Он указал на кастрюлю. Машка очень разозлился.
— Кура будет новая! — пообещал он. — На удочку враз поймаю во дворе у одного куркуля. Не куру, так индюшку. Верное дело. А кто куру спер — докопаюсь!
Виновник нашелся второго января. Ребята уже собирались назад в Серебряково. На розвальни погрузили дрова, мясо, книги, бачок с керосином, бочонок с повидлом.
— Ну, счастливо! — махнул рукой заведующий, и сани тронулись в путь.
— Стой, Чапай, стой!
Левка натянул поводья, лошадь остановилась. Подбежал запыхавшийся Машка, размахивая мешком.
— Казнил я его, казнил! По харе надавал той же тапкой, а потом казнил!
— Кого казнил? Как казнил?
— Муху намочил в чернилах и заставил съесть. Он божился, что не знал, чья кура, а я все равно заставил муху съесть. Потому как брешет. Здоровая была муха. Во какая!
— Кого заставил?
— Крысу. Он увел куру, гнида! Меня стал угощать. Он меня курой, я его тапкой! Он меня курой, я его мухой! Будет знать. А вот она, индя, что обещал. Чуть не влип с ней. На удочку поймал.
Левка наотрез отказался брать ворованную индейку.
— Ну и дурак! — изумленно произнес Машка. — Не хошь, как хошь! Сами слопаем. Во индя! На большой с присыпочкой! И Радьке твоему дам. А не станет жрать — получит, это уж факт. Фактический факт!
Глава пятаяВ Уральске
Летом 1938 года детдомовцев из Серебрякова перевезли в город Уральск. Через несколько дней Левка писал в Круглоозерное письмо.
«Здравствуй, Радик! Вот мы и в Уральске. Ничего себе городок. Это от вас километров в тридцати. Так что, конечно, по-прежнему буду навещать тебя. Живем в здании бывшей меховой фабрики. Ни окон, ни дверей. Питание бузовое. Не то что у тетки Насти. Залы большие. Спим кто на топчанах, кто на нарах. Сбили сами. И табуреты и столы — сами. Ходим в своем. Оборвались. Дали только пальто. Воспитатели есть хорошие. Вчера привезли одеяла. Половину деловые на вокзале продали. Ходим в кино. Последнее, что видел, — „Пат и Паташон в открытом море“ и „Паташон-боксер“. Миша Кац мирово копирует Пата. Смехота! Видели еще „Думу про казака Голоту“ и „Ленин в Октябре“. Сила! Вот и все новости. Поклон Машке и всем пацанам. Левка. Пиши».
Как-то, возвращаясь с прогулки по городу, Левка и Миша увидели на круглой тумбе серую рукописную афишу:
ГОРОД УРАЛЬСК. ГОРСАД. РАКОВИНА.
Со 2 июня и ежедневно.
БОЛЬШАЯ ЭСТРАДНО-ЦИРКОВАЯ ПРОГРАММА
Проездом обратно в столицу.
Жонглеры Абашкины, каскадеры!
ЧЕЛОВЕК-АКВАРИУМ, или ЧЕЛОВЕК-ФОНТАН!
Акробаты, клоунада.
ЧЕМПИОНАТ ФРАНЦУЗСКОЙ БОРЬБЫ!
Ежедневно борются три пары.
ИЗВЕСТНЫЙ БОРЕЦ ЯН ДОЙНОВ
ВЫЗЫВАЕТ БОРОТЬСЯ ЖЕЛАЮЩИХ ИЗ МЕСТНЫХ
ЛЮБИТЕЛЕЙ!
Перед борьбой парадный выход ВСЕХ борцов.
Борьбой будет руководить арбитр, известный московский спортсмен П. ЛАРСОН.
Ведет программу ПАНИЧ.
Партия баяна ПАНИЧ.
НАЧАЛО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ В 8 ВЕЧЕРА.
НАЧАЛО БОРЬБЫ В 9 час. 15 мин. ВЕЧЕРА.
ОКОНЧАНИЕ В 10 час. 30 мин. ВЕЧЕРА.
СПЕШИТЕ ВИДЕТЬ!!
— Ни одного артиста не знаю, — сказал Миша. Все незнакомые… Не были у нас в Одессе…
На цирковое представление детдомовцам купили двадцать билетов. Бросили жребий. Левка попал в число счастливчиков.
В городской сад ребята пришли задолго до начала представления. Они сразу заметили широкоплечего атлета с лицом гориллы. Очень загорелый, в ярко-зеленой шляпе и белой майке, он сначала сидел в кассе — продавал билеты, потом встал на контроле.
— На шее-то крестик, гляди! — шепнул ребятам Миша.
— Не то что у тебя, некрещеного, — пошутил Васильев.
— Проходите, проходите, пацанье, что уставились? — сказал атлет, обнажив ряд крупных зубов.
— Ребята, на уши гляньте, — тихо сказал Васильев. — Жуткое дело!
Уши силача походили на пельмени, все хрящи были смяты, переломаны от бесконечных схваток на ковре.
Атлет надорвал билеты, и ребята уселись на скамью, с нетерпением ожидая начала.
— Вот бы пощупать его уши! — мечтательно сказал Левка. — Интересно, жесткие они или мягкие.
— Подойди пощупай! — предложил кто-то из детдомовцев. — Такую плюху получишь, что сто раз перекувыркнешься!
— А вы думаете, они по-заправдашнему будут бороться? — сказал Миша. — У них заранее все подстроено. И роли распределены, как в театре. У них есть и герои, и комики, и злодеи.
— Ну да! — не поверил Левка.
— Я тебе говорю. Отец объяснял. Он-то знает точно. Они заранее сговариваются, кто на какой минуте под кого ляжет.
— Не бреши!
— Не верь, твое дело.
На эстраду, прихрамывая, вышел человек в черном лоснящемся костюме и, поклонившись, сказал:
— Привет! Привет всем впереди сидящим! А также позади стоящим!
Зрители зааплодировали. На сцену выставили табурет с баяном, покрытым куском желтого бархата.
— Первым номером нашей программы — «Турецкий марш» в исполнении известного баяниста-виртуоза Панича, го есть меня!
Кончив играть, баянист раскланялся и объявил:
— Следующим номером нашей концертной программы…
В тот момент за спиной у Левки, прямо над его ухом, раздался оглушительный звон и стук. Левка обернулся и не поверил своим глазам. За ним сидели… его любимые киногерои: длинноусый тощий Пат в котелке и коротышка Паташон в своей неизменной чаплашке на бритой голове. Паташон бил в большие медные тарелки, Пат — в огромный барабан. Ударяя в него войлочной колотушкой, он вопил:
День гуляю, три больной,
А на пятый выходной.
Ты, да я, да мы с тобой!
Ой та-ри-ра-ра! —
вторил Паташон, продолжая нещадно колотить в тарелки.
Ешь — потей! Работай — зябни!
А ходи, чтоб в сон кидало!
Зрители дружно захохотали и захлопали. Никто и не заметил, когда артисты успели занять места на скамейке позади детдомовцев. Панич очень рассердился, закричал на клоунов:
— Будьте любезны, не поднимайте шума! Эти места не для вас! Это места для публики!
— У нас сегодня выходной! Мы сегодня публика! — закричали артисты. — Значит, это наши места!
— А билеты у вас есть?
— Мы их отдали билетеру у входа.
— Сейчас узнаю! — строго сказал Панич и скрылся с эстрады.
Артисты растерялись.
— Ребятки! — обратился Пат к Левке и Мише Кацу. — Одолжите нам, пожалуйста, свои билеты. Мы их предъявим и тут же вернем!
Едва ребята успели вручить билеты, как появился Панич.
— Никаких билетов вы контролеру не отдавали!
— Прошу не оскорблять! Вот наши билеты!
Панич извинился перед артистами, убедившись, что все в порядке.
— Ну, а если бы у нас билетов не было? — спросил Пат.
— Тогда бы я вас за шиворот и вон!
— Это вы так со всеми поступаете, у кого нет билетов?
— Конечно!
Пат и Паташон уставились на Левку и Мишу и начали хохотать. За ними весь зал. А Левка и Миша громче всех.
— А ну-ка, проверьте билеты у этих ребят! — хором закричали Пат и Паташон и побежали на сцену.
Панич с извинениями вернул билеты ребятам и тоже поднялся на эстраду.
— Я продемонстрирую факирский номер под названием «Человек-аквариум», или «Человек-фонтан»! — объявил он.
Вынесли аквариум с лягушками и рыбками, ведро и поднос со стаканами. У ног баяниста поставили большое корыто. Панич зачерпнул стакан воды и выпил его залпом. За ним второй, третий, десятый… Ребята не верили своим глазам, удивленно глядели на Панича, который все пил и пил воду.
Зал хором считал количество выпитых стаканов:
— Двадцать девять… Тридцать…
— И не лопнет! — воскликнул Левка. — Вот носорог!
— В первый раз такой номер вижу, — сказал Миша, — тридцать девять… Сорок… Только от отца слышал…
Панич пил стакан за стаканом. Потом вставил в рот какую-то трубочку и выпустил через нее три высоких фонтана. Вставил новую — выпустил четыре. Новую — пять.
Артист подошел к аквариуму.
— Какой ужас! — брезгливо сказал за спиной Левки чистенький старичок. — Неужели и лягушек будет брать в рот? Это же негигиенично!
Старичок угадал. Артист глотал воду с лягушками и выплевывал их в корыто, предварительно вежливо осведомившись у зрителей:
— Как пожелаете, товарищи? Чтобы лягушки выходили изо рта вперед головками или задними лапками?
Лягушки и рыбки плюхались с высоты в корыто, громко ударялись о воду, поднимали брызги.
Старичок поморщился и сплюнул.
— Между прочим, плеваться тоже негигиенично, — сказал старичку Миша.
В заключение номера Панич пил какую-то желтоватую маслянистую жидкость, поджигал щепочку, прыскал на нее точно так, как делают хозяйки во время глаженья, и изо рта извергалось пламя.
— Неужели керосин? — удивлялись ребята.
— Не может быть. Тут какой-то фокус, — сказал Левка. — Или гипноз.
— Какой фокус? Какой гипноз? Не чувствуешь разве? — пошевелил ноздрями Миша. — Мне отец про такие номера рассказывал. Артисты так и называются — «керосинщиками».
— Знаменитый атлет Ян Дойнов продемонстрирует упражнения с гирями и красоту фигуры! — объявил Панич.
Дойнов оказался тем самым силачом в ядовито-зеленой шляпе и белой майке, что сидел в кассе. Сейчас он был в одних трусах.
— Демонстрируются мышцы! — объявил Панич после того, как Дойнов пожонглировал гирями и штангами. — Бицепсы и трицепсы!
Атлет заложил руки назад за спину, сжав кисти вместе. На руках проступили могучие мускулы. Потом, положив руки на голову, согнув локти, Дойнов заиграл мышцами.
— Вот это сила! — восторженно завопили детдомовцы.
— Знаменитый танец «Ойра-ойра»! — объявил Панич и заиграл на баяне «Ойру-ойру».
Под кожей Дойнова в такт быстрой музыке заплясали все мышцы.
— Для следующего трюка попрошу на сцену нескольких желающих! — пригласил Панич.
Левка и Миша выскочили первыми. На эстраду выкатили легкую двухколесную тачку с одной оглоблей, к концу которой была прибита небольшая рейка.