— Вряд ли… Туда диких не пускают…
Дорога свернула влево. Ребята поеживались от холода. Луну закрыло тучами. Левка вспомнил:
— Да, слушай, Мамия! Что это за номер со мной хочет сделать Русидзе?
— Факира. Это страшный трюк! Мы приезжаем на место, сразу идем в пивной ларек или на свалку — достаем штук пятьдесят пустых бутылок и стеклянных банок.
— Зачем? — удивился Левка.
— А вот слушай, не перебивай! На сцену выносят бутылки. Русидзе вызывает нескольких желающих из публики. Выбирает кто поздоровее. Силачи разбивают бутылки кувалдами. Ты выходишь в одних плавках, босиком. Русидзе шепчет заклинание, и ты начинаешь ходить по осколкам, потом ложишься на спину.
— А какой секрет у фокуса?
— Никакого фокуса нет! Все взаправду!
— Брось! — не поверил Левка. — Прямо на острые стекла?
— Ясное дело, на стекла, а не на перину! Стекла больно колют спину, втыкаются в нее… Бр-р-р-р… Дрожь берет, как подумаешь… Неприятно — ужас!
— И здорово больно?
— Еще бы не больно! Терпеть можно, конечно. Площадь стекла большая, повторяю тебе. Но это еще не все. Главное — впереди. Видишь камень? — Мамия указал на огромный белый валун у дороги.
— Вижу.
— Именно такой валун молотобойцы кладут тебе на грудь и начинают со всей силы разбивать его кувалдами. И ты не сдыхаешь, вот что удивительно! Тут какой-то закон физики действует, черт его знает!
Левка поежился. Они подошли к камню. Мальчик ощупал его, попробовал поднять. Камень был холодный, мокрый, скользкий.
— Так в нем же килограммов сто, не меньше!
— Именно такой и нужен! А бывает, и потяжелее кладут… Да, совсем забыл! Пока бутылки разбивают, ты медленно ходишь перед публикой взад и вперед — съедаешь тонкий стакан.
— Как съедаю? — ужаснулся Левка.
— Вернее, не съедаешь, а откусываешь кусочек и выплевываешь, откусываешь и выплевываешь. Конечно, можешь и съедать, если хочешь. Русидзе умеет. Истирает на зубах стекло в порошок…
Сзади послышался шум мотора, сверкнули фары. Мимо проехал грузовик, резко, со скрежетом затормозил, остановился впереди в двух шагах. Из кабины вышел Дойнов. Подбежав к Левке, пребольно схватил его за ухо.
— Смыться задумал? От меня не смоешься!
Несколько раз ударив Левку, он схватил его за шиворот, забросил в кузов, сел сам и крикнул Мамия:
— Своему фокуснику вшивому передай, чтобы мне не попадался! Встречу — ноги повыдергиваю! Искалечу! Чтобы знал, как работников переманивать! И тебя не забуду, если еще явишься! Прическу попорчу, учти, жлоб!
Машина тронулась в обратный путь.
Бежать к Русидзе Левке удалось только через полмесяца. Они тут же начали репетировать факирский номер.
— Не бойся, кацо, не бойся, дорогой, бери с меня пример, — говорил Русидзе, разгуливая босыми ногами но стеклу. — Ложись, дорогой! Совсем не больно, прошу тебя!
Левка решился и лег. Терпеть боль было можно.
— На первом же представлении начнешь работать! Молодец! Теперь я встану к тебе на грудь. Привыкай к весу. Мамия, перестань жевать! Становись рядом! Попрыгай, попрыгай на нем немного! Терпишь, кацо? Молодец! А ты боялся, дорогой. Что я говорил? И к валуну привыкнешь и к кувалдам! Теперь вставай, стакан кусать будешь! Кусай, кацо, стакан, кусай, дорогой! Не бойся крови. Али Ибн-Баба-оглы тебя будем объявлять. Красиво!
«Миша! Несчастье! — писал Левка Мише Кацу из Натанеби, — Васильев прислал письмо. Жуткое дело. Сабина сбежала. На другой же день после нашего отъезда. Нигде не найдут. Признаюсь тебе — заплакал. Руки опустились. Где она сейчас? Ума не приложу. Может, она к вам в детдом попала? Ведь у нее там подружки есть! Узнай у ребят, может, кто слышал.
Это мое третье, и последнее, письмо — так и знай! Большей свиньи, чем ты, я не видел! И Мамия так считает. Мы здорово дружим. Хоть ты и не стоишь, а я говорил о тебе с Русидзе насчет клоуна. Обещал подумать. Вдруг выйдет, представляешь? Будем вместе. Может, и Сабинку пристроим. Только бы нашлась! У Радика все в порядке. Привет тебе от Мамия. Лев. Дойнов, собака, обещал найти хотя из-под земли, но пока, видишь, все в порядке. Выезжаем в Самтредия. Сейчас идем на вокзал».
На вокзале Левку попросили посторожить вещи. В зале появился невысокий усатый милиционер, уселся на лавке, развернул газету, пристально посмотрел на Левку, подошел, положил руку на его плечо.
— Пойдем!
— В чем дело? У меня вещи.
— Пассажиры присмотрят.
Милиция помещалась в здании станции на подпорках, кирпичных столбах. В небольшой комнате — диван, стол, сейф, окно, обитое по раме решеткой из полосового железа. Милиционер сел за стол.
— Как фамилия?
— Осинский.
— Та-а-ак… — милиционер закурил. — Вот здесь у меня объявление. Пропал мальчик. Приметы: волос светлый, нос курносый, глаза карие, фамилия Осинский. Выходит, ты?
— Я.
Милиционер отложил газету в сторону:
— Зачем от отца убежал?
— Он мне не отец. Я у него работал. Он плохо относился, бил, эксплуатировал. Я решил работать самостоятельно.
Послышался шум прибывающего поезда.
«Уедут… Без меня уедут… Что делать?» — испугался Левка.
Милиционер встал, направился к дверям.
— Ты посидишь здесь! Я провожу поезд. Вернусь — поговорим.
— Мне ехать надо! Обязательно! Это мой поезд! Я маршрута не знаю, понимаете, совсем не знаю маршрута, где я их буду искать? Пустите, товарищ милиционер! Я представление сорву!
— Не имею права! — сказал милиционер, вышел и щелкнул ключом.
«Что делать? Как убежать отсюда? — лихорадочно думал Левка. — Я же читал в книжках, как убегают. Через печку? Мала. Форточка?..»
Он просунул голову в форточку. Паровоз загудел. Звякнули буфера.
«Раз пролезла голова, значит пролезу весь…»
Держаться было не за что. Левка упал с трехметровой высоты, на лету перевернулся в воздухе и, даже не почувствовав боли от удара, побежал за вагоном. На подножке уже стоял Русидзе. Он протянул свои сильные, цепкие руки. Левка напряг силы, ухватился за них, подался вперед… Все!
Поезд подошел к Самтредия. Артисты выгрузили багаж. У вагона появился толстый добродушный милиционер.
— Осинский, мальчик? В Натанеби сел?
— Нет, не в Натанеби! — испуганно сказал Левка. — И не Осинский, Иванов!
— Зачем Иванов? Осинский. Пошли в отделение.
Левка умоляюще посмотрел на Русидзе. Тот развел руками.
Они зашли в пустое отделение милиции.
— Садись, мальчик. Документы есть?
— Ничего нет.
— Как так нет? Документов нет — порядка нет. Почему такое безобразие?
Левка рассказал свою печальную историю. Милиционер долго молчал. Сидел, сидел, смотрел на Левку, вдруг закричал:
— Тебе надо, как в селе выступил, справка брать!.. Как в городе — справка! Хоть что-то на руках будет! Какой-то порядок… А меня, между прочим, дядя Гулико зовут…
Левка показал письмо от Васильева.
— Как вы думаете, дядя Гулико, где Сабину искать? Я просто с ума схожу! Может, вы с вашими знакомствами поможете ее разыскать?
Дядя Гулико сидел за столом и ломал спички.
— Я, конечно, помочь не могу, — сказал, вздохнув, милиционер. — Чтобы человека найти, надо всесоюзный розыск объявлять. Но не волнуйся. Могла девочка в другой детдом устроиться. И туда, где твой Мишка Кац, могла. Или к родственникам убежала. Куда теперь тебе писать, не знает — ты ведь у нового хозяина. А в детдом писать ей некому…
— А Васильеву?
— Может, боится — попадет письмо к воспитателям или заведующему, ее разыщут, обратно вернут… — Дядя Гулико отбросил на стол пустой коробок. — Найдется девочка… Уверен…
Вошел начальник отделения милиции. Толстый милиционер встал, отдал честь.
— Садись, садись, Гулико, — сказал начальник. — Это кто? Тот самый мальчишка, что ли? По розыску? Беглец?
— Зачем по розыску? Зачем беглец? Никакой не беглец. Знакомый мальчик. Иванов.
Левка не верил своим ушам.
— Мне можно идти?
— Да, да, конечно, можно идти. Дяде Гамсахурдия кланяйся! — весело сказал дядя Гулико и подмигнул Левке.
Артисты остановились в гостинице. И тут Левка сразу вспомнил толстого милиционера Гулико. Администратор сказал Русидзе:
— Без документов в гостинице жить нельзя.
Администратор бригады заговорил со своим коллегой по-грузински. Тот покачал головой.
Мальчику пришлось ночевать на вокзале.
На другой день бригада выступила в железнодорожном клубе. Затем на волах двинулись по селениям в сторону Тбилиси. Как-то Мамия сказал Левке:
— Новость! В селе рядом работает Ладо Кахетелидзе со своей бригадой. Знаменитый артист! Любимец Грузии! Пойдем поглядим?
— Обязательно.
Ребята отправились на концерт. У входа в село висела афиша:
ЛАДО КАХЕТЕЛИДЗЕ НЕ НУЖДАЕТСЯ В РЕКЛАМЕ — ЕГО ЗНАЮТ ВСЕ!!!
Борьба с бывшим чемпионом России Василием БОГАТЫРЕВЫМ.
Поднимание гирь зубами!
Непобедимый дядя ЛАДО держит на груди оркестр с оркестрантами и пианино с пианистом!
Неоценимый дядя ЛАДО катает публику на карусели! Несравненный дядя ЛАДО побеждает шестьдесят зрителей!
УКРОТИТЕЛЬ БУРЫХ МЕДВЕДЕЙ РАФАЭЛЬ ВЕНАДЗЕ.
БОЛЬШАЯ ЦИРКОВАЯ ПРОГРАММА.
Акробаты-каскадеры Сико и Сако. Танцы на проволоке — Резниковы. Салонные жонглеры Абашкины.
Клоуны Пат, Паташон и Паташончик. И другие номера.
— У меня же друзья в этой бригаде! — радостно воскликнул Левка. — Павел и Валерия Абашкины! Я с ними у Дойнова вместе работал!
Абашкиных он встретил у клуба. Они очень обрадовались Левке, провели его за кулисы. Расспросам, воспоминаниям не было конца.
— Молодец, что от Дойнова ушел! Давно надо было!.. А Сабину жалко. Славная девочка. Найдется она, не волнуйся. И от Миши своего письмо получишь… А вон и дядя Ладо!
К ним приближался огромного роста грузин с бычьей шеей. Пиджак обтягивал могучие плечи. Уши-пельмени были сильно оттопырены. На одном глазу чернела повязка.
— Выдавили в борьбе, — шепнул Левке Павел.