Он был настолько рад ему, что тут же, словно деревенщина, простак, не смущаясь светских гостей, опустив негласно разрешение Нощекина, поспешил по лестнице вниз.
– Друг любезный, вы ли это? А я думал, вы в Петербурге! – не скрывал радости Пушкин.
Друзья обнялись, обменялись любезностями, несколькими словами о том, что лучшее у них из произведений, кто над чем работает. К ним подошел Нощекин. Тот, не меняя великодушия, почтил его своей встречей. Лампады и яркий свет отражались от стен и позолот декора. Нощекин и Вяземский оставили Пушкина за разговором.
– Кстати, а вот, Петр Андреевич, хотел бы у вас спросить о петербургских манерах, – спросил его Нощекин.
Тот тут же был весь во внимании, страсть Вяземского – давать всеобщее прояснения того, что он лучше знал.
– Ого! – Петр Вяземский вошел в раж. – Конечно, Петербург с чертами наивысшего рассвета по сравнению с узкой гранью московского быта весьма и весьма преобразован.
– Вы так считаете? – Нощекин не ожидал открытого ответа от князя. – Москва – это, конечно, череда склок, и большинство в ней не терпимы, но ведь французский деятель не поленился прийти именно на Москву.
– Голубчик, от Московии до парижского Монмартра два аршина, я образно по длине пути, – пояснил Вяземский.
Нощекин внутри себя неистовствовал, когда напыщенный франт вновь преодолевает его в беседе. «Напущу на тебя Пушкина…» – думал лицеист, друг Александра Сергеевича.
Но в самом деле не считая в их разговоре ничего зазорного. Они даже не заметили, как поэт уже исчез с их поля видимости. Друг по лицею, шалопай и картежник, все же знал Вяземского, как уличить его в разговоре.
– Кстати, Петр Андреевич, слух о том, что комедия Грибоедова «Горе от ума» весьма тонко напоминает состязающиеся отношения преобладания общества над вздором и политики, – сказал Нощекин.
Тут Вяземского словно подкосило, он задумался. В самом деле, он никогда не читал Грибоедова, но слышал о нем, и не сказать о писателе и столь грандиозной личности означало, что он был несведущим босяком. А Пушкин в свое время уже отслеживал то, что заставило его вдруг отвлечься от друзей. Вот вновь то личико. А вот его опять закрыли фраками и нарядами, на миг поэту представилось это нестерпимым. И вот Пушкин уже в поисках. И вот снова это личико, милое и детское, тут же захотелось узнать ее имя. Не пользуясь представлением, Пушкин мчался через зал. Как вдруг заиграли фанфары, музыка вошла волной по залу. Объявили танец. Пушкин опять потерял из виду девушку. Но тут его взгляд приковало неведомое существо с голубым взглядом.
– Господин Тегеран?!7 – это была Идалия Полетика, она узнала Пушкина.
О нем она узнала однажды в листке еженедельника «Московская культура», под периодикой газеты «Московские ведомости» в 1830 году его выпуск был прекращен. Очаровательное молодое лицо сразу прельстило поэта, однако обручальное кольцо тут же вывело из соблазна.
– Весьма прельщен, чем могу служить? – сказал Пушкин.
– Ваше лицо, мне думается, знакомо, – схитрила она так же кокетливо, как и остановила поэта, – по очертанию из листка «Московской культуры». Мой муж – ваш поклонник, Александр.
Слова незнакомки весьма льстили поэту, но он не подал вида, так же, как не показал трепетного поиска понравившейся ему другой незнакомки.
– Ходит слух, что вы были и на боевых местах, на обострениях на окраинах Турции с Россией, – удерживала она его, изучая.
Пушкину льстило приписанное ему военное отношение, он едва сдерживал себя от того, чтобы сказать, что это не так.
– Мой друг граф Бенкендорф знает обо мне много. Не буду скрывать мой талант в творчестве и наблюдении, я познавал Кавказ, излазил почти все его стороны, но это было до славной кампании8, – и чтобы поднять себя в обществе светской дамы дополнил, – но, по моему мнению, наш государь многозначно бы мог оценить мою фигуру.
Сказал Пушкин, имея в виду его ссылку в Михайловское.
– Можете узнать у Бенкендорфа9.
Упоминание российского военачальника, генерала кавалерии, шефа жандармерии и начальника собственной канцелярии Его Величества сразу бы поставило точку в вопросах незнакомки, но разговор зашел о состоянии границ Кавказа и Турции.
– Кажется, я думаю, он мне знаком, в любом случае, мой муж мог бы весьма с ним и встречаться, уж без поддержания кавалергардии ни одно целое войско не смогло выступать, – блеснула Идалия.
– Ну, в горах предпочтительнее передвижение пешим строем, чем конным, – предположил Пушкин, не задумываясь в своих речах, он выискивал понравившийся силуэт.
– Так вы, значит, не были в столь отважных боях при Тифлисе? – спросила Идалия.
– Увы, блистательная моя, я находился на ту пору в ссылке по весьма высокопоставленному для монархии заключению, – ответил Пушкин.
Идалия Григорьевна не понимала собеседника и заискивающе ожидала его пояснений.
– Домашний арест, государь считает, что мне нужен отдых. Да-да, – Александр был в своем репертуаре, – давайте на отдых, Александр Сергеевич, чай, говорит, совсем уморились. Отправляйтесь-ка и творите, творите…
Не снимая улыбки, говорил мало знакомой ему фаворитке из рода особ, приближенных к царскому двору. Та не скрывала удивления и больше гадала: правда это или шутка. Но он ей понравился. При этом Пушкин не забывал оглядывать танцующих. Наконец жена ротмистра Полетика заметила его бегающий взгляд.
– И чем же вы сейчас занимаетесь, пишете очередную повесть? – спросила Идалия.
Полетика считала, что непременно должна подружиться с наглым поэтом.
– О чем она? – спросила она.
– De Madame ce que je écrire bientôt vous amuse serait plutôt que surprise10, – ответил ей Пушкин.
При этом Полетика перефразировала перевод неправильно, поняв как «…вы забавная», и его шутка не понравилась ей. Тут же она попыталась найти истину его словам. Но, так и не отыскав, еще попыталась задержать его персону рядом со своей, но тщетно.
– Мадам, прошу за беспокойство простить, je dois y aller, – произнес Пушкин, заметив Наталью Гончарову в обществе двух женщин.
Пушкин заметил у юной спутницы кавалера, в нем тут же брызнула мысль о возможном скором знакомстве при помощи этого франта, молодой офицер – шаг к знакомству с юной девицей.
Это был юный поручик Баратынский Сергей, Александр Сергеевич не упустил возможности, дважды найдя себе выгоду.
– Как поживает дорогой Антон Антонович, – Пушкин подкрался, спросив о Дельвиге.
Брат его друга Сергей Баратынский не раз бывал у Пушкина в Петербурге, его друг ныне проживал у брата, снимавшего комнату на время учебы, учась в медицинской академии. Сам Сергей с рассудительным подходом к жизни находился в поисках женского внимания, что привело его на бал. Пушкин в своей манере хулиганских выходок нарочно оборвал знаки внимания поручика к юной девице в виде поцелуя Сергея руки Натальи Гончаровой. Тот не знал, что ответить.
– Воистину, Александр… Сергеевич, все в добром порядке, – ответил, собравшись, Баратынский.
– Прошу представить вашу спутницу, – напрашивался поэт.
Сергей не желал упустить столь прекрасное создание, бывшее рядом с ним. Весь свет обожал Пушкина, ему прощали многое.
– Пожалуйста, Наталия Николаевна Гончарова с маменькой и тетей, – представил дам будущий медик.
Ну что же, цветок бала у Пушкина в руках, брат Евгения Баратынского никак не считался ровней поэту, но был лишь славный юный начинающий франт. Ни распоряжающегося чина, ни эполет, максимум, что медицинский работник для своей губернии, не то что его брат – поэт-мыслитель. Однако Пушкин помнил о маскараде в Благородном собрании, где его спутник Баратынский ухватил перед ним одну из фрейлин, и сейчас он словно получал реванш, и, по мнению Александра Сергеевича Пушкина, тот имел обязанность уступить ему ныне, как он некогда в усадьбе Долгорукого.
Александр Сергеевич тут же был покорен юной барышней. Завязался разговор, маменьке и ее сестре понравился молодой человек, однако как мужа своей дочери она его никак бы не предполагала, но и не отрицала бы, поэтому узнавала о нем побольше. Конечно, речи шли о творчестве Пушкина, на которые он охотно отвечал, глядя на шестнадцатилетнюю Гончарову.
– Вы не представляете, Наталья Ивановна, как Кавказ прекрасен, он вдохновляет, я там успел сделать несколько эпитетов. Думаю, их в скором времени разместить в «Современнике», в частности, обещают вынести и в «Московских ведомостях».
У женщин не было слов.
– Это удивительно, – произнесла Наталья Ивановна Загряжская.
– Да, в скором времени мне снова предстоит уезжать, однако в Петербург, но после посещения царских дворов и имений, а после я вновь в вольном странствии. Ищу новых вдохновений.
Наталья Ивановна заметила взгляд интересующегося юноши. Баратынский же уже переключился на новых посетителей, понимая своего друга.
– Это прекрасно, – сказала мать юной Наталии.
– Как было бы замечательно, если бы вы посетили наши края, – безучастно к словам поэта сказала Загряжская.
Этим приглашением Пушкин наконец получил ключ к Наташеньке. Тут объявили бал.
– Это было бы замечательно. Знаете, в Болдино у меня остались некоторые дела в имении, что нужно завершить.
Пушкин украдкой обратил внимание на девицу, что не осталось не замеченным ее теткой.
– Мы из Тамбовской губернии, поместье Карман… Нас пригласила наша родственница, она недавно обручилась с Львом Полетикой и часть имения переходит ей, – она стала грустной, – так сложились дела.
Но вновь выпрямилась, словно ничего и не случилось. Тут Натали пригласил один унтер-офицер, Пушкину стоило бы не пропустить милое дитя, на котором он решил жениться непременно.
– Да вон она, Идалия Полетика, с каким-то молодым человеком, заметили? В зале в левый край выходит?