— Две секунды даю! Нагружайся!
Люди бросились к машине, начали подсаживать в кузов женщин, детей.
— Сандро, залезай! Помогите Сандро! — кричала Сабина.
— Нет, нет, садись сама! Мест для женщин не хватит. Я на следующей попутной доберусь. Попятно, да?
Летчик включил газ.
— Без тебя никуда не поеду! — крикнула Сабина, соскакивая с подножки грузовика.
Машина умчалась, вздымая пыль.
— Ну и дура, понятно, да? — выругался Сандро. — Когда еще попутная попадется?
— Вовсе и не дура! — крикнула Сабина. — Тоже мне выдумал, тебя одного бросать! Верно, Шах?
К вечеру они вошли в лес. Тени сгустились. Земля была болотистой: под ногами чавкала вода. В поисках местечка посуше они попали в чащу. Больно кусалась комары.
— Стой! Руки вверх! — раздалось слева.
Из-за дерева вышли два красноармейца.
— Мы свои! Мы свои! — закричала Сабина. — Мы артисты цирка!
Шах вспорхнул с плеча и перелетел на дерево. Красноармейцы удивленно посмотрели на голубя, переглянулись.
— Документы!
— Нету документов. Все в Минске осталось, — сказал Сандро.
— Брешет, — возмутился первый. — А голубь-то, видать, связной!
— Факт, шпионы! — согласился второй. — Це румын! Видал, и серьга в ухе торчит! А ну, руки вверх! Кому говорю?
— Не стреляйте! — крикнула Сабина. — Нет у него рук!
— Как так нет?
— Нет, и все! — взволнованно сказал Сандро. — Свой я! Свой! Протезы у меня!
— Що це за протезы? Брешешь, румын!
— И не румын он вовсе! — крикнула Сабина. — Он грузин!
— Грузин я, грузин, понятно, да? — выкрикнул Сандро.
— Брешешь! У нас тут есть грузин. Кликни-ка, Петров, Джебраилова. Если врет — шлепнем!
«Раз Джебраилов, значит не грузин, а азербайджанец, — подумал Сандро. — Счастье, что я по-ихнему могу». И как только появился Джебраилов, начал быстро ему что-то объяснять по-азербайджански.
— Это наш, наш человек, — улыбнулся Джебраилов.
Переночевав у красноармейцев, Сабина и Сандро ранним утром снова двинулись в путь. Шли долго. Устав, присели передохнуть у колодца. Сандро снял туфли, закинул их в траву.
— Так легче идти, понятно, да? Да и развалились они. Знаешь, как ноги ноют! Миллион дали бы, не смог бы номер отработать…
— И мы с Шахом устали, — вздохнула Сабина. — Смотри-ка, танки!
Танки остановились у колодца.
— Подвезете, братишки, до станции?
— Садитесь. Как раз по пути.
Очень скоро Сандро попросил остановить танк, слез.
— Ты что? — удивилась Сабина, поправляя сарафан.
— Были бы руки, другое дело. И не рад, что сели сверху. Держаться-то нечем! Понятно, да?
Едва они пришли на станцию, как снова началась бомбежка. Они бросились по путям, мимо пылающего состава.
— В лесок! В лесок! — командовал Сандро.
Вместе с беженцами — в основном женщинами и детьми — они выбежали на поляну, белую от ромашек. В небе появились три самолета. Быстро снизившись, они метров со ста начали гоняться за беженцами, строчить по ним из пулеметов. Ярко светило солнце.
— Ложись! — зло скомандовал кто-то.
Но люди не ложились. Они с криками ужаса бежали и бежали к лесу, падая, сраженные пулями. Сандро обернулся и увидел Сабину. Встав на одно колено, девушка рассматривала что-то в высоких ромашках.
— Сабина, сюда! Скорее! Скорее!
— Тут ребеночек, Сандро! — звонко крикнула Сабина. — Живой!
Она подняла с земли запеленатого в розовое одеяльце ребенка и, поднявшись во весь рост, показала его Сандро, но вдруг снова медленно опустилась на колени и потонула в высоких ромашках. Над поляной, испуганно взмахнув крыльями, взлетел белоснежный Шах, сделал круг над местом падения Сабины и исчез в ромашках.
— Сабина! — вдруг потеряв голос, прошептал Сандро, поняв, что самое страшное, самое худшее свершилось, и, на секунду замерев на месте, стремительно побежал к ней.
Она лежала, примяв телом ромашки. Рядом дергался отчаянно кричащий младенец в розовом одеяльце. Сандро перевернул Сабину на бок, взяв ногой за теплое еще плечо.
На загорелой шее виднелась небольшая черная дырочка. Из нее медленно сочилась кровь.
Громко захлопав крыльями, снова взмыл в небо Шах и описал над ними несколько кругов.
Глава третьяВ военной Москве
В Московском цирке их встретил обаятельный человек с открытым красивым лицом.
— Познакомься, Лева, — сказал Владимир. — Это Евгений Михайлович Кузнецов. Художественный руководитель всех цирков.
— Милости прошу всех ко мне на чашку чаю, — пригласил Кузнецов. — Я живу здесь, в цирке, в помещении конторы. За скудность закуски извините… Сами понимаете…
За чаем Кузнецов рассказывал с увлечением:
— Я решил поставить пантомиму-буфф. Текст написал Самуил Яковлевич Маршак. Мы покажем жизнь типичного среднего гитлеровца, от его рождения, обучения в школе, в строю, до его отъезда на Восточный фронт. Роли юного Фрица, его папы, мамы, учителей, его невесты исполнят лучшие клоуны. После пленения Фрица должны отправить в зоопарк в качестве зверя-людоеда, в общество крокодилов, змей, лягушек, скорпионов, пауков…
— Мы, значит, вам на роли гадов и нужны? — скрасил, смеясь, Владимир.
— Вот именно! Гады и должны будут его уничтожить.
— Уничтожать фрицев мы готовы всегда, Евгений Михайлович, — сказал Владимир. — Но даже гады не примут в свое общество фашистов. Скажите, пожалуйста, об этом Маршаку.
На манеже «офицер» муштровал «юного Фрица».
— Для чего фашисту ноги?
— Чтобы топать по дороге! —
гаркнул юный Фриц.
— Грудь дугой! Втяни живот!
Бег на месте! Шаг вперед!
Фриц старательно выполнял все упражнения. Офицер командовал:
Левой, правой, раз и два!
— Для чего же голова?
— Чтоб носить стальную каску
Или газовую маску,
Чтоб не думать ничего.
(Фюрер мыслит за него!) —
вытаращив глаза, крикнул солдат.
Волжанские и Левка, сидящие на местах, засмеялись, зааплодировали. На манеже поставили декорацию Луврского музея. В центре установили белоснежную статую Венеры Милосской.
— Почему она без рук? — спросил у Левки лилипут.
— Ее так нашли при раскопках в Греции, — объяснил Левка.
Около статуи Венеры появился юный Фриц. Он был вдребезги пьян, чиркнул о бок Венеры спичку, закурил. И произошло нечто неожиданное…
Венера не выдержала… повернула голову, размахнулась ногой и ударила ею по физиономии распоясавшегося Фрица. Сделав несколько кульбитов, Фриц отлетел в сторону.
— Мировой трюк, Евгений Михайлович, — сказал шепотом Кузнецову Владимир. — Совершенно неожиданный.
— Верно, нравится? Очень рад, — обрадовался Кузнецов и крикнул Венере: — Отлично, Александр Александрович. На сегодня хватит.
Венера подняла ногу, сняла ею маску.
— Сандро! — радостно воскликнул Левка.
Сандро положил ногой маску на пьедестал, легко соскочил с него, побежал навстречу Осинскому.
Они забрались в укромный уголок на конюшне, и Сандро рассказал о смерти Сабины.
— А что с младенцем? — спросил Левка, помолчав.
Сандро тоже долго молчал, теребил подбородок пальцами ноги. Сказал, вздохнув:
— Никого вокруг не было… Как я могу ему помочь?.. Лежит он… Кричит… Носиком в землю уткнулся… Что мне делать? Повернул я его ногой, личиком вверх и вперед… Шах за мной не полетел, так и остался с Сабиной, как ни манил его…
Дадеш достал кисет, оторвал газету, отсыпал самосаду, ловко, обеими ногами свернул самокрутку, заклеил, чиркнул спичками, закурил, дал закурить Левке.
— Ну, иду я, стало быть… А он кричит… Иду, а совесть мучает… Не выдержал… вернулся… Взял его за шкирку и запрыгал на левой ноге. Устал сразу… Задыхаюсь… Переменил ногу, запрыгал дальше на правой… Потом в зубах нес… Не смог бросить… Еле дотащил до станции, отдал какой-то старухе… Самолеты опять спустились метров на сто и по публике: «Т-р-р-р-р!» За каждым человеком гнались, сволочи!.. И старуху убили и ребеночка… Не суждено, значит… Понятно, да?..
Он помолчал, снова свернул цигарку.
— Иду темным лесом… Кричат: «Ой-ой!» Из деревни бегут люди: «Герман вошел!» Надо бежать… Иду назад овражком. Сидит какая-то сволочь, фонариком сигналы подает, слышишь? Был бы ножик у меня или хоть камень… Под ногами мягкие листья. Нечем ударить. И еще босой ведь… Эх, пожалел я тогда, что туфли выбросил… А он вооружен. Но все равно до сих пор себе не могу простить, что смалодушничал, не стал драться.
Сандро задумался.
— Ну, а дальше что было?
— Добрался до Могилева. А его вот-вот возьмут… Пальба, дым! Все горит… Дошел до железнодорожной будочки. Хороший такой старичок там сидит. «Поезда не будет?» — спрашиваю. «Почему не будет? Будет! Поспи тут, отдохни, я разбужу».
Устроил меня в товарный вагон. В нем раненые. Прямо на полу. Я еле запрыгнул. Поехали. Сесть негде. Стою. В ногах крепатура страшная. Началась бомбежка. Я кое-как выпрыгнул… Кругом стоны, крики… Раненые, представляешь?.. Добрался до Тамбова… Ноги побитые, грязные, опухшие… Есть хочу — сил нет! Я к одной девушке: «Нельзя ли мне дать кусочек хлеба?» Она дала. Я около забора сел. Сижу, а кушать не могу: лапы грязные, и потом кругом народ. Прихожу в исполком, прошу отправить в Куйбышев. Там цирк. А мне какой-то тип предлагает: «Цирк подождет! В колхозах люди нужны!» Я говорю: «Как же я смогу в колхозе работать?» — «А что вы в цирке делали?» Я не стал объяснять, что рисовал, стрелял… Говорю: «Антипод работал. Бочки ногами кидал». — «Вот и в колхозе будете кидать!»
И смех и грех… Вмешался старший, отправил до Саратова. Оттуда в Куйбышев… Свет горит, нарядные люди ходят… Чудно!.. В общем до цирка добирался я месяц и семь дней. Лохмотья висят… Бородища выросла… Не узнали меня… А как узнали, в слезы, Левка… Только один дурак спросил: «Тебе ничего не жалко из барахла, что осталось в Минске?» Я лично ничего не жалею… Только банку белой черешни… Купил накануне. Мировые консервы, слышишь? Так я не успел ни одной ягодки оттуда съесть, представляешь? Дело не в том, я шучу, конечно, Левка…