«Популярнейший артист Грузии» оказался обходительным худощавым человеком лет тридцати, с непомерно большой для его маленького темени лысиной.
— Зачем будем ссориться, кацо? — миролюбиво сказал он. — Зачем деловым людям мешать друг другу, дорогой? Места под солнцем не хватит, да? Я же не знал, что вы за мной ездите. Разработаем такие маршруты, кацо, — никогда не встретимся! Большое дело! Вах! Сегодня ты приходи — нас посмотришь, завтра я приду — вас посмотрю. И до свиданья! Вечером приходите всей бригадой.
Левка познакомился с ассистентом Русидзе — Мамия, подростком лет четырнадцати, очень важным на вид.
— Все номера будут, что на афише указаны? — спросил Левка.
— Все.
Из программы Левке понравился только номер Русидзе. На сцену торжественно, под грузинский марш, который играл на баяне слепой старик в черкеске, вышли Русидзе и Мамия. В руках у Мамия была доска, тщательно укрытая старой скатертью с бахромой.
— Приступаю к сеансу гипноза, к передаче мыслей на расстояние! Прошу внимания и тишины! — торжественно объявил Русидзе. — Мне нужны три ассистента из публики, умеющие быстро и правильно считать.
Левка и двое зрителей вышли на сцену. Русидзе усадил их за стол и выдал каждому по карандашу и листку бумаги. Мамия, жуя что-то, подмигнул Левке. Видно было, что ему все это давным-давно осточертело.
— При-сту-паю! — медленно произнес Русидзе, а потом заговорил быстро и привычно: — На бумажке, что у меня в руке, зрители будут писать четырехзначные цифры, комиссия подсчитает общую сумму а результат всегда будет один и тот же. Он написан мною заранее на грифельной доске. Произойдет это чудо потому, что я буду внушать каждому, к кому подойду, именно те числа, которые мне нужны. Это очень трудный опыт. Ловите мои мысли! Ловите!
«Маг и чародей» подошел к колхознику, пристально уставился на него, передал бумажку и карандаш, затрясся, замахал руками и зловеще прохрипел:
— Пиши четырехзначную цифру, кацо! Смотри мне в глаза! Читай в них! Читай!
Колхозник, с опаской глядя на гипнотизера, написал какую-то цифру.
— Спасибо! — торжественно сказал Русидзе, заглянув в бумажку. — Именно эту цифру я и внушал!
Точно таким же образом Русидзе заставил написать на бумажке цифры еще шестерых человек, поднялся на сцену и предложил комиссии:
— Подсчитайте сумму и огласите итог!
— Две тысячи сто девяносто три! — первым крикнул Левка.
— Правильно! Молодец, кацо! — похвалил гипнотизер, быстро подбежал к грифельной доске, сорвал с нее скатерть.
На доске было написано: «2193».
— Именно две тысячи сто девяносто три! Как это по-грузински звучит, а, Мамия?
— ОРИ АТАС АС ОТХМОЦДА ЦАМЕДИ! — что есть силы выпалил ассистент.
Ошеломленные зрители разразились градом аплодисментов.
Левка прошептал на ухо Эльзе:
— Вот это да! Действительно, гипнотизер. Как будто колдун! Ловко внушает!
Потом бригада Русидзе посетила концерт Дойнова.
Выступление Левки настолько понравилось Мамия, что он, поглядев на него с обожанием, сказал:
— Ладно! Раз ты такой артист, то раскрою тебе тайну фокуса «ОРИ АТАС АС ОТХМОЦДА ЦАМЕДИ»!
— А разве это фокус, а не гипноз? — ахнул Левка.
Мамия расхохотался.
— Какой, к черту, гипноз! Самый пустяковый фокус! На бумажке зрители пишут одни цифры, а Русидзе незаметно ее подменяет на бумажку с нашими цифрами и дает комиссии подсчитывать. Итог, конечно, всегда будет один…
— ОРИ АТАС АС ОТХМОЦДА ЦАМЕДИ? — расхохотался, в свою очередь, Левка.
— Вот именно. Две тысячи сто девяносто три!
В тот же вечер Левку разыскал Русидзе.
— Разговор будет деловым, кацо, — начал он. — Сколько тебе платит Дойнов эа рекламу и работу?
— Хватает.
— Предлагаю только за рекламу пять процентов со сбора. Устраивает?
— Нет. Я от Дойновых никуда не уйду. Тут моя семья.
— Подумай, кацо, жалеть не будешь, дорогой. Я тебя пальцем не трону! А Дойнов, я слышал, убивает?
— Нет, не убивает. Учит.
— Как сыр в масле кататься будешь, кацо! За ассистентство — отдельная плата, дорогой! За номер — отдельная. За рекламу — десять процентов со сбора положу. Обучу тебя замечательным трюкам. Настоящему факирскому номеру Натуральному индийскому. Все артисты цирка позавидуют! Кусок хлеба на всю жизнь. Ни у кого сейчас нет такого трюка. А он мне в программе позарез нужен. Подумай, кацо! Подумай, дорогой! Не говори сразу «нет». Мы теперь маршруты друг друга знаем, спишемся…
«И вот, представляешь, — писал Левка Мише, — просто охотится он за мной! Атакует письмами, Будто я действительно уж какой артист. Даже в город Махарадзе, помощника своего, прислал уговаривать. Ничего пацан. Наш с тобой ровесник. Зовут Мамия. По-русски здорово балакает. Русидзе передал с ним подарок — посылочку с сухофруктами. Но я опять не согласился переходить. Сухофрукты, конечно, взял — дурак я, что ли? Мировой гостинец! Половину отправил Радику.
Пишу уже второе письмо. А от тебя ни слуху ни духу. Ты в обиде, что ли? Если да — напиши за что. Жду ответа, как соловей лета! Пиши. Лев. Не ответишь — больше не напишу, так и знай!»
Дойнов вел себя по-прежнему. Валя ужо не могла заступаться за Левку и Эльзу. Самой доставалось. Жадность атлета росла с каждым днем.
Единственной отрадой для Левки была Милочка. Он уделял ей все свободное время, кормил ее, одевал, нянчил, пел песни, даже купал. Валя не могла нарадоваться на добровольную няньку.
— Будто братик и сестренка вы у меня!
Однажды, когда Левка играл с Милочкой, прибежала радостная Эльза.
— Угощайся! — она протянула кулек с бубликами и печеньем.
— Откуда деньги?
— Трешницу на улице нашла, представляешь?
— Повезло тебе!
Эльза посидела немного и ушла в клуб готовиться к выступлению.
— А мы будем играть в цирк, да, Милочка?
Они уселись на пол. Резко отворилась дверь, и ворвался взбешенный Дойнов. Глянув на бублики и печенье, лежащие на столе, он, ни слова не говоря, вырвал из рук дочери куклу и отшвырнул в угол. Девочка горько заплакала.
— Что случилось? — спросил изумленный Левка.
— Не знаешь?
Дойнов сорвал со спинки кровати полотенце, свернул его жгутом, сунул в ведро, вымочил в воде, отжал. Ничего не понимающий Левка с любопытством и страхом следил за этими непонятными действиями.
Подойдя к мальчику, Дойнов что есть силы ударил его но спине полотенцем. Левка упал на пол. Милочка заревела в голос.
— За что? — взвыл Левка.
— Сам скажешь за что! Знаешь за что! — приговаривал Дойнов, колотя его мокрым полотенцем. — Сухофрукты жрешь, паразит!
«Про Русидзе узнал…» — подумал Левка.
Вошла Валя, закричала, повисла на руке мужа.
— Что ты делаешь? Ему же работать!
— Не вмешивайся! От полотенца следов не остается! Бубликов накупил! Печенья накупил, гад!
«Нет, тут дело не в Русидзе… В чем же?.. В чем же?..»
— Не дам! — истошно закричала Валя, загораживая Левку.
Дойнов оттолкнул жену в угол к Милочке, схватил Левку за грудки и затряс в бешенстве.
— За что? За что? — кричал бледный Левка.
— А кто из портфеля полсотни взял, паразит? То-то, я гляжу, сухофрукты который день жрет, всех налево-направо угощает! Сладкого накупил! Я тебе дам сладкого!
«Эльза!» — догадался и чуть не выкрикнул Левка.
— Я! Я взяла деньги! Забыла тебя предупредить! — закричала Валя. — Я взяла!
«Нет, неправда! Это Эльза! Эльза!..»
Дойнов медленно выпустил мальчика, пробубнил:
— Ничего… Аванс… Умнее будет…
Рыдая, Левка выскочил на улицу, помчался к клубу.
«Убегу!.. Все… Решено…»
— Ты украла! Ты! — закричал он, врываясь за кулисы.
Эльза тут же расплакалась, призналась, что гвоздиком открыла замок портфеля, забытого Дойновым, взяла деньги.
— Я достану. Сбегаю к Русидзе. Он работает в селе рядом. Вернем.
Русидзе очень обрадовался, увидев Левку.
— А, кацо! Молодец, что навестил! Давно пора. Проходи, проходи. Рад гостю, дорогой!
— Вы мне можете одолжить денег? — с места в карьер спросил Левка.
— Тебе? О чем разговор, дорогой? Сколько попросишь — столько бери! А насчет того, чтобы ко мне навсегда, — не надумал?
— Надумал. Сегодня же, как только отработаю, прибегу!
— Наконец-то!
Левка вместе с Мамия отправился в обратный путь. В клуб Мамия не пошел — остался ждать Левку на окраине города. Дойнов встретил Левку, как всегда, грубо:
— Где шлялся, чмур? Пора публику пускать! Размяться не успеешь! Понянчи девчонку! Слышишь, орет как недорезанная! А после представления серьезно поговорим!
«Не будет у тебя сегодня разговора со мной!» — подумал Левка.
Отработав номер, он вернулся за кулисы. Девочка крепко спала на скамейке в углу. Дойнов и Валя в клоунских костюмах вышли на сцену.
— Добрый вечер, дорогие зрители! Перцу в нос не хотите ли? — крикнул Дойнов.
— Где портфель? — шепотом спросил Левка у Эльзы.
— Вон, на шкафу.
Он долго возился с портфелем. Замок не поддавался. Руки дрожали. Гвоздик застрял в скважине.
— Сейчас вернутся… Не успеешь… Брось ты портфель! Я деньги так передам.
— Нет!
Замок, наконец, открылся. Мальчик сунул деньги в портфель, закрыл его. Надев пальто прямо на цирковой костюм, сорвал с головы пестрый платок, сунул его в карман, подошел к Милочке.
— Прощай, сестренка! — сказал он еле слышно, расцеловал девочку, простился с Эльзой, взял в руки узелок, выпрыгнул в окно и побежал.
Добежав до угла, остановился, сорвал с головы шляпу и швырнул ее в урну.
Глава пятаяЛевка Али Ибн-Баба-оглы —индийский факир
Они двинулись по шоссе. Дул ветер, было холодно. Навстречу показались волы, запряженные в телегу Ребята посторонились. Ночь была светлая. Ярко сиял ковш Большой Медведицы. Пахло мятой.
— Красиво у вас в Грузии, — сказал Левка.
— Ты еще в Тбилиси не был, вот где красиво!
— А мы туда не поедем выступать?