Осинский от досады скрипнул зубами. После ухода врача Владимир предложил:
— Поезжай в Иваново. Поселишься у наших — у мамы или у сестры Кати. Они будут рады.
— Неудобно это, Володя.
— Удобно, говорю! Устроишься художником по рекламе, будешь серьезно лечиться. Цирк снимет тебе комнату, раз ты такой упрямый.
— Иного выхода нет… — согласился Осинский. — Вот теперь вижу, что дураком был — комнату в Москве бросил…
— Кто ж тебе велел? Сам виноват!
В Иванове пришлось долго лечиться. Обрубок очень болел, стал неметь. Осинский выполнял все предписания врачей, аккуратно принимал лекарства, ходил на процедуры.
Он познакомился с молодыми художниками Вячеславом Федоровым и Валентином Скворцовым, быстро подружился с ними. Начались поездки за город. Там новые друзья писали этюды. В городе посещали художественные выставки.
В комнатке Осинского разгорались горячие споры о живописи, о цирковой рекламе и вообще о жанре рекламы.
Сестра Славы Федорова работала фотокорреспондентом местной газеты. Она познакомила Осинского с ведущими фотографами города. Теперь в его комнате стало и вовсе тесно. Молодые художники и фотографы буквально дневали и ночевали в ней, завешали стены фотоэтюдами, эскизами, набросками, карикатурами.
С первых дней января Осинский начал потихоньку репетировать, стараясь не перегружать обрубок.
В феврале приехали в отпуск Волжанские.
— Я здоров теперь, совсем здоров, Володя! — без устали повторял Осинский. — И протез опять переделал. Он был слишком легким. Я заблуждался. Оказывается, чем тяжелее, тем лучше. Им стало легче двигать. И даже круговые движения начинают получаться, посмотри.
— Так что же ты хочешь этим сказать? Можешь ехать, что ли?
— Конечно, могу!
— Значит, отдохнем, и поехали?
— Поехали!..
Глава четвертаяКонец «Морской фантазии»
Кузнецов решил расширить номер «Морская фантазия» и попросил труппу Волжанских прислать свои соображения.
Все были счастливы. Одно предложение сыпалось за другим:
— Новый занавес сошьем! По специальному эскизу.
— Изготовим светящиеся в темноте костюмы!
— И лилии тоже светящиеся сделаем! И ковер!
— А может, главк пойдет на то, чтобы и балет в номер включить? Танец русалок каких-нибудь? Или нимф? А? Тоже в светящихся костюмах… Здорово? А?
— Конечно, здорово! Только такой номер скоро не сделать!
— Конечно, не скоро, — сказал Владимир. — Год-два, а может, и побольше. Неважно! За это время, думаю, и канат будет готов. Сам в канат перейду, а ты, Лева, главным в «Морской фантазии» останешься.
— Хорошо, Володя, очень хорошо! А художников пригласим ивановских — Славу Федорова и Валю Скворцова. Думаю, главк пойдет на это! Ребята знаешь как все здорово сделают!
— Правильно. И аппаратуру закажем в Иванове. И выпустим в Иванове. Пусть земляки поглядят!
— Целый номер, вернее, целый творческий вечер Волжанских можно будет устроить: «Морская фантазия», «Канат», «Этюд» с Ниночкой Банной, «Акробаты» с Колей и «Соло-эквилибр». Пять номеров и аттракцион.
— Просто «Цирк Волжанских»!
— Ладно, будет трепаться! Садимся за письмо к Кузнецову.
Ответ Кузнецова пришел в Ростов. Он одобрял все предложения и обещал помочь. Из Ростова труппа Волжанских отправилась в Одессу, потом в Днепропетровск, в Иваново, где сдали заказы, потом на Дальний Восток, оттуда в Омск, Свердловск, Казань.
Поезда в Иваново шли только через Москву.
— Из Мурома есть ветка на Иваново, — вспомнил Осинский. — Можно добраться быстрее.
— Не выдумывайте, — сказала Марина. — Наглядитесь еще на оформление, успеете.
— Нет, Левка прав, — загорелся Владимир. — Мы с ним сократим путь, выйдем в Муроме. Вы приедете, а мы все установим на манеже, повесим занавес, лампы, ПРК, наберем балерин… Словом, счастливого вам пути, мы остаемся в Муроме.
Они вышли на заснеженную платформу, отправились на станцию.
— Поездов на Иваново никаких нет, и не ходили никогда, — сказал кассир.
Друзья переглянулись.
— Что же делать? Поезд-то ушел…
Осинский почесал в затылке.
— А товарные-то хоть ходят?
— Ветка есть.
Они долго рыскали по путям, пока нашли состав, обратились к начальнику поезда. Тот согласился взять.
— Так и быть, раз артисты да еще новый номер делаете. Отправимся в двенадцать ночи. Пока можете погулять. Выпейте чайку или чего покрепче, согрейтесь. Очень холодно будет ехать.
В полночь они подошли к двухосному красному вагону. Начальник открыл дверь, осветил его фонариком. На полу лежал цемент.
— Смотрите, ребята, может, не стоит? Ведь цемент без мешков. А вы в шляпах, в легоньких пальто. Как же вы устроитесь?
— Ничего, на чемоданчиках… — сказал Волжанский и посмотрел на Осинского.
— На чемоданчиках… Хорошо будет… — неуверенно сказал тот.
— Ну, только не пищать! — начальник поезда задвинул дверь, запер ее на крючок.
— Забыл уже, как «зайцем» ездил, давно это было, — сказал Осинский.
— Вот и вспомнишь!
Сидеть на чемоданах было неудобно, затекали ноги, спина, к тому же в вагоне было очень холодно.
— Только нашим про товарный молчок, — сказал Владимир, — а то засмеют.
— Ясное дело, молчок. Скажем, в международном ехали. Зато все установим, занавес повесим…
Тронулись только в четвертом часу утра. От тряски в вагоне начала подниматься цементная пыль. Осинскии зачихал. Потом зачихал Владимир. Вскоре стало нечем дышать.
— Открой окошко, — сказал Владимир.
— Знаешь какая холодина будет?
— А задохнуться лучше?
Осинский с трудом открыл окошко. Оба высунули головы на мороз.
— Темнотища-то какая!
Усевшись на чемоданы, они дули на озябшие руки.
Владимир вскоре уснул. Через окошко начал пробиваться рассвет. Прозрачного воздуха от потолка оставалось всего пятнадцать-двадцать сантиметров. Все вокруг тонуло в густой серой пыли. От тряски чемоданы проваливались все глубже и глубже. Владимира стало совсем не видно. И Осинский вскоре оказался полузасыпанным.
— Вставай, Володя, задохнешься, — яростно затряс он друга за плечо.
Тот проснулся, глянул на Осинского и расхохотался.
— На черта похож! Только рожек не хватает! Неужели и я такой же?
— Ничуть не лучше. Как бы согреться?
— Побороться можно… Только вот цемент…
— Теперь уж все равно…
— Ну давай, в стойку… И не пищать!
Состав остановился часов в десять утра. Начальник поезда открыл дверь — и ахнул.
— Вот это да! Ну как, ребята?
— Наелись и напились цемента…
— А я что говорил? Еще одна неприятность. Дальше не поедем. Телеграмма пришла. Тут выгружаться будем.
— Что же нам делать?
— Отсюда на Иваново много товарняка идет.
Им удалось устроиться на платформе с тамбуром. Состав пришел в Иваново только под утро. Усталые, замерзшие, они спрыгнули на землю, поблагодарили старика кондуктора и двинулись по путям к станции «Иваново-пассажирская».
И вдруг свисток.
Их арестовали, повели в комендатуру. Друзья рассказали, как добирались. Военные рассмеялись, но документы проверили.
— Штраф возьмем за хождение по путям.
— Что ж, берите, воля ваша.
— Ладно уж, артисты! Пожалеем! Только «зайцами» больше не ездите.
— Зарекаюсь, — сказал Осинский. — Пошли, Володя!
— Да вы не спешите в город. Заберут вас в таком виде. Лучше вот горяченьким чайком побалуйтесь. А стемнеет — пойдете!
Когда они пришли домой, вся труппа уже была в сборе.
— С приездом, путешественники! А все уж сутки как дома. Что это с вами? Господи, крестная сила! — воскликнула мать Волжанского.
— Потом расскажем. Приключилась одна штука… Вы лучше про оформление расскажите. Видели занавес? Костюмы? Готово? Все готово?
— Все готово. Все на манеже установили. И костюмы мерили. Красота такая, что не опишешь!
— Пошли в цирк, — тут же сказал Владимир.
— Не выдумывай, — сказала Марина. — Завтра с утра пойдете. А сейчас воды вскипячу — мыться будете!
— Прямо дома, что ли?
— А в какую баню вас пустят? Вы в зеркало-то на себя глядели?
— Нет еще. Некогда было…
— А ну-ка за водой!
До поздней ночи проговорили о новом оформлении. Встали рано. Позавтракали и отправились в цирк. Проходя мимо газетного стенда, остановились.
— Все… В цирк можно не ходить, — сильно побледнев, упавшим голосом сказал Владимир, — назад пошли, домой…
— Что случилось?
— Беда. Страшная беда… Да читайте же. Читайте! — он указал на статью с броским названием «Апологеты буржуазного цирка».
Статья была подписана Н. Барзиловичем. Автор обвинял Кузнецова, режиссеров Арнольда и Шахета в космополитизме.
В статье Кузнецова называли «горе-теоретиком», обвиняли в низкопоклонстве перед Западом, за «протаскивание в советский цирк чуждых ему буржуазных тенденций», громили артистов Кио, сестер Кох, старика Цхомелидзе, клоунов Ролана и Дубино…
— Ясно тебе, что «Морской фантазии» теперь крышка? — сказал Осинскому Владимир.
— Ясно, — побелевшими губами прошептал Осинский. — Ясно… Все… Конец…
«Ведь если номер будет расформирован, я окажусь за бортом, — думал он, — я не смогу найти себя в другом жанре… Я никогда не смогу выступать без трико и маски. Со стыда сгоришь! Как скроешь протез? В каком еще групповом номере можно устроиться? Да ни в каком… Волжанские задумали новый воздушный аттракцион-канат. По канату нельзя ходить без шеста-балансира. А как нести балансир одной рукой? Нет, это невозможно. На канат лезть нельзя. Значит, придется расставаться с Волжанскими… Что же делать? Что же делать?..»
ЭпилогЗолотая медаль
Осенний дождь барабанил по большим, ярко освещенным окнам дворца Примасовских в Варшаве. В двухъярусном банкетном зале собрались цирковые артисты всех стран мира, члены жюри Первого международного фестиваля циркового искусства, множество корреспондентов.