— У вас, хозяюшка, карандашика с бумажкой не найдется? — спросил воспитатель.
— У меня-то все найдется, это только у тебя, ученой головы, ничего нет, — с упреком проворчала тетка Настя, достала из-за иконы несколько листков бумаги, свернутых трубочкой, перевязанных ниточкой, выбрала один, разгладила, положила перед воспитателем.
Раскрыв буфет, она взяла старенький, треснувший чайник, сняла крышку, вытащила из него огрызок карандаша.
— Держи, писака-бумагомарака! Кому писать-то собрался?
— В Круглоозерное. Чтобы дровец подкинули, книги кое-какие прислали, продукты. Ребята туда завтра собираются.
— Ты насчет повидлы пропиши, чтобы дали. Кончилась повидла-то!
— Ладно.
— Ну и пишешь ты! Словно куры набродили! — сказала стряпуха, заглянув в бумагу. — Сам-то небось не поймешь, что написал.
— Держи! — воспитатель передал записку Левке. — Вы когда вернетесь?
— Числа второго. Так как же насчет пятерки?
— А зачем тебе деньги?
— Хочу купить курицу брату. Он только что из изолятора. Ушами болел.
— Ладно, раз такое дело, держи пятерку. С Новым годом!
Очень довольный Левка вышел из избы, крепко зажав в руке деньги, и, поеживаясь от холода, побежал к дому. Метель почти совсем утихла.
— Подъем! — громко закричал он, входя в комнату.
— Какой подъем? Каникулы. Дай еще поспать, — недовольно буркнул Миша, накрываясь с головой одеялом. Изо рта Миши шел пар.
— Подъем, говорю! Дрова есть! Будем топить!
— Да здравствует тетка Настя! — радостно завопил Васильев, поднимаясь с постели.
За ним следом начали вскакивать и остальные ребята. Только Миша по-прежнему лежал в пальто под одеялом, пытаясь согреться.
— Сейчас водой оболью! — пригрозил Левка.
— Попробуй облей, — сказал Миша. — Графин-то замерз!
— Зато есть снег! — крикнул Васильев и, собрав с подоконника снег, сунул его Мише за шиворот.
Миша завизжал, закашлялся и тут же вскочил с постели под общий хохот ребят. Натаскав дров, они первым делом истопили баньку. Банька топилась по-черному. Черным было все: и закопченные стены, и низкий потолок, и два котла, в которых кипятили воду, и бочка с холодной водой. На полу лежал толстый слой ярко-желтой соломы для тепла.
— Эй, Левка! — крикнул густо намыленный Васильев сквозь горячий плотный туман, пахнущий рогожей, вениками, простым мылом, копотью. — Поддай-ка еще!
— Спятили! — застонал тощий Миша. — И так дышать нечем!
— Сам на холод жаловался? Грейся теперь! Пар костей не ломит! — с хохотом воскликнул Левка, плеснув воду из деревянного ушата на кучу раскаленных камней. Вода закипела.
— Ой, задохнусь, ой, не могу! — завопил Миша, давясь раскаленным воздухом.
— Хочешь охладиться, айда за нами! — крикнул Левка, пробежал через предбанник, широко распахнул дверь и, громко хохоча, голышом нырнул в сугроб.
Следом за ним выскочило еще несколько смельчаков. От их раскрасневшихся тел валил пар. Окунувшись в снег, ребята, визжа от холода и восторга, стремглав вбегали обратно в жаркую баньку и что есть силы колотили друг друга вениками.
— Вы просто сумасшедшие, — сказал Миша. — Я бы тут же умер от разрыва сердца.
Наступил вечер. За окном монотонно трещал движок. Левка принялся оформлять стенную газету — новогодний выпуск. Миша устроился за столом напротив, разложив перед собой какие-то белые картонки и краски.
— Левка, — спросил он, — а как называется карточная масть с черным сердечком? Пики или вины?
— И так и так можно. А зачем тебе? Шулером решил стать?
— Нет, не шулером. Делаю Машке подарок к Новому году. Супрыз! А красные сердечки как правильно называть?
— Черви. На такую ерунду краски переводишь! И не жалко? Рисовал бы как я — карандашом. Могу дать.
— Не надо. А насчет красок — не твоя забота. Мои краски. Что хочу, то и рисую! А ты что малюешь?
— Карту продвижения папанинской льдины. Вот Гренландия, а вот Шпицберген, а вот льдина. Весь путь указан этими стрелками, видишь? Прямо от Северного полюса.
Левка закончил работу, снова с завистью поглядел на китайские краски, вышел, спустился по лестнице, постучал в комнату девочек.
— Заходи.
Все готовились к походу в Круглоозерное, клеили елочные украшения, шили мешочки для новогодних подарков братишкам и сестренкам. Сабина с тремя подружками склонилась над костюмом для Деда Мороза.
— Мишке не Деда Мороза изображать, а Кащея Бессмертного! Зачем ты его на эту роль выбрал? Худей что, никого не нашел? — напали на Левку девочки. — И на примерки его не дозовешься! И подушку для живота он не дает!
— Даст. Все будет в порядке, — сказал Левка.
— Даю, даю, нате! — появился в дверях Миша с подушкой в руках. — Пейте мою кровь!.. А крестики — крести?
— Крести. Давайте-ка репетировать!
Репетиция началась. Пели частушки Миши. Левка аккомпанировал на гитаре.
Посетим мы много стран:
Есть мечты у сильных.
Будет, будет капитан
Волк морской Васильев.
Хошь — пляши, а хочешь — пой,
Счастье жить на свете,
И Сабине быть звездой
Первою в балете.
Наша сильная страна
Воевать не хочет.
Будет Левка астронавт
И конструктор-летчик.
Хорошо, когда смешно.
Хохочи до колик.
Мишка в цирке все равно
Будет клоун-комик.
Обо всем не спеть зараз.
Мы кончаем скоро.
Крыса будет водолаз,
Машке быть боксером.
— А теперь я исполню пьесу собственного сочинения! — закричал Миша Кац. — «Тридцать лет спустя!» Или какими мы будем, когда соберемся в одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году здесь, в Серебряковском детском доме!
Все засмеялись, захлопали.
— Левка к тому времени будет водить обыкновенные пассажирские ракеты по маршруту: Москва — Луна — Москва. Все воздушные корабли — его собственной конструкции. Правительство отдаст ему весь архив Циолковского. А Сабина только что возвратится с гастролей с Марса.
— Откуда?
— С Марса.
Ребята снова захлопали. Последними репетировались сольные номера. Сабина танцевала «Испанский танец». Потом она сделала шпагат и несколько колесиков, а Левка — мостик.
— И все-таки, если бы ты тоже сделал шпагат, было бы куда интересней, — критически заметил Миша. — Как спец говорю!
— Не получается, — пожаловался Левка. — Сколько дней уже пробую — никак не могу сесть. Больно — сил нет.
— Раньше надо было начинать. С детства с самого, — сказала Сабина. — А теперь поздно. Ноги разорвет — и все! А он упрямый: все приседает да приседает. Я говорю — бесполезно, а он не слушает.
— «Американку» не хочет Васильеву проиграть, — сказал Миша.
Неожиданно погас свет.
— Опять раньше времени выключили движок, — недовольно сказал Левка, — десяти нет. А я еще воды не натаскал на утро.
К реке вела длинная обледеневшая дорожка, зигзагами вьющаяся между сугробами. Под ногами хрустел снег. Было светло и очень холодно. Левка шел, яростно растирая левой колючей варежкой щеки, лоб, нос. В правой руке он нес ведра, в одном из которых лежал топорик. Ведра громко звенели, стукаясь друг о друга.
— Ну и морозище! — сказал Левка вслух. — Градусов сто есть!
Прорубь обросла коркой тонкого льда. В одном месте лед был пробит. Казалось, что по нему ударили рейкой.
«Кто-то недавно брал воду…» — подумал Левка, наклоняясь, чтобы прорубить лед топориком, но тут же в ужасе выпрямился, выронив от неожиданности топорик. Топорик пробил лед и, булькнув, ушел под быструю черную воду.
В свете луны по ту сторону проруби стоял большой тощий волк. Вокруг пасти и на бороде его висели сосульки. Левка слышал, как дышит волк, видел пар, вырывавшийся из его ноздрей и пасти.
«Бежать!» — было первой мыслью Левки, но он сразу понял, что, если тронется с места, зверь тут же набросится на него.
«Если я чего-то сейчас не сделаю, то он нападет первым, разорвет в клочья», — подумал Левка, по-прежнему стоя как вкопанный.
Волк внезапно поднял переднюю правую лапу, насторожил уши, прислушался, точь-в-точь как это делают охотничьи собаки.
«Что это с ним?» — подумал Левка и тут же услышал издалека звонкий голос Миши:
— Левка-а-а! Где ты та-а-ам? Радик при-е-е-е-хал!
Осмелев, Левка громко зарычал на волка, застучал друг о друга пустыми ведрами. Волк, не ожидавший этого, метнулся в сторону и исчез за сугробами. Дрожа, словно в лихорадке, Левка швырнул ему вслед ведра.
В комнате Левка, которого продолжал по-прежнему колотить озноб, крепко прижал к себе брата:
— Спас ты меня! Спас, молодец, что приехал!
— А я к вам на Новый год! Соскучился в изоляторе-то! А тут попутные сани.
— А мы в Круглоозерное собираемся. Выступления приготовили.
— Вот и хорошо. Поедем завтра вместе.
В Круглоозерном Левку встретили, как героя. Курица была куплена и сварена наутро. Выступление в клубе прошло удачно. Правда, у Миши выскочила из костюма подушка и отклеился ус, но он, не смутившись, засунул подушку обратно и разговаривал, придерживая ус рукой. Это ничуть не испортило впечатления от выступления. Наоборот. Больше было смеху А Левка остался недоволен собой.
«Такую ерунду показал! Рано мне еще выступать…» — решил он.
Первого января ребята встали рано.
— Ну, неси курицу! — приказал Левка Радику. — Будет царский завтрак!
Радик притащил кастрюлю, открыл ее и обомлел. В ней лежала драная, старая тапочка.
— Пошли к Машке! — гневно произнес Левка.
Но идти никуда не понадобилось. Дверь раскрылась, и вошел радостный Машка.
— С Новым годом! Карты мировые! Спасибочки. Правда, крести красные, а бубны черные, но ничего. Зато картинки красивые. Вы нам супрызы, мы вам супрызы! Альбом пропили, несколько марок нашли. Держи, Васильев! А ты махру держи, Чапай! А тебе сеть, Мишка! Для рыбы. А Радьке его фонарик!
Радик взвизгнул от восторга.
— Спасибо, — сухо сказал Левка. — Особенно за этот супрыз.