говаривал известный офтальмолог. Чтобы разожженый костерок не горел зря, Паша сообразил приготовить себе супчик по-домашнему, и аккуратно выпотрошил добычу поодаль от лагеря. Всякую требуху выкинул, а печенку, сердце, шею сложил в котелок и повесил вариться.