— Выйдем, — повторил Левка.
Машка молча продолжал игру.
Не владея собой, Левка метнулся к Машке, вцепился в грязные длинные волосы и что есть силы начал трясти за них.
— Пусти! Убью! — взвыл оборванец.
Деловые настолько опешили, что даже не бросились на помощь своему вожаку, жались к стенкам.
— Получай, гад! — крикнул Машка.
Он направил два расставленных пальца прямо в Левкины глаза, но Левка, знавший этот зверский прием, успел приставить к своему носу ладонь ребром. Наткнувшись на нее, Машка отдернул руку, взвизгнул от боли.
Оба стояли друг против друга, тяжело дыша.
— Левка, сзади! — крикнула Сабина, вбегая в кузницу. — Берегись!
Левка мгновенно отпрыгнул в сторону, заметив Крысу с пустой бутылкой в руках. Она пролетела над ухом Левки, ударилась о стену, но не разбилась, а, подпрыгивая, покатилась по земляному полу.
В комнату ворвались остальные ребята. В драке победили серебряковцы. По пути к детдому счастливый Радик шел рядом с Левкой.
— До свидания, Радинька! — сказал Левка, обнимая брата. — Скоро приеду опять! Теперь тебя никто не тронет!
Через два дня Левка узнал, что Машка и Крыса по-прежнему жестоко издеваются над Радиком и другими малышами. Он снова отправился в Круглоозерное.
— Пришлось наказать твоего брата, — сказал ему заведующий.
— За что?
— Выбил камнем окно в конторе.
— Не может быть…
Вызвали Радика.
— Да, выбил, — хмуро признался он, опустив голову.
— Зачем ты это сделал? — рассердился Левка.
— Так…
— Что значит «так»? Зачем все-таки?
— Ни зачем… так…
Наконец, Радик сказал правду. Одному Левке, без заведующего.
— Я должен был это сделать. Понимаешь, должен!
— Что значит — должен?
— Машка с Крысой сказали: «Если ты свой, фартовый, а не легавый, не маменькин сынок, не тюфяк, перебей в конторе стекла». Я выбил, а Крыса говорит: «Это не считается. Тебе велели стекла во всей конторе перебить, а ты только одно окошечко. Значит, ты тюфяк!» И дал ногой пенделя. Он еще хуже Машки.
Левка и Миша разыскали Машку и Крысу.
— Сделаю, что хочешь, чтобы… ты не трогал наших. Придумывай!
— Докажи, что не тюфяк, что фартовый!
— Как доказать?
— Слимонь что-нибудь!
— Украсть?
— Ну да.
— Нет, этим не занимаюсь.
Деловые переглянулись, задумались. Молчали долго.
— Ладно, — хрипло сказал Машка. — Урал переплывешь, как Чапай?
— Пошли, — сказал Левка.
— Ты спятил! — воскликнул Миша. — В такой холод…
— Молчи! Ну как, Машка?
— Брешешь! На понт берешь! В такой холод? — воскликнул и Машка, тряхнув нечесаными космами. — Если нынче поплывешь, будет от меня супрыз. Самогону выставлю. Истинный Макарка!
— Самогону не надо. Наших не тронешь?
— В морду плюнешь! Разрази гром!
Он щелкнул о передний зуб грязным ногтем большого пальца и резко провел им поперек своей шеи. Выше этой клятвы у деловых не было.
Все вышли из кузницы. Дул холодный ветер. Небо было пасмурным. Скоро подбежала толпа детдомовцев. Все ахали, спорили, громко переговаривались. Ватага направилась к реке, осторожно спустилась по срыву, увлекая за собой кучи песка и камней.
По свирепому, бурному Уралу гулял ветер. Он был гораздо сильнее, чем на берегу, нещадно трепал сухую осоку, пронизывал до костей.
— Ну?.. — неуверенно сказал Машка. — Поплывешь?
Левка посмотрел на свинцовые тучи, сплошь обложившие небо, снял пальто, передал его Радику:
— Но надо, Левушка, потонешь! — заплакал Радик.
— Не потону.
Левка захотел снять курточку, но вмешался Крыса.
— Так не в законе, — сказал он. — Чапай переплывал одетым.
— Ладно! — коротко отрезал Левка.
Он ступил в воду, почувствовал, как она залила ботинок, захлюпала в нем. Вода была такой ледяной, что пальцы на ногах тут же онемели. Левка остановился. Вода пенилась вокруг ног. Холод поднимался по телу выше и выше. По спине, по груди, по всей коже. Ребята затаив дыхание наблюдали за Левкой. Он обернулся.
— Пусть кто-нибудь на лодке плывет на тот берег, возьмет пальто. Там оденусь.
— Я! — вызвался Машка.
— Я! — крикнули Васильев и Миша.
— Я! — сказал Крыса.
Левка поглядел на далекий берег и почувствовал, как от страха засосало под ложечкой, как мелко задрожали колени.
Он сделал шаг. Порыв ветра с бешеной силой налетел на него, засвистел, заревел ему в уши. Он поскользнулся на гладком камне, покачнулся как пьяный, стараясь удержаться на ногах.
«Может, отказаться?» — подумал он.
— Ну, что же ты? Сдрейфил? Мы готовы! — крикнул Крыса.
Эти слова придали Левке мужества. Он сделал еще шаг. Вода захлестнула колени. Брюки ледяным пластырем облепили лодыжки.
«Нет, не доплыву, не выдержу, откажусь…» — подумал он.
— Долго будем ждать? — насмешливо крикнул с лодки Крыса.
Левка решился. Набрал в легкие воздуха, метнулся в реку, проплыл немного под обжигающе-ледяной водой и вынырнул метрах в трех от берега.
Лодчонка крутилась неподалеку. Левка жадно глотнул воздух. Машка опустил руку за борт лодки, тут же выдернул ее, подул на пальцы и восхищенно воскликнул:
— Ох, и студеная! Смелый, паразит!
Вода бурлила вокруг пловца и лодки. Их сносило быстрым течением. Ребята перебегали по берегу, следя за ними.
— Рули к нему, — приказал Машка Крысе, — поплывем рядом! Мало ли что!
Левка плыл как заведенный, разрезая воду сильными бросками. Изо рта шел легкий пар.
«Только бы доплыть… Только бы доплыть… — мучительно думал он. — Хватит ли сил?.. Надо отдохнуть… Не свело бы ногу…»
Он перевернулся и поплыл на спине. Мешала одежда. Особенно ботинки. Они стали пудовыми, тянули вниз.
«Как бы их сбросить?.. Как бы их сбросить?.. Нет, никак!.. И думать нечего… Шнурки… Проклятый Крыса… Не выдержу… Зря спорил… Дурак… Сволочи деловые!.. Все сволочи!..»
Плыть становилось все тяжелее. От холода немело тело. Левка с трудом перевернулся на бок и поплыл дальше. Заветный берег был почти не виден.
— Левушка! Левушка! — громко кричал на берегу Радик, вытирая слезы кулаками.
Левка не слышал его отчаянного крика. Ему казалось, что плывет не он, а кто-то другой, что мускулы этого другого вот-вот лопнут, не выдержат, не смогут выдержать. Он задыхался.
— Подобрать? — услышал он далекий, встревоженный Машкин голос.
— Нет… Чапаев… никогда… не… отступа…
Левка не закончил фразы, хлебнул воды. Его словно ударило током. Сердце заколотилось: раз-два, раз-два-три, раз-два, потом молнией подскочило к самому горлу, словно пытаясь вырваться, доводя до удушья. Виски сдавило тисками, потемнело в глазах. Но каждый нерв, каждый мускул, каждая клетка его измученного тела приказывали ему двигаться вперед, и он поплыл дальше.
Только у самого берега Левка совершил оплошность: хотел встать, но не рассчитал глубины: дна не оказалось под ногами.
«Все! Конец!» — успел подумать Левка, уходя под воду, и неожиданно коснулся ногами дна. Тут же свело левую ногу, но он оттолкнулся правой и заставил себя всплыть на поверхность.
Он увидел, как, стоя по колено в воде, ему протягивали руки перепуганные Машка, Васильев и Миша. Но он не взялся за их руки, а сам подплыл к берегу, уже царапая руками и коленями по дну. Не решаясь встать на ноги, ползком пробрался к какой-то длинной траве и схватился за нее руками. Трава вырвалась из рук, обожгла ладони. Левка упал на грудь, стукнулся подбородком о дно, поднялся, шагнул вперед и очутился на берегу. Пройдя немного слабыми, неверными шагами, он потерял сознание и упал на камни лицом вниз.
Он пришел в себя, когда почувствовал во рту, в горле, в груди какой-то жидкий огонь.
— Пей, Чапай, пей! Это самогон, не бойся, — услышал он откуда-то издалека, словно сквозь вату, ласковый голос Машки.
Глава четвертаяС Новым годом!
— Что же вы не отдаете пятерку? — сказал Левка воспитателю. — Я прыгнул с крыши еще когда, послезавтра Новый год, а вы все тянете.
Воспитатель хмыкнул. Он сидел за столом в красном углу бревенчатой избы, под потемневшими образами с желтоватой стеклянной лампадкой, в валенках, без пиджака и сам напоминал одного из святых, нарисованных на иконе.
«Только сияния над головой не хватает. А так такой же блаженный», — подумал Левка.
За окном гуляла метель. Сквозь ее вой слышался дальний монотонный звон колокола, удары по рельсу.
— Значит, только для этого ты в такую рань и пришел?
— Нет. Я дежурный. В комнатах мороз. Чернила в чернильницах замерзают. Спим одетыми. На одеялах снег. И баню топить нечем.
— А забор что, весь сожгли?
— Весь.
Воспитатель молча покивал головой. Вошла тетка Настя — принесла самовар, поставила на стол. Покосившись на оборванного Левку, подошла к буфету, достала стакан, вытерла его передником, поставила перед ним.
— Пей, малец! Грейся! Небось замерз, пока дошел?
Левка поблагодарил, подсел к столу, отхлебнул глоток, закашлялся.
— Простыл, что ли?
— У нас, тетка Настя, все простыли, как не простыть?
— Одолжите для ребят дровишек, хозяюшка? — попросил воспитатель.
— Опять? Одолжу. Почему не одолжить? Только верни, жилец!
— Спасибо, обязательно верну.
— И в тот раз говорил — верну, а сам не вернул.
Колокольный звон умолк. Удары по рельсу прекратились. Левка подышал на оконное стекло, поцарапал пальцем толстый иней. Сквозь дырочку увидел вдалеке горящую бочку с керосином, силуэты людей. Стряпуха тоже глянула в дырочку.
— Можно бы бочку и погасить. Кончается веялица-то! Слава те, господи! Сжалился всевышний! Сколько дней подряд покосуха.
— У вас всегда так бочки жгут во время метелей?
— С испокон веку. И бочки жгут, и во все колокола звонят, и по рельсине стучат, чтобы не заблудились люди добрые во время куры!
Левка, обжигаясь, отхлебнул еще глоток.
— Ты ешь постный сахар-то, не стесняйся и сала отрежь! Хлебное сало-то, полезное! Корабли на воду спускают, так салом подмазывают. Ешь!