— Пауль! Запалишь вот эти три фитиля! Вот этим, горящим, держи его сторожко, не запали раньше срока! Только после команды, никак не раньше — за локоть оттащил попаданца Хассе к телеге с какими-то свертками, наверное — шатрами из простого выбеленного солнцем полотна, и указывая на свитые в длинные переплетения трофейные фитили. Сам канонир поспешил и встал поодаль. Сейчас было видно, что у всех стоящих в руках дымятся запальники. Все выжидающе уставились на плечистого русского в красном кафтане, который залез на воз со здоровенными чугунными ядрами.
— Зажигай! Зажигай! Зажигай! — громоподобно заорал русский пушкарь, вот же глотка луженая, маханул несколько раз руками, отчего его пальник дал дымные круги в воздухе, спрыгнул с телеги. Все засуетились. Паштет, не медля, сунул свой горящий фитиль к трем распушенным хвостикам, задул во всю мощь легких, отчего полетели искры. Огонек, шипя и искря пополз прочь от Паши, делясь на три пути.
Порядок! Глянул, что у остальных. Десятки дымков тянулись в безветренный воздух, а пушкари, ни секунды не медля, пробирались поспешно среди тесно сбитого обозного добра к своим лошадям. Паша не стал ждать особого приглашения, рванул тоже. Отмотал уздечку от оглобли, вскочил в горячее от солнца седло. Глянул — все тут. Московиты уже уезжали прочь, немцы поспешили за ними. Встали изрядно поодаль, там где был холмик, но не на вершине, а на обратном склоне. У того, кто командовал, в руке была длинная палка, скорее даже шест, обвитый сплетенными фитилями. На дымок от него все и поглядывали. Паштет сообразил, что это индикатор — такой же длины и там фитили, в обозе и сейчас огонь жадно ползет к бочонкам с порохом, запасам фитилей, которые, как оказалось по ценности — пороха дороже, к забитым порохом пушкам… К той мощи татарской, что должна была распахнуть Кремлевские ворота!
Ждали долго. Паштет успел уже критическим взглядом окинуть обреченный обоз, немного разочаровавшись тем, что был он какой-то не по-восточному блеклый, серый, очень утилитарный и функциональный, правда. Вот убитые турецкие и татарские топчии были как павлины и попугаи ярко разнаряжены, а возы, телеги и фургоны — все серое, с серым полотном.
А потом начался такой фейерверк, что куда там Новому году! Очень хотелось посмотреть, но после того, как над головами недвусмысленно просвистело что-то очень увесистое, все, не сговариваясь, присели, а потом пригнувшись поспешили прочь. В обозе словно вулкан проснулся, громадный дымный шлейф выметнуло в небо вместе с языками пламени, причудливо сплетавшимися с струями белого и черного дыма, веера дымящих искр взлетали вверх и пышно осыпались во все стороны, какие — то ошметья и горящие куски взлетали высоко в небо, а уж грохотало и совсем зубодробительно, тугие волны воздуха били по ушам, качали траву. А кроме взрывов там еще и просто разгорался пожар, жадно пожирая телеги, фуры, шмотки и запасы жратвы — рядом с артиллерийским обозом у татар были фуры с сушеным мясом. Прохвост Гриммельсбахер как раз протянул легкий коричневый ломтик Паше, он такого добра целую торбу утащил. Ничего, съедобно, хотя так себе по вкусу и жестковато. Никаких специй, зато соли много.
— Вот и добре! Поехали! — сказал пушкарь, кидая на землю шест с выжженым спиральным узором — как огонек полз, след остался. Не сговариваясь, поспешили к переволновавшимся коням. Хоть и дрессированные были животинки и выстрелов приучены не бояться, но от такого катаклизма определенно перепугались, нервно прядали ушами и танцевали взволнованно, несмотря на успокаивающие увещевания коноводов.
Потрюхали не торопясь и почему-то не туда, куда полагал Паша. Оказалось — к ручейку поблизости, где все нахлебались до отвала, предусмотрительно наполнили прохладной и чистой водой фляги и меха и дали коням напиться, а русские и Паша быстро умылись, раздевшись по пояс, на что немцы посмотрели непонимающе и брюзгливо. После купания сразу стало легче и как-то голова прояснилась. Только в животе булькало, а пить еще хотелось.
— Московит говорит, что тартары к нам веревкой привязаны, не с чем им на Москау идти. Вернутся, порох им нужен, да и пушки наши — заметил Хассе, послушавший речь старшего пушкаря в красном кафтане.
— Красное дело будет! — оскалил крупные белые зубы тот. Кивнул своим товарищам головой. Собрались в колонну по трое, двинули в обратный путь. За спиной продолжало гореть и дымить, даже что-то и сейчас бахало, но уже слабее, рукотворный вулкан утихал. Дымище грозной тучей полнеба затянул, выглядело это на вкус Паштета — тревожно и сурово. Сердце щемило, да и ехавшие рядом посмирнели. Битва не была выиграна — просто гигантской змее очень больно наступили на хвост сапожищем и сейчас змеюка должна была развернуться и влепить обидчикам со всей злобой и ненавистью.
Ехать пришлось куда меньше — на полпути где-то уже возилось старательно русское войско. На холме громоздилась стена с бойницами и узкими проходами, откуда торчали жерла пушек.
— Нам туда! — указал нагайкой пушкарь.
А Паштет опять офигел и погрустнел. В первую голову оттого, что здесь тот самый конструктор "Сделай сам" под названием Гуляй-город теперь выглядел совсем иначе. Когда нашли своих и появилась возможность глянуть — что за стена, то опять удивился, насколько у предков все толково сделано. Теперь толстенные доски, мало не в половину бревна, были собраны в здоровенные щиты метра три на три, каждый такой щит имел несколько амбразур и стоял на больших тележных колесах, а сзади торчали здоровенные оглобли. Все в целом напоминало здоровенную пушку, только без ствола. Явно щит можно было катить вперед, взявшись за станины — оглобли, со стороны противника стенка получалась ровной и гладкой, а амбразуры стояли высоковато, с той стороны врагу разве что в эльф-стайл прыжке можно было бы пальнуть из лука, зато со стороны защитников получалась специальная приступочка, в которой Паша узнал боковину от обозной телеги. Дошло, что видит этакого деревянного трансформера — из одной телеги с досками гуляй-города получалось два таких щита на колесах и со станинами. Стволы орудий выглядывали между щитов, причем и тут была хитрость — тонкие досочки стык щитов мешали штурмующим пролезть в узкие промежутки и довольно надежно прикрывали пушкарей от стрел и пуль с той стороны.
— А неплохо придумали московиты. Получше вагенбурга будет — признал Хассе, одобрительно поглядев на деревянную стену. Шла она явно на несколько километров и в поле представляла из себя весьма надежное укрытие.
Паштет оказался с краю немецкого отряда. Рядом уже были стрельцы, наряженные в серые кафтаны, за ними толпились конники. Общаться с немчинами они не рвались, поглядывали спокойно, готовились явно к бою. Попаданец только диву давался — у этих стрельцов не было и в помине тех самых бердышей, которые были вроде их визитной карточкой, как читал у кого-то. Топоры были, но совсем не похожие на злобного вида секиры-бердыши. И мушкеты были простоваты — как у него. Сабли были у каждого — но опять же в простеньких ножнах без украшений (только у сотника эфес был побогаче, у остальных деревянные щечки-накладки). В целом соседи выглядели прилично и явно собирались подраться от души. Это радовало. По тому, что Паша когда либо слыхал — татар били на Куликовом поле, да еще не били на Угре-реке. Зато ответно — вон даже Москву спалили. В целом создавалось впечатление, что русским татары регулярно выписывали люлей, оставалось, правда непонятно, как взяли Астрахань и Казань, что тоже помнил Паша из давней комедии. В целом перспективы вырисовывались кислые.
А потом Паштет увидел вдали пыль. И не он один — окружающие как то засуетились, по-немецки и по-русски практически одновременно раздались команды вздуть фитили, в воздух потекли сотни сероватых струек дыма, на приступки тут же встали стрелки, только немцы выстроились в очередь друг за другом, а у московитов явно подготавливалось что-то иное, Паша сообразил, что стрелять будут одни и те же, чтобы не терять время на смену места, а заряженные пищали будут подавать им другие, тут же его пихнул в плечо Хассе.
Вскоре уже стало видно массу, которая словно грязная вода во время наводнения текла все ближе и ближе. Потом стали видны отдельные фигурки, впереди вроде как русские по флажкам судя, хотя попаданец бы и не поручился — только понял, что такое — конная лава.
— Вентерем идут, гоооо-товсь! — крикнул сотник.
Спросить, что это значит, Паштет не успел. Гриммельсбахер, что стоял у пушки дальше по фронту что-то каркнул, чего Паша не разобрал. А лава стала забирать вбок и теперь московиты, среди которых было много в темно-серых кафтанах во весь мах неслись боком к стене щитов. Совсем близко — метрах в пятидесяти, если не ближе.
— Бегут от татар, засранцы! — догадался попаданец.
— Пауль, мушкет возьми! — негромко прохрипел Хассе.
Пока фон Шпицберген поворачивался и брал из рук вездесущего Нежило тяжеленную дуру с уже дымящимся фитилем, пока поворачивался обратно — картинка сменилась — теперь пестрой лентой мимо неслись крымские кавалеристы, визжа радостно и уже явно празднуя победу. Лица видно, цветастые одежды и металл блестит, хоть и запыленный изрядно.
— Огонь! Фойер! — раздалось справа и слева и Паша вмиг оглох. Удар по ушам был совершенно неожиданным и очень болезненным. Вся стена гуляй города, все орудия и часть пищалей дали обвальный залп по попавшему в ловушку врагу. С кинжальной дистанции, когда промахнуться было невозможно совершенно. Паша, слегка очумев, все же сообразил и вскинув тяжеленный мушкет нажал на длинную железяку спуска. Полка открылась навстречу тлеющему кончику фитиля, фссыкнул горящий на полке порох, чуточку свистануло дымом из запального отверстия и мушкет пхнул стрелка в плечо.
Паштет добавил свою пулю в те пуды свинца, ядер и каменного дроба, что влетели в плотную массу татарского авангарда.
Странное ощущение — хоть уши и были оглушены громом близкого залпа, но тем не менее услышали странный тупой стук, живо напомнивший дачу и осень, когда Паша тряс яблони, собирая урожай. Вот точн