Ребята вернулись в детский дом очень поздно. Прощаясь с Сабиной, Левка сказал:
— Дураком надо быть, чтобы от такого человека, от такого знаменитого артиста убежать!
На лестничной площадке его поджидал Миша.
— Ну как? — спросил он с волнением. — Говорил насчет меня?
— Говорил. Ничего не выйдет, Миша… Он сам клоун… И жена его клоун…
— Жаль… А я-то надеялся… Так надеялся… — тяжело вздохнул Миша и сильно закашлялся.
Глава восьмаяЛевка становится «человеком-змеей»
На другой же день Дойнов забрал Левку и Сабину из детского дома. Репетировать начали во дворике.
— Каучук — особый жанр, — объяснил Левке Дойнов. — У тебя должны расходиться позвонки. Но не слушай, ежели кто треп пустит, что это для роста плохо. Болтают.
— Как? — испуганно спросил Левка.
— Не бойсь. Ты знаешь, что каждый человек к вечеру становится ниже ростом?
— Ну да? — не поверил Левка.
— Не слыхал, темнота? За счет жидкости между позвонков. За день человек находится, намыкается, его позвоночный столб на сантиметр-полтора дает усадку. Отдохнет тело за ночь, утром снова подлиньше стал. На себе проверь! Смерься утром и вечером — увидишь. А ежели артист, кто работает каучука, повиснет руками на турнике, расслабит мышцы, повисит минуты две, то его тело вытянется на десять-пятнадцать сантиметров, а то и поболе. Так должно стать и у тебя. Потренируемся. Ничего страшного. Увидишь. Помять тебя, конечно, придется. Но коли артистом решил стать — держись!
Дойнов поставил побледневшего Левку лицом к себе. Левка сделал мостик. Дойнов с силой потянул его за плечи. Мальчик вскрикнул.
— Терпи! Твоя башка должна лечь на задницу! Гнись назад! Гнись! Сызнова гнись!
Дойнов опять больно надавил, и Левка еще раз вскрикнул от боли.
— Не бойсь! Не сломаю! Теперь садись на пол.
Громадина борец всей своей тяжестью стал давить на мальчика сверху, мять ручищами. Эта пытка продолжалась около двух часов. Вспотевший, измученный, Левка к концу репетиции еле дышал.
— Теперь сходим в баню, попаримся как следует, потом обедать. Любишь париться-то? Молодец!
— Потри спину, — попросил в бане Дойнов.
Левка принялся намыливать огромную мускулистую спину атлета, изо всех сил натирать ее мочалкой. И тут взгляд его упал на изуродованные уши борца. Левка подумал:
«А может, набрехал Мишка, что у борцов уши жесткие? На вид они совсем мяконькими кажутся… Может, он ничего не знает про уши-то? Просто отцу поверил… Вот бы пощупать… Нет, неудобно… А момент самый подходящий… Когда еще такой будет…»
Уши-пельмени были совсем рядом. Они дразнили, манили… Левка слегка ткнулся в них носом, но ничего не почувствовал. Решившись, наконец, он как бы ненароком задел намыленной мочалкой правое ухо Дойнова, схватился за него двумя пальцами, быстро ощупал сверху вниз.
«Действительно, как из камня. Одни хрящи. Не сбрехал Миша. Может, и насчет борьбы они с отцом правы?..»
— Ты чего? — удивился Дойнов.
— С ушей мыло снял, — сказал довольный своей находчивостью Левка и спросил, осмелев:
— Это у вас крестик золотой?
— Ясное дело, золотой.
— Значит, вы в бога веруете?
— Кто же не верит в бога? Одни чмуры. Я еще и ладанку ношу А ты неверующий?
— Неверующий.
— Ну и охламон, выходит.
После бани Дойнов торжественно вручил ребятам заветные матроски.
— Как херувимы вы у меня. Как куклята!
— Ну, мы пошли в детдом. Наших навестить.
— Дело! Стой, куда без шляпы-то? Спятил?
— Не надо шляпы…
— Как так не надо? — мгновенно рассвирепел Дойнов. — Чмур упрямый! Что такое шляпа, я тебе объяснял? Повтори!
— Символ артиста, — робко пролепетал Левка.
— Ну вот то-то. Чтобы по улице без шляпы ходить не смел. Только в комнатах разрешаю сымать. Подложи газетины и дуй.
Было ужасно стыдно идти в шляпе. Левке казалось, что вся улица смотрит на него. Мимо пробежали трое мальчишек.
— Велипут! Цилиндра! — закричали они.
Левка снял шляпу, понес ее в руке.
В детдоме старенькие матроски с якорями вызвали восторг. Ребята ходили за Сабиной и Левкой толпами, щупали материал.
— Вот повезло вам, — с завистью говорили они, — А шамовка хорошая?
— Мировая! Не то что в детдоме.
— А Дойнов вас не калечит?
— Что вы. Сказали тоже. Он совсем как родной!
Тем же вечером Дойнов случайно встретил Лёвку на улице со шляпой в руках.
— Я что тебе сказал, упрямый чмур? Будешь слушаться или нет?
Залепив Левке увесистую оплеуху, Дойнов по самые уши нахлобучил на него шляпу.
Как-то к Левке и Сабине пришел в гости Миша. Из комнаты хозяйки доносился равномерный стук швейной машинки.
В клетках распевали канарейки. Пахло сиренью. Пышные ветви заглядывали прямо в раскрытые низенькие окна. Вечернее солнце ударяло в зеркало, и на обоях дрожал большой зайчик. Сабина отдыхала, лежа на диване, Левка — у стола на вытертом коврике для выступлений. Миша сидел рядом на табурете.
— Есть такая казнь, — рассказывал Левка Мише. — Наклоняют деревья, привязывают к макушкам за ноги человека и отпускают… Вот и мне так же больно, когда шпагат делаю… А когда Донец мять начинает — еще больней…
— Больше сил нет, — вздохнула Сабина. — Шпагат мне дается легко. А вот когда стою на руках, тошнит и запястья болят… А уж сколько времени репетируем…
— А я на любые муки согласен, лишь бы в клоуны взяли, — вздохнул Миша.
— Это тебе так кажется, — сказала Сабина. — Ни рукой, ни ногой не пошевелить… Верно Донец говорит, слабенькая я… И температура тридцать восемь и два.
— И у меня повышенная, — сказал Левка. — Это просто крепатура.
— Что за «крепатура»? — спросил Миша.
— Перетренировались. С непривычки. Большая нагрузка на мышцы.
— Так ведь круглые сутки ломаемся, — сказала Сабина. — И с Донцом и без него…
— Пошли ко мне, бедолаги… Костюмы будем мерить, — позвала хозяйка.
— Готовы? Ур-р-р-а!
С трудом передвигаясь, ребята отправились вслед за хозяйкой. Костюмы получились убогие, безвкусные, по ребята этого не заметили. Левка очень понравился себе — в шароварах из марли с синим поясом и в красных матерчатых тапочках. На голове пестрый платок.
— Совсем как разбойник из сказки про Али-Бабу! — воскликнул Миша Кац. — А ты, Сабинка, похожа на Золушку, когда она уже принцесса. Только юбочка малость коротковата.
В комнату вошел радостный Дойнов с портфелем в руках и объявил:
— Все! Скоро можем отплывать! Вот документы на испытательный срок, вот бумаги на право работать. Поедем по селам, по местечкам, по городишкам. Лафа! Житуха, как у птахов разных! Лети на все четыре стороны! Отсюдова на юг махнем — в Кисловодск, а может, в Тбилиси. Но это все потом. А пока разведку боем провернем. Вокруг Уральска помотаемся пару месяцев. Все от вас зависит. Выдержите испытательный срок — артистами станете, нет — будете в макаках весь век ходить! Сдрейфили? Нет? Молодцы! А сейчас, хозяюшка и пацанчик, садитесь — поглядим на артистов. Ну-ка, Левка, ложи коврик и весь номер с начала до конца!
Левка налил из графина воды, поставил стакан себе на лоб.
— Продажу! Сразу же давай продажу! Как я учил! — крикнул Дойнов. — Комплимент выдавай!
Левка развел руки в стороны, медленно повернулся налево, потом направо.
— Жми дальше!
Продолжая держать стакан с водой на лбу, Левка плавно опустился на коврик, лег на спину, балансируя стаканом, поднял ноги до головы, согнул их, зажал коленями стакан и коленями же поставил его на пол за своей головой, перевернулся, встал, раскланялся, расставив в стороны руки.
— Улыбайся! Улыбайся! Что за комплимент без улыбки?
Левка улыбнулся.
— Нет, это у тебя «собачья улыбка» выходит: одни губы улыбаются, а глаза плачут. Глазами улыбайся! Всем мордоворотом! Так. Уже лучше. Теперь в обратном порядке всю комбинацию. Алле!
Дойнов бросил на пол веточку сирени. Левка встал к ней спиной и, медленно прогибая тело назад, вспотев от сильного напряжения, с трудом ухватил цветок зубами, но неудачно. Он выпал.
— Сызнова! — закричал Дойнов. — Настоящий артист будет повторять трюк, пока не получится.
Левка никак не мог ухватить сирень зубами. Ее запах дурманил, кружилась голова.
— Сызнова! Сызнова! — кричал Дойнов до тех пор, пока Левка не выполнил трюка. — Отдохни минутку и валяй стоечку на локтях! Молодец! Теперь шпагат!
Левка медлил.
— Шпагат, чучело! Не бойсь! Сейчас больно будет, зато потом мне спасибо скажешь. Ну, садись!
Левка сжал зубы, заранее предчувствуя знакомую боль, медленно расставил ноги, опустился… и улыбнулся.
— Ты чего?
— Не так больно уже. Не так больно!
— А я что говорил, чмур? Кончается крепатура!
Сабине тоже на этот раз было не так больно.
Отрепетировав, Дойнов собрался отдохнуть.
— Можно нам с ребятами пойти в детдом? — спросил его Миша.
— Нет! — ответил Дойнов. — Сегодня никаких детдомов! И завтра! Сейчас надо разминаться и разминаться до бесчувствия. Вот будем уезжать, сходят попрощаются.
— А когда вы уезжаете? — спросил Миша Кац.
— Скоро уже. Совсем на днях!
Часть третьяПо «диким» бригадам
Глава перваяПервые спектакли
Вечером в комнате собрались все участники программы: Дойнов, жонглеры Валерия и Павел Абашкины, баянист Панич, Левка и Сабина.
— Маршрут у нас такой, — объяснял Дойнов. — Поедем по станицам, колхозам, по райцентрам через Лбищенск до Каспийского моря, до Гурьева. Оттуда назад в Уральск.
— А где начинаем? — спросил Павел Абашкин.
— В Круглоозерном — утренник для детдома, вечером — представление для колхозников, — послезавтра — Серебряково и дальше.
— Всех наших увидим, — шепнул Сабине обрадованный Левка.
Совещание закончилось. Левка вышел вместе с Абашкиными. Молодые жонглеры ему очень понравились, особенно Павел, высокий, отлично сложенный, с красиво посаженной головой.